Валентина Мельникова - Колечко с бирюзой

— Ребятишек спасайте! Они ведь голодные, замерзли, спать хотят…

Боец сплюнул, выругался и понес девушку в глубину аллеи. Наташа глубоко вдохнула воздух, подняла руку и помахала на прощание всем, кто оставался за ее спиной. Потом выпрямилась во весь рост и пошла к столовой. Полы халата белыми крыльями взметнулись вверх, и Царевна-Лебедь капитана первого ранга Карташова миновала освещенное пространство. Не одно мужское сердце дрогнуло и сбилось с ритма, когда высокая стройная фигурка женщины ступила в темный проем, и тотчас же дверь с шумом захлопнулась за ней.

— Здравствуй, красавица, уже и не чаял с тобой свидеться. — Маленькие глазки на иссиня-бледном лице впились в женщину, которая только что появилась на пороге радиорубки. Это было узкое, тесное помещение с маленьким окном под потолком, которое в лучшие времена очевидно использовали еще и как фотолабораторию: в углу на столике Наташа заметила фотоувеличитель и ванночку для реактивов.

— Здравствуйте, Леонид Андреевич, — постаралась как можно спокойнее произнести Наташа. С первого взгляда на раненого она поняла, что дела его обстоят неважно. Темная корочка стянула тонкие губы, глаза лихорадочно блестели.

Наташа опустилась перед ним на колени, достала из саквояжа градусник и подала его Пеликану.

— Измерьте температуру, а я пока осмотрю бедро и колено.

— Погоди, — Пеликанов сжал ее руку, — опять Егорка что-то против меня придумал? Даже тебя не жалеет, второй раз вместо подсадной утки использует.

— Никто меня не использует! И в планы свои не посвящает! Я кошка, которая гуляет сама по себе и в ничьих указаниях не нуждается!

— Хочешь сказать, что ничего не знала о засаде на берегу, а здесь по собственному желанию?

— Я ничего доказывать и тем более оправдываться не собираюсь. — Наташа размотала самодельный бинт все из той же скатерти и подняла на Пеликана глаза. — Девочку стало жалко, побоялась, что погибнет…

— А меня тебе жалко?

— Поначалу — нет. Потому что самое паскудное дело прятаться за детские спины, Леонид Андреевич! И будь у меня пять минут назад в руках автомат, я бы не задумываясь весь магазин в тебя выпустила!

— А ты смелая! — Пеликан усмехнулся. — Не боишься, что за такие слова мои парни из тебя омлет сделают?

— Не боюсь, потому что я для тебя сейчас — самый важный, жизненно важный человек. Да и, кроме всего, мне тебя очень жалко…

Пеликанов усмехнулся:

— И с чего вы вдруг, Наталья Константиновна, воспылали жалостью к такому ничтожеству, которое и мизинца вашего драгоценного Егора не стоит?

— Не тебе судить, кто сколько и чего стоит! — Наташа внимательно осмотрела рану и покачала головой. — А жалко мне тебя потому, что раны у тебя такие же пакостные, как ты сам и вся твоя поганая свора! Рентгена здесь, конечно, нет, но, похоже, у тебя раздроблена бедренная кость, а колено, и на глазок видно, восстановлению не подлежит. Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, — очистить его от обломков кости, наложить тугую повязку и шину. Нужна срочная операция при общем наркозе, и, естественно, не в полевых условиях, надеюсь, тебе понятно, почему?

— Ногу можно сохранить?

— Ничего определенного сказать не могу. Но инвалидом останешься, это уж точно!

— Наташа, милая, сделай что-нибудь! — Пеликанов умоляюще схватил ее за руку.

Она пожала плечами:

— Поставлю обезболивающие, вколю антибиотики, чтобы заражение не началось — и это все, что я в состоянии сделать. Остальное — в условиях стационара!

— Выходит, ты предлагаешь мне выбросить белый флаг, чтобы спасти жизнь и ногу? — вкрадчиво спросил Пеликанов, но по лихорадочному блеску в его глазах Наташа поняла, что он на грани истерики. — Не-е-т, дорогуша! — выкрикнул он пронзительно. — Так дело не пойдет! В больнице мне ногу живо оттяпают, что им с зеком особо церемониться? А следом и головенку отвернут, которая слишком много знает и понимает!

— Послушай, воспаление уже началось. Смотри сам. — Наташа поднесла градусник к его глазам. — Тридцать девять и пять. Ты — человек грамотный, должен понимать. Рана инфицирована, если ее не обработать по всем правилам, начнется гангрена, заражение крови…

— Ничего, до утра я продержусь! Вот-вот автобус подадут. Рванем на юг, за горы, там меня никто не достанет! А друзья у меня есть везде. Только свистни, предложат все, что ни пожелаю. — Пеликанов посмотрел на парня, сидевшего на пороге с автоматом в руках. — А ну-ка, Леха, сбегай посмотри, что там в столовой делается?

