Даниэла Стил - Колесо судьбы

— Твоя мать не будет в восторге, Тэн.

— Я не обязана ей докладывать об этом. По-твоему, она должна знать каждый мой шаг?

— Но что как тебя снова арестуют?

— Тогда я позвоню тебе, и ты внесешь за меня залог. — Она сказала это совершенно серьезно, но он с сомнением покачал головой.

— Не выйдет — я в это время буду в Швейцарии.

— Вот бродяга!

— Я тебе не советую, Тэн.

— Оставь свои советы при себе.

Однако накануне вылета она слегла в постель с очень высокой температурой. У нее оказался вирулентный грипп. Вечером она попыталась встать и уложить вещи, но ее шатало от слабости. Она позвонила в Вашингтон. К телефону подошел Фримен Блейк.

— Вы слышали печальную новость… — В голосе, звучавшем точно со дна глубокого колодца, была неизбывная печаль.

— Какую?

Он не мог говорить, только плакал, и Тана, еще ничего не зная, тоже начала плакать.

— Она мертва… ее убили вчера вечером, они ее застрелили… мою девочку… мое дитя… — Он не мог продолжать. Тана рыдала вместе с ним, напуганная почти до истерики.

Наконец трубку взяла Мириам. Она тоже была расстроена, но держалась лучше, чем муж. Мириам сказала ей, на какое время назначены похороны, и в утро Сочельника Тана, вся в жару, вылетела в Вашингтон. К тому времени гроб с телом Шарон уже привезли домой. Проститься с нею приехал Мартин Лютер Кинг, который произнес надгробное слово.

В программе новостей центрального ТВ было передано сообщение о смерти Шарон Блейк; фотокорреспонденты ломились в церковь, бесцеремонно направляя вспышки юпитеров в лица убитых горем людей. Фримен Блейк совершенно не владел собой: он потерял обоих своих детей, отдавших жизнь за одно и то же дело. После похорон Тана провела недолгое время в доме своих друзей. Они сидели и тихонько разговаривали.

— Употребите свою жизнь на что-нибудь полезное, дитя, — сказал ей Фримен Блейк, глядя на нее потухшими глазами. — Выходите замуж, рожайте детей. Не надо следовать примеру Шарон. — Он снова заплакал. Доктор Кинг увел его наверх, а к Тане подсела Мириам. Слезы лились в этом доме не переставая, Тана была совершенно обессилена горем и лихорадкой.

— Я так опечалена, миссис Блейк.

— Я тоже. — Ее глаза казались реками, из которых струилась боль. Она прошла через это, но удержалась на ногах. Такую, как она, не могло сломить ничто, и Тана невольно залюбовалась ею. — Что вы собираетесь делать, Тана?

Она не совсем поняла, что имелось в виду.

— Полечу домой. — Тана хотела успеть на последний авиарейс, чтобы провести Рождество с матерью. Артур, как всегда, уехал куда-то с компанией друзей, и Джин осталась одна.

— Я хотела сказать — после окончания колледжа.

— Пока не знаю.

— Вам никогда не хотелось поработать в государственных структурах? Наша страна испытывает нужду в энергичных людях. — Тана с улыбкой вспомнила, что говорила Шарон о ее несгибаемой твердости. Вот и сейчас, не успев похоронить дочь, она уже готова вернуться на поле битвы. Это и пугало, и привлекало девушку. — Вы можете заняться юриспруденцией. Вы из тех людей, которые могут изменить положение дел; вам это под силу.

— Я в этом не уверена.

— Можете не сомневаться. Вы наделены сильной волей. Шарон тоже была волевая, но у нее был другой склад ума. В некотором отношении вы похожи на меня, Тана. — Это утверждение испугало девушку: она находила Мириам чересчур холодной и не хотела походить на нее.

— Разве? — спросила она чуть удивленно.

— Вы знаете, чего хотите, и добиваетесь этого. Тана улыбнулась.

— Не скажите.

— Вы не дрогнули даже тогда, когда вас выбросили из «Грин-Хиллз».

— Мне просто повезло: один из моих друзей посоветовал пойти в Бостонский университет.

— Но вы в любом случае приземлились бы на ноги. — Она помолчала, потом сказала со вздохом:

— Подумайте над моими словами. У нас не хватает хороших юристов, Тэн; вы нужны нашей стране.

Пожалуй, это было сказано слишком сильно в отношении двадцатилетней девушки. Сидя в самолете, Тана пережевывала эти все еще звучавшие в ее ушах слова, но они заглушались рыданиями убитого горем отца Шарон, словами, сказанными ее подругой, когда они жили в «Грин-Хиллз», когда гуляли по улицам Йолана; Тану захлестывали воспоминания, она снова и снова вытирала лицо, а слезы все не иссякали. Под конец она вспомнила про ребенка Шарон, которого отдали в чужие руки четыре года назад. Где он? Что с ним? Тане представилось, что Фримен тоже думает сейчас об этом. Теперь у четы Блейков не осталось никого.

