— Ладно, я буду там. Что ты скажешь о воскресенье?

— Для меня идеально.

— Я заеду за тобой в девять. Оденься потеплее, вдруг поднимется ветер.

— Есть, сэр! — Она улыбнулась про себя, положила трубку и вернулась к работе.

В воскресенье утром ровно в девять появился Дрю Лэндс в белых джинсах, в кроссовках, в ярко-красной рубашке с желтой папкой под мышкой. Лицо у него было загорелое, волосы на солнце отливали серебром, а в голубых глазах плясали чертики, когда Тана шла за ним к машине — серебристому «Порше», на котором он приехал в пятницу из Лос-Анджелеса, но, верный своему слову, не беспокоил ее.

Они поехали к яхт-клубу Сент-Френсис, где была причалена яхта, а спустя полчаса уже были в заливе. Дрю Лэндс был искусным моряком, на борту был и шкипер, а она, счастливая, лежала на палубе, вбирая солнце, пытаясь не думать о своем деле об убийстве, и неожиданно для себя очень довольная, что поддалась на его уговоры устроить себе выходной.

— Правда, хорошее солнце?

Услышав его глубокий голос, Тана открыла глаза: он сидел рядом.

— Да. Непонятно, почему-то все вдруг стало таким маловажным. Все, о чем хлопочешь, суетишься, все детали, казавшиеся такими многозначительными, и вдруг… пуф-ф — все улетело! — Она улыбнулась ему, размышляя, скучает ли он по детям, а он как будто прочел ее мысли.

— Я хочу, чтобы ты как-нибудь познакомилась с моими девочками, Тана. Они влюбятся в тебя.

— Ничего на этот счет не знаю, — неуверенно произнесла она и застенчиво улыбнулась. — Боюсь, я не очень-то много знаю о маленьких девочках.

Дрю Лэндс оценивающе, но не осуждая, взглянул на нее.

— Ты никогда не хотела иметь своих детей?

Он был мужчиной того типа, с которым можно быть искренней, и Тана покачала головой:

— Нет. У меня никогда не было ни желания, ни времени, — открыто улыбнулась она, — да и подходящего мужчины не встретилось, не говоря уже о подходящих обстоятельствах.

Он рассмеялся:

— Конечно же, это прибавляет массу хлопот обо всем на свете, не так ли?

— Угу. А ты? — она чувствовала себя с ним легко и свободно. — А ты хочешь еще детей?

Он покачал головой, и она уже знала, что именно этого мужчину она однажды захочет. Ей уже тридцать, слишком поздно заводить детей. Да и с ним у нее ничего общего.

— Я все равно не могу иметь детей, или, по крайней мере, не могу без того, чтобы пройти через массу неприятностей. Когда родилась Джулия, мы с Эйлин решили, что этого для нас достаточно. Мне сделали вазектомию.

Он так откровенно говорил об этом, что Тана была слегка шокирована. Но что плохого, если кто-то не хочет больше иметь детей? Сама она их не хотела, вот у нее их и не было.

— Как бы то ни было, это решает проблему, так?

— Да, — озорно улыбнулся он, — в разных аспектах.

Тогда Тана рассказала ему о Гарри, о двух его ребятишках, об Аверил, о том, как Гарри вернулся из Вьетнама, о том безумном годе, когда она ухаживала за ним, борясь со смертью, об операциях, о его мужестве.

— Это изменило мою жизнь во многом. Не думаю, чтобы после всего этого я осталась такой же, как прежде. — Она задумчиво смотрела на воду, а он любовался игрой солнечного света на ее золотистых волосах. — Словно все приобрело особый смысл. Абсолютно все. Невозможно было после этого принимать все как само собой разумеющееся. — Она со вздохом взглянула на него. — Однажды у меня уже было такое чувство, еще до того.

— И когда же это было? — Его глаза излучали нежность, когда он смотрел на нее, а она подумала о том, что бы почувствовала, если бы он ее поцеловал.

— Когда умерла моя соседка по комнате в колледже. Мы вместе ездили в «Грин-Хиллз», это на Юге, — серьезно объяснила Тана, а он улыбнулся.

— Я знаю, где это.

— О, — улыбнулась она в ответ. — Ее звали Шарон Блейк… дочь Фримена Блейка, и она умерла на марше с Мартином Лютером Кингом девять лет назад… Она и Гарри изменили мою жизнь как никто другой из всех, кого я знаю.

— Ты серьезная девочка, не так ли?

— Я думаю, очень. Может быть, больше подходит «обстоятельная». Я слишком упорно работаю, слишком много размышляю. Мне очень трудно бывает все переварить, переосмыслить. Это отнимает много времени.

Дрю Лэндс это заметил, но не придавал значения. Жена его была такой же, и это его не беспокоило. Это не он захотел свободы, а она. У нее в Вашингтоне была связь с начальником, и она попросила что-то вроде отпуска, так что он дал ей этот отпуск, а сам вернулся домой, но в подробности вдаваться не хотел.

— Ты жила когда-нибудь с кем-нибудь? Я имею в виду романтические отношения, а не твоего друга, вьетнамского ветерана.

Забавно было слышать, что Гарри так назвали, это было как-то безлико.

— Нет. У меня никогда не было таких отношений.

— Возможно, это тебе как раз подошло бы. Близость, без всяких официальных уз.

— Звучит вполне подходяще.

— Для меня тоже. — Он был задумчив, а потом по-мальчишески улыбнулся ей. — Плохо, что мы живем в разных городах.