Парень молча поднялся на ноги и вышел. Но тотчас его место занял не менее крепкий бандит.

Наташа набрала в шприц новокаин:

— Обезболивание только местное, так что терпи, голубчик!

Рана на колене представляла собой отвратительное месиво из костей, разорванных сухожилий, мышц и сгустков крови. Часовой, которого Наташа попросила подержать ногу Пеликана, побледнел и вздохнул с видимым облегчением, когда ему позволили вернуться на свое место.

Пеликанов сидел, прислонившись к стене, с закрытыми глазами, по лицу и вискам стекали обильные струйки пота, синие губы дрожали. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не закричать от боли, и несколько раз буквально впечатал кулак в стену. Наташа почувствовала к нему нечто вроде уважения и даже сочувствия. Но тут же напомнила себе, что перед ней — матерый бандит, на совести которого более десятка жизней, и принялась считать ему пульс. Сердце билось, как у загнанной лошади.

— Тебе плохо? — поинтересовалась Наташа, хотя понимала, что при подобном пульсе вряд ли кому бывает хорошо.

— Долго еще? — прохрипел Пеликан.

— Все, что в моих силах, я сделала, теперь остается уповать на Бога и твое благоразумие, — сказала Наташа, заканчивая бинтовать рану. Потом занялась окровавленным бедром. Выходного отверстия не было, значит, пуля застряла в мышцах или в кости. Второе предположение было наиболее вероятным.

— Позови-ка сюда парня, который тебе и девушке оказал первую помощь, — предложила она Пеликану.

— Зачем? Он все равно в медицине ничего не понимает! Так, несколько месяцев в травматологии санитаром проработал.

— Для санитара он неплохо справился. Но мне сейчас надо осмотреть детей, поэтому пусть он за тобой пока приглядит.

Пеликан что-то недовольно проворчал и уже громче сказал:

— На все про все тебе дается полчаса. — Похоже, он опять обрел способность приказывать.

— Но это уж как получится! — усмехнулась Наташа. — С тобой одним возилась почти целый час, а там все-таки дети. Четырнадцать человек, насколько мне известно.

— Четырнадцать, — буркнул Пеликан, — и две бабы-воспитательницы. И давай поторапливайся, — повысил он голос. — А то передумаю и не отпущу.

— Пока я их не накормлю, не осмотрю, шагу из столовой не сделаю! — Она повернулась навстречу коренастому Лехе, возникшему на пороге радиорубки. — Это ты, что ли, бывший санитар?

Парень молча кивнул.

— Молодец, вожатую, почитай, от смерти спас, думаю, тебе в дальнейшем это зачтется, когда судить будут…

— Но, но! — рассердился Пеликан. — Ты моих соколов не деморализуй! Они хлопцы боевые, в обиду себя не дадут!

— Посмотрим, но учти: с такой оравой заложников, тем более детей, тебе далеко не уйти. — Наташа посмотрела на раненого и усмехнулась. — Хлопцы у тебя, конечно, боевые. Особенно против женщин и детей бесстрашные. Но на амбразуру за тебя не лягут и, если ты, не дай Господь, окажешься им в тягость, а при твоем нынешнем положении я в этом не сомневаюсь, бросят под первым же кустом, если не хуже.

— За мое спасение им кругленькая сумма в баксах причитается.

— А если они тебя в безвыходной ситуации просто-напросто пристрелят?

— Не пристрелят! — усмехнулся Пеликанов. — Кое-кому я живой нужен, вот тут, — постучал он пальцем по лбу, — такое имеется, что, кроме меня, никому на свете не известно! — Он торжествующе посмотрел на женщину. — Не знаю, чего ты добиваешься, но, пока я добрый, иди к пионерам, иначе вообще из этой комнатенки не выпущу!..

Обеденный зал столовой освещали лишь несколько светильников. Столы и стулья были сдвинуты к дверям, ведущим с первого этажа. Две женщины, одна лет сорока, а другая совсем молоденькая, прижавшись друг к другу, сидели на полу под окошком с надписью «Грязная посуда». Боевики стояли в простенках между окнами, молча лежали на полу.

Наташа подошла к женщинам и кивнула на бандитов.

— Это все?

— Нет, еще есть самый главный, и с ним двое, и четверо, кажется, на первом этаже. Там всего одно окно, зато двери на обе стороны клуба выходят.

