— Ты серьезно? Но почему?

— Потому что мне не нравится работать на чужого дядю и мне надоело защищать этих ублюдков. Они все совершили эти преступления, даже если и клянутся, что не делали этого, или, во всяком случае, большинство из них. Меня просто тошнит от всего этого. Пора все изменить. Я собираюсь стать партнером одного знакомого адвоката.

— А тебе это не наскучит? Обычные гражданские дела? — У нее это прозвучало как нечто заразное, и он, расхохотавшись, покачал головой.

— Нет, мне не надо такого воодушевления, как тебе, такой страсти, Тэн. Я не смог бы нести такой крест, как ты это делаешь ежедневно, изо дня в день, изо дня в день. Я восхищаюсь тобой, но сам буду абсолютно счастлив, имея небольшую спокойную практику и Аверил с детишками.

Гарри никогда не был тщеславен и довольствовался настоящим положением вещей. Тана почти завидовала ему. Ее же сжигал какой-то более мощный огонь. Это было то, что Мириам Блейк усмотрела в ней десять лет назад, и это до сих пор сидело в ней. Оно требовало все более сложных дел, перекрестных допросов, постоянно искало все более тяжелых испытаний. Ей особенно польстило, что в следующем году она была включена в список комиссии из прокуроров, которые встречались с губернатором для решения сложных вопросов, влияющих на криминальные процессы по всему штату. Этой работой занималось полдюжины юристов, все, кроме нее, мужчины: двое из Лос-Анджелеса, двое из Сан-Франциско, один из Сан-Хосе, — и это была, как она полагала, самая интересная неделя в ее жизни. Тана находилась в постоянном возбуждении. Прокуроры, судьи, политики заседали далеко за полночь, и когда она добиралась до постели, то бывала настолько взбудоражена этими разговорами, что не могла заснуть еще часа два. Она лежала без сна, снова и снова все переосмысливая.

— Не правда ли, интересно? — сидящий рядом прокурор склонился к ней и заговорил приглушенным голосом. В этот день они слушали обсуждение губернатором проблем, о которых она накануне спорила с кем-то из присутствующих. Он занимал точно такую позицию по этим вопросам, что и она, и ей захотелось встать и поприветствовать его.

— Да, — шепнула она в ответ.

Это был один из прокуроров из Лос-Анджелеса: седоволосый, высокий и привлекательный. На следующий день они сидели рядом за обедом, и Тана была поражена его щедростью и великодушием. Он был интересный человек, уроженец Нью-Йорка, учился в Гарвардском юридическом колледже, затем переехал в Лос-Анджелес. — Ну, а последние несколько лет я жил в Вашингтоне, работал в правительстве, но только что вернулся на Запад и очень рад, что так поступил, — улыбнулся он. Держался он непринужденно, улыбка его была теплой; Тане понравились его идеи, когда они снова разговорились в тот вечер, а к концу недели все они почувствовали себя друзьями. Прошедшая неделя была наполнена восхитительным обменом мнений, идей, взглядов.

Он остановился в Хантингтоне. До отъезда он предложил ей посидеть за бокалом вина в «Этуали». Их взгляды и мысли были сходны, как ни у кого из присутствующих на заседаниях комиссии. Тана обнаружила в нем умного собеседника и единомышленника, присутствуя на разных комиссиях, куда они были включены. Он много и профессионально работал и всегда был приятен в общении.

— Как вам нравится работа в офисе окружного прокурора? — поинтересовался он.

Большинству женщин, которых он знал, это не нравилось. Они занимались семейными проблемами или другими аспектами права, но женщины-обвинители встречались редко и по вполне очевидным причинам. Это была чертовски тяжелая работа, и никто им ее не облегчал.

— Я люблю ее, — улыбнулась Тана. — Она не оставляет мне много времени для личной жизни, но это и хорошо.

Она с улыбкой посмотрела на него и откинула назад длинные волосы (на работе она стягивала их в узел). Ей приходилось носить костюмы и блузы в суде, но дома она сжилась с джинсами. Сейчас на ней был серый фланелевый костюм со светло-серой шелковой рубашкой.

— Замужем? — Он вопросительно приподнял брови и взглянул на ее руку.

Тана улыбнулась:

— Боюсь, у меня нет на это времени.

За последние годы в ее жизни была уйма мужчин, но долго никто не продержался. Она неделями пренебрегала ими из-за занятости в суде, готовя дела; у нее просто не хватало для них времени. Это не было столь уж ощутимой потерей, хотя Гарри продолжал настаивать, что когда-нибудь она об этом пожалеет. «Я когда-нибудь займусь этим». — «Когда? В 95 лет?»