И в то же время она продолжала думать о советах Мириам. «Страна нуждается в вас…» Тана заикнулась об этом своей матери, прежде чем ехать в университет. Джин Робертc пришла в ужас.

— Какая еще юридическая школа?! Разве ты мало училась? Сколько же можно учиться? Всю жизнь?

— Но если это принесет мне пользу…

— Почему ты не хочешь устроиться на работу? Там ты можешь повстречать кого-нибудь.

— Ради всего святого, мам!

Джин зациклилась на одном: «встретить кого-нибудь», «пристроиться», «нарожать детей». Но Гарри, когда она поделилась с ним своими планами, тоже отнесся к ним прохладно.

— Господи Иисусе! Зачем это тебе?

— А почему бы и нет? Это может оказаться интересным. Вдруг у меня получится. — Она все больше загоралась этой идеей, пока наконец не уверовала, что юриспруденция — ее призвание. Она увидела в ней смысл и цель жизни. — Я подаю документы в юридическую школу при Калифорнийском университете, в Беркли. — Решение было окончательным. Существовало еще два юридических колледжа, куда она собиралась обратиться на всякий непредвиденный случай, но предпочтение отдавалось Калифорнийскому университету.

Гарри уставился на нее, еще не поверив до конца.

— Ты это серьезно?

— Вполне.

— Но это безумие, Тэн!

— Ты не хочешь присоединиться ко мне?

— Ну нет! — Он пренебрежительно усмехнулся. — Как я уже сказал, это не для меня. Я хочу малость порезвиться.

— Тебе не жаль на это времени?

— Жду не дождусь желанной свободы.

С не меньшим нетерпением Тана ожидала ответа на свое заявление. В мае ей сообщили, что она принята. Она даже получила право на неполную стипендию; кроме того, у нее были сбережения.

— Я выбрала свой путь.

Они с Гарри сидели на лужайке возле ее общежития.

— Ты уверена, что не ошиблась?

— Как никогда прежде. — Они обменялись долгими взглядами, думая о скорой разлуке.

Она поехала в Гарвард на церемонию выпуска, где лила обильные слезы — о Гарри, об ушедшей из жизни Шарон Блейк, о Джоне Кеннеди, убитом семь месяцев тому назад, о людях, которых она встречала, и о тех, с кем никогда не встретится. Заканчивалась некая эра в жизни их обоих. На своей собственной выпускной церемонии она снова плакала, как и ее мать. Приехал даже Артур Дарнинг. А Гарри сидел в заднем ряду, делая вид, что старается завоевать симпатии молоденьких девушек-новичков. Однако его взоры были прикованы к Тане. Сердце его устремилось ей навстречу и вслед за тем упало, когда он подумал, что их пути отныне разойдутся. Они неизбежно пересекутся вновь, и он будет ждать этого. Он всем сердцем желал ей удач на ее пути. Пусть ей будет хорошо и спокойно в Калифорнии! Но это так далеко — у него защемило сердце при одной мысли об этом. Однако другого выхода нет — он должен ее отпустить… пока. Слезы выступили у него на глазах, когда она спускалась со сцены, держа в руках диплом бакалавра, такая юная и свежая, с большими зелеными глазами, блестящими золотистыми волосами и яркими губами, которые он так страстно мечтал поцеловать целых четыре года. Когда он поздравлял ее, эти самые губы скользнули по его щеке, и на какой-то миг — всего на один миг — он ощутил ее близость, заставившую его вздрогнуть.

— Спасибо, Гарри! — В ее глазах стояли слезы.

— За что? — спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.

— За все.

На них надавили стоявшие вокруг люди, и счастливый момент был утрачен. Гарри показалось, что ее оторвали от него насильно. С этого момента началась их раздельная жизнь.

В этот раз дорога до аэропорта показалась нескончаемой. Тана взяла такси. Джин решила проводить ее. Бесконечное молчание, короткие отрывистые фразы, словно автоматные очереди вдогонку противнику, скрывшемуся в кустах… Но наконец они приехали. Джин так настаивала на том, чтобы заплатить за такси, словно это была последняя возможность что-то сделать для своей девочки, единственный в жизни шанс. Видно было, что она с трудом сдерживает слезы. Тана сдавала багаж.

— И это все, что ты взяла с собой, родная? — Джин нервно повернулась к дочери, и Тана кивнула, улыбаясь.