— Итак, — Наташа мысленно подвела итог, — семнадцать человек заложников и пятнадцать-шестнадцать бандитов. Почти один к одному… Детей кормили? — громко спросила она женщин.

— Не получилось, — испуганно ответила старшая, — бандиты нас к ним не подпускают. Анна вон попробовала… — кивнула она на младшую с багровым украшением под глазом.

— Значит, сделаем так: вы идете на кухню и готовите детям еду. Вход в склад продуктов открыт?

— Да, повара сбежали и забыли закрыть. Но ужина не было, и поэтому есть два бака молочной каши, какао и хлеб с маслом. Остыло все, правда!

— Не беда! А бандиты ели?

— Вроде нет! Им же не до того было!

— Вот и их покормите заодно!

— Еще чего не хватало! — взвилась молодая. — Я им куска не подам за то, что они, сволочи, сотворили!

— Успокойтесь! — прикрикнула Наташа. — Сытый человек гораздо добрее и сговорчивее голодного. А нам с вами нужно думать, как спасти детей и себя.

Девушка фыркнула, но пошла на кухню следом за воспитательницей. Через минуту послышались бря-канье крышек кастрюль и звон посуды, и дети, и бандиты оживились. Они, как по команде, повернули головы в сторону кухни.

Один из боевиков жестом подозвал к себе Наташу и приказал сесть рядом.

— Чего тебе здесь надо?

Она по голосу поняла, что перед ней кавказец.

— Леонид Андреевич разрешил накормить детей и вас заодно. Сколько они, часа три уже в окнах сидят?

— Так, кажется. Но учти, ни одного из окна я не уберу, пока не придет автобус!

— Подумай: от усталости они могут выпасть из окна, ночь на дворе, им спать давно пора, да и в туалет сводить не мешает.

— Ты, докторша, совсем с ума сошла? Хочешь моих пацанов вместо этих сопляков на окна посадить? За дурака меня держишь?

— Все вы здесь очень умные, как я погляжу! А когда воспитатели будут кормить детей и по очереди водить в туалет, я сама там посижу, чтобы твоих пацанов ненароком не продуло!

— Достала ты меня, докторша! — Кавказец выругался. — Думаешь, здесь курорт Минеральные Воды или санаторий? То дай, это сделай, своди туда, своди сюда… Тогда и моих парней проводи на унитаз, на пару вон с той молодухой! Но если они и вам штаны спустят, не обессудь! Я первым к тебе в очередь стану! — Он попытался ущипнуть ее за грудь, но Наташа ударила его по руке и вскочила на ноги.

— Ты у Пеликана спроси, кто ко мне первый в очереди, он популярно тебе объяснит! Но учти, если тебе прострелят задницу, я к тебе не подойду.

— Ладно, хрен с тобой! — Бандит опять лег на пол. — Корми, пои, но учти, что на крышах сидят их снайперы, могут ненароком и тебе в башке сквозняк устроить!

Наташа обошла детей. Девять девочек и пять мальчиков, зареванных, дрожащих от страха и холода, смотрели на незнакомую женщину в белом халате с такой тоской и надеждой, что она сама чуть не разрыдалась. Наташа вместе с вожатой собрали в столовой какие были полотенца, скатерти, халаты, шторы. В эти тряпки они закутали детей, чтобы уберечь их от ночного холода, который в горах ощущается особенно сильно.

Прошло уже почти два часа, как Наташа очутилась здесь, но обещанный автобус все не появлялся, и бандиты начали беспокоиться.

Иногда Наташа подходила к окну и из-за спин детей пыталась разглядеть, что же делается на территории лагеря. Однако свет мощных прожекторов слепил глаза, и разобрать, что происходило за стенами столовой, было практически невозможно. В какой-то момент Наташе показалось, что по краю площадки мелькнула тень, и тотчас с первого этажа ударили два автомата. И вновь все стихло…

— Эй, Пеликан, выходи на связь! — раздался вдруг из темноты усиленный мегафоном голос. — Автобус подогнали. Патроны и гранаты в наличии, сколько просил, все теперь твое!

Репродуктор откашлялся:

— Все относительно, начальник! Было твое, стало мое. Но к тебе вернется, гарантирую, если помешаешь в горы уйти!

— Баш на баш, Пеликан! Мы тебе автобус и оружие, ты возвращаешь детишек и женщин!

— Ну, ты даешь! — Пеликан расхохотался. — Чтобы ты из-за первого же куста нас из гранатомета шибанул или что похуже придумал? Не на того попал, корешок! Требования остаются прежними: автобус, оружие, дети. Границу благополучно пройдем, слово даю, всех отпущу! Подгоняй автобус, пока я не разозлился!