— А что ты делал в правительстве, Дрю?

Его звали Дрю Лэндс, а глаза у него были самые голубые, какие она только когда-либо видела. Ей нравилось, как он улыбается, и она поймала себя на мысли, что хочет знать, сколько ему лет, правильно угадав, что около сорока пяти.

— Какое-то время я был введен в Министерство торговли. Там кто-то умер, и мной заполнили пустоту, пока не назначили постоянного работника. — Он улыбнулся, и Тана снова ощутила, что этот мужчина ей нравится больше, чем кто-либо другой. — На какое-то время это была интересная работа. А в самом Вашингтоне есть что-то возбуждающее. Все концентрируется вокруг правительства, люди вовлечены в эту жизнь. Если вы не работаете в правительстве, вы там абсолютно никто. А ощущение власти — оно преобладает. Это все, что имеет там значение для любого человека. — Он улыбнулся ей, и было очевидно, что сам он был частью этого мира.

— Должно быть, трудно было отказаться от всего этого. — Ее это заинтриговало, поскольку она сама не раз задумывалась, заинтересовала бы ее политика или нет. Но ей казалось, что это ей не подошло бы так же хорошо, как юриспруденция.

— Да, это были времена! Но я был счастлив вернуться в Лос-Анджелес. — Он непринужденно улыбнулся, поставил стакан с виски, посмотрел на нее. — Ощущение такое, будто я снова дома. А вы, Тана? Что для вас дом? Вы девочка из Сан-Франциско?

Тана покачала головой:

— Родом из Нью-Йорка. Но я здесь с тех пор, как поступила в Боалт. — Уже восемь лет, как она приехала сюда, и это само по себе невероятно — аж с 1964 года. — Теперь я уже не могу представить себе жизнь где-либо еще или какое-нибудь другое занятие.

Она любила офис окружного прокурора больше всего на свете, никогда там не скучала и очень выросла в духовном и профессиональном плане за эти пять лет работы. И что еще важно — пять лет быть помощником окружного прокурора. В это так же трудно верилось, как и во все остальное… Куда же убегало время, пока человек работал? Вдруг просыпаешься, и… десять лет пролетели… десять лет… или пять… или год — в конце концов, это все равно. Десять лет воспринимались как один год и как вечность.

— Только что ты выглядела ужасно серьезной. — Он испытующе посмотрел на нее, и они обменялись улыбками.

Тана философски пожала плечами:

— Я просто размышляла, как быстро летит время. Трудно поверить, что я здесь уже так давно, а в офисе окружного прокурора целых пять лет.

— Вот так же и я чувствовал себя в Вашингтоне. Три года пролетели как три недели, и вдруг настало время возвращаться домой.

— Как ты думаешь, ты однажды не вернешься туда? Он улыбнулся, и в этой улыбке было что-то непонятное.

— На какое-то время непременно. Мои дети все еще там. Я не хотел забирать их из школы посреди года; к тому же мы с женой еще не решили, где они будут жить. Возможно, то там, то здесь… Это было бы единственно справедливым решением для нас обоих, хотя детям сначала может быть трудно. Но дети быстро привыкают.

Он улыбнулся ей. (Ну да, он явно в разводе.) — Сколько им?

— Тринадцать и девять. Обе девочки. Они великолепные дети и очень привязаны к Эйлин, хотя близки и со мной тоже, и вообще им лучше в Лос-Анджелесе, чем в Вашингтоне. Столица — неподходящее место для детей, а Эйлин очень занята, — охотно объяснил он.

— А чем она занимается?

— Она — секретарь посла и должна просматривать всю посольскую почту. Совершенно невозможно брать детей с собой, так что их должен взять я. Все еще пока настолько зыбко, — он снова улыбнулся, на этот раз как-то смущенно.

— А как давно вы развелись?

— Ну, на самом-то деле это как раз сейчас в процессе. Мы подумывали об этом еще в Вашингтоне, а теперь это решено окончательно. Я собираюсь устроиться основательно, как только все утрясется. У меня еще даже вещи не распакованы.