Ей тоже было трудно в это утро. Не надо больше притворяться. Долго-долго она еще не приедет домой. Ну разве что на каникулы, на пару дней. А если ей удастся зацепиться в Боалте, скорее всего она больше никогда не будет жить в своем доме. Когда она ездила учиться в «Грин-Хиллз» или в Бостонский университет, ей не приходилось решать жилищную проблему, а сейчас она была готова уехать насовсем. Но на лице Джин застыло выражение паники. То самое выражение, что она носила вот уже двадцать три года, с тех пор, как Энди Робертc ушел на войну. Понимание того, что ничто и никогда уже не будет по-прежнему.

— Ты ведь позвонишь мне вечером, дорогая, не забудешь?

— Нет, мама, не забуду. Но на будущее не могу обещать, — улыбнулась Тана. — Если верно все, что я слышала, то полгода у меня времени не будет вздохнуть.

Она уже предупредила мать, что на Рождество приехать не сможет, да и дорога слишком дорога. Джин с этим смирилась. Она надеялась, — может быть, Артур купит ей билет, чтобы слетать к дочери, но тогда нечего и думать о том, чтобы провести Рождество вместе с ним. Ах, жизнь так нелегка. А для многих она — одни трудности.

Ожидая объявления посадки, они выпили по чашке чаю, смотрели, как улетают самолеты. Тана не раз ловила на себе пристальный взгляд матери. Двадцать два года мать заботилась о ней, формально сейчас это кончалось, и обеим было нелегко.

Неожиданно Джин взяла дочь за руку и посмотрела ей в глаза:

— Ты действительно хочешь именно этого, Тэн?

— Да, мама, — спокойно ответила Тана.

— Ты уверена? Тана улыбнулась:

— Конечно. Знаю, тебе это покажется странным, но я хочу именно этого. Никогда еще я не была так уверена, хотя мне придется нелегко.

Джин нахмурилась и задумчиво покачала головой. Странное время для такого разговора, перед ее отъездом, и место странное, среди множества людей, ну что ж, они сейчас здесь… Джин снова подняла глаза на дочь и высказала то, что было у нее на сердце:

— Такая карьера больше подходит мужчине. Я никогда не думала…

— Я знаю, — печально ответила Тана, — ты хотела бы, чтобы я была вроде Энн. (Энн жила в Гринвиче с отцом, у нее только что родился первенец. Муж ее был полноправным партнером в фирме «Шерман и Стерлинг», имел «Порше», а Энн — «Мерседес» — седан. Любая мать мечтала бы о таком счастье для дочери.) — Но это не для меня, мама. Я никогда не стремилась к такой жизни.

— Но почему? — не могла понять Джин. Возможно, в чем-то она ошиблась. Наверное, это ее вина.

Тана покачала головой:

— Может быть, мне нужно что-то большее. Может быть, я хочу, чтобы это было достижением моим, а не моего мужа. Не знаю, но мне кажется, что я не могла бы быть счастлива, имей я все, что есть у Энн.

— Я думаю, что Гарри Уинслоу влюблен в тебя, голос матери звучал мягко, но Тана не хотела вслушиваться в слова.

— Ты ошибаешься, мама. (Ну вот, опять начинается.) Мы очень любим друг друга, нежно, по-дружески, но не влюблен он в меня, и я тоже нет.

Тана хотела вовсе не этого. Он ей нужен как брат, как друг.

Объявили посадку на самолет. Джин кивнула и ничего не сказала. Она предприняла последнюю попытку изменить решение Таны, но ничего не могла предложить взамен: ни увлекательной жизни, ни мужчины, ни подарка, перед которым нельзя устоять, — все равно ничто не заставило бы ее дочь отказаться от своего пути. Тана взглянула в глаза матери, потом крепко обняла ее и шепнула на ухо:

— Мам, я так хочу. Я уверена. Клянусь.

Попрощались. Тане казалось, будто она улетает в Африку. Словно в другой мир, в другую жизнь, — в каком-то смысле так оно и было. Мать горевала, разрывая сердце Таны. Джин не утирала слез, струящихся по щекам, махала рукой. Поднимаясь на борт самолета, Тана крикнула:

— Я позвоню вечером!

— Но уже никогда не будет по-прежнему, — шептала про себя Джин, глядя на закрывающиеся двери, на отъезжающий трап, на гигантскую птицу, набиравшую разбег и наконец оторвавшуюся от земли. И долго-долго глядела ей вслед, пока та не превратилась в сверкающую точку. Вышла на улицу, чувствуя себя очень маленькой и очень одинокой, остановила такси и поехала назад в контору, туда, где Артур Дарнинг нуждался в ее помощи.