Она улыбалась ему, думая, насколько же это тяжело: дети, жена, поездки за три тысячи миль, Вашингтон, Лос-Анджелес. Но, казалось, это не разрушало его привычного образа жизни. Он придавал большое значение всей конференции. Из шести занятых на заседаниях прокуроров он произвел на нее самое сильное впечатление. Ей также нравился его разумный либерализм. Еще во времена общения с Йелом Мак Би, пять лет назад, она решительно накинула узду на свои радикальные настроения, а пять лет работы в офисе окружного прокурора час за часом лишали ее былого либерализма. Она вдруг стала ратовать за более суровые законы, более жесткий контроль, и все либеральные идеи, в которые она так рьяно верила, теперь уже не имели для нее большого значения. Но Дрю Лэндс каким-то образом опять сделал их привлекательными. И даже если какое-то положение вещей не привлекало ее, он никого не ограничивал в выражении взглядов. «Думаю, ты справишься с этим прекрасно». Он был тронут и польщен, они еще выпили, а потом он отвез ее домой и отправился в аэропорт, чтобы вернуться в Лос-Анджелес.

— Можно иногда звонить тебе? — нерешительно спросил он, будто боялся, что существует кто-то очень значимый для нее, но в данный момент у нее вообще никого не было. В прошлом году несколько месяцев у нее был роман с директором рекламного агентства, и с тех пор практически никого. Он был слишком занят и связан обстоятельствами, она тоже, и их отношения закончились так же спокойно, как и начались. Она научилась говорить всем, что замужем за своей работой, что она «другая жена» окружного прокурора, вызывая смех своих коллег. Но это было почти правдой на настоящий момент. Дрю смотрел на нее с надеждой, и Тана, улыбаясь, утвердительно кивнула.

— Конечно, буду рада.

Хотя бог знает, когда он снова появится в ее городе. И, кроме того, у нее работа по делу об убийстве первой степени на следующие два месяца.

Но он просто ошарашил ее своим звонком на следующий же день. Тана сидела в конторе, пила кофе и делала пометки, намечая план ведения дела. Ожидалась большая заинтересованность прессы, и ей не хотелось выглядеть дурой. Она ни о чем, кроме дела, не думала, когда сгребла трубку и рявкнула:

— Да!

— Будьте добры, пригласите мисс Робертc. — Его никогда не удивляла грубость людей, работающих у окружного прокурора.

— Это я, — и вдруг это прозвучало игриво. Она чертовски устала, была просто как выжатый лимон. Уже пять часов вечера, а она весь день не вставала из-за стола. Даже на обед. Со вчерашнего вечера она ничего не ела, если не считать литров поглощенного ею кофе.

— Не похоже на тебя, — его голос был почти как ласковое прикосновение, и сначала она была ошеломлена, подумав, что звонит какой-то чокнутый.

— Кто это?

— Дрю Лэндс.

— Господи… Прости… Я была настолько погружена в работу, что не узнала сначала твой голос. Как дела?

— Отлично! Я подумал, что надо позвонить тебе и узнать, как твои дела, это гораздо важнее.

— Готовлюсь к разбирательству об убийстве, которое начинаю на следующей неделе.

— Это похоже на развлечение, — он произнес это саркастически, и оба засмеялись. — А чем ты занимаешься в свободное время?

— Работой.

— Так я и думал. А ты не знаешь, что это вредно для здоровья?

— Я побеспокоюсь о здоровье, когда выйду на пенсию. Пока же у меня нет времени.

— А как на выходные? Не сможешь прерваться?

— Не знаю… Я… — Обычно она работала все, выходные дни, а сейчас тем более. И работа в комиссии отняла у нее целую неделю, которую она должна была посвятить подготовке дела. — Правда, мне надо бы…

— Послушай, ты можешь себе позволить несколько часов отдыха. Я собирался одолжить яхту у друга в Бельведере. Можешь захватить с собой свою работу, хоть это и кощунство.

Был конец октября, погода обещала быть чудесной на заливе, теплой и солнечной при ярко-синем небе. Это было лучшее время года, и Сан-Франциско будил лирические чувства. Тана уже почти согласилась и все же не хотела оставлять недоделанную работу.

— Мне и правда следовало бы подготовить…

— Тогда, может быть, поужинаем?.. Или пообедаем?.. — И вдруг оба расхохотались. Давно уже никто не был так настойчив, и это ей льстило.

— Я действительно хотела бы, Дрю.

— Тогда позволь себе. А я обещаю, что не отниму времени больше, чем положено. Ну, что же для тебя предпочтительнее?

— Это плавание под парусом по заливу придумано ужасно здорово. Я могла бы прогулять денек, — перспектива ворошить важные бумаги под легким бризом не привлекала ее, а прогулка по воде с Дрю Лэндсом несомненно, да.