Забавно, что он так скоро заговорил об этом, но с ним все происходило быстро. В конце концов оказалось, что он и сам такой же «обстоятельный», как и она. Дважды в эту неделю он прилетал из Лос-Анджелеса, чтобы пообедать с ней, потом летел обратно, а на следующие выходные они снова вышли на яхте, несмотря на то что Тана полностью была поглощена своим делом об убийстве и просто жаждала, чтобы оно завершилось успешно для нее. Но Дрю Лэндс как-то успокаивал ее, облегчал ей жизнь, и она была очарована этим. После второго дня, проведенного в заливе на яхте его друга, он привез ее домой, и они занялись любовью у камина в гостиной. Нежность, сладость, налет романтики охватили их, а потом он приготовил ужин. Дрю провел у нее ночь и, что удивительно, совсем не стеснял ее. Он встал в шесть, принял душ, оделся, принес ей в постель завтрак и уехал на такси в аэропорт в 7.15. Он успел на восьмичасовой рейс в Лос-Анджелес и был в своей конторе в полдесятого, свежий, как огурчик.

В течение нескольких недель он составил регулярное расписание их встреч, почти не спрашивая согласия Таны, но все это происходило так легко и свободно и делало ее жизнь настолько счастливее, что она вдруг почувствовала, как вся ее жизнь просто усовершенствовалась. Дважды Дрю Лэндс посещал ее в суде, и она выиграла дело. Он был там, когда выносили вердикт, и пригласил ее отпраздновать. Подарил ей прелестный золотой браслет, купленный у Тиффани в Лос-Анджелесе, и на тот уик-энд она полетела к нему. В пятницу и субботу они ужинали в «Бистро» и «Ма Мезон», а днем делали покупки на Родео-Драйв. В воскресенье вечером после интимного ужина, который Дрю сам приготовил на жаровне, Тана полетела в Сан-Франциско. Она думала о нем все время по дороге домой, о том, как же быстро она увлеклась им. Было немножко страшно думать об этом, но он выглядел таким надежным, казалось, так хотел установить с ней прочные отношения. Она понимала, насколько он одинок. Дом его был открытым, современным, импозантным, заполнен дорогими предметами искусства в стиле модерн; были там две свободные комнаты для его девочек. Но кроме него там сейчас никто не жил, и он, казалось, хотел постоянно быть с ней. Ко Дню Благодарения Тана уже привыкла, что половину недели он проводит с ней в Сан-Франциско: это ее уже не удивляло, ведь почти два месяца прошло с начала их романа. За неделю до праздника он вдруг обратился к ней:

— Что ты делаешь на следующей неделе, дорогая? — В День Благодарения? — Тана казалась удивленной. В самом деле, она как-то и не подумала об этом. В папке у нее было три небольших дела, которые она хотела бы закрыть, если обвиняемые согласятся на сделку. Это, несомненно, облегчило бы ей жизнь, да и ни один из них не был виновен настолько, чтобы предстать перед судом. — Я не знаю, не думала.

Несколько лет она не была дома. День Благодарения с Джин и Артуром — нет уж, спасибо! Энн снова развелась несколько лет назад и теперь жила в Гринвиче со своими неуправляемыми детьми. Билли появлялся и исчезал, если ему не подворачивалось что-нибудь получше. Он так и не женился. Артур с возрастом становился все большим занудой, ее мать — более раздражительной, нервной, кажется, она теперь много плакала, главным образом из-за того, что Тана никак не могла выйти замуж, да, похоже, теперь и не выйдет никогда. «Пропащая жизнь», — обычный ее рефрен, на что Тана могла только ответить: «Спасибо, ма».

Можно было еще провести День Благодарения с Аверил и Гарри, но, сколько бы Тана их ни любила, друзья в Пьемонте были так утомительно скучны со своими маленькими детьми и большими автомобилями. Тана всегда чувствовала себя с ними не в своей тарелке и была этому бесконечно рада. Было загадкой, как Гарри выносил все это. Она с его отцом как-то смеялись вместе над этим. Гаррисон так же, как и Тана, не мог терпеть этого и появлялся крайне редко. Он знал, что Гарри счастлив, о нем хорошо заботятся, он ухожен и не нуждается в отце, поэтому жил в свое удовольствие.

— Хочешь поехать со мной в Нью-Йорк? — Дрю посмотрел на нее с надеждой.

— Ты серьезно? А зачем? — Тана была удивлена. Что для него Нью-Йорк? Родители его умерли, он сам сказал, а дочки были в Вашингтоне.

— Понимаешь, — он уже все обдумал заранее, — ты могла бы навестить свою семью, а я бы заглянул в Вашингтон к девочкам, а потом мы встретились бы с тобой в Нью-Йорке и немного развлеклись. Может быть, я смог бы привезти их с собой. Как тебе такой план?

Она обдумала предложение и медленно кивнула, волосы крылом упали на лицо.

— Возможно, — улыбнулась, — может быть, даже очень вероятно, если исключить пункт о моей семье. Праздник с ними может привести к самоубийству.

Дрю рассмеялся:

— Не будь такой циничной, ты, ведьма! — Он нежно отвел завиток волос с ее лица и поцеловал в губы. Он был так утонченно обаятелен, она никогда прежде не встречала никого, похожего на него, и какая-то часть ее существа была так открыта ему, как никому до него. Она сама удивлялась, насколько доверяет ему. — Ну, а серьезно, ты могла бы выбраться?

— Вообще-то именно сейчас могла бы, — это тоже было непривычно для нее.

— Ну, так что? — Звезды плясали в его глазах, и Тана бросилась в его объятия.

— Твоя победа. Я даже нанесу визит своей мамочке, в виде жертвоприношения.

— Ты точно попадешь в рай за такую жертву. Я обо всем позабочусь. Мы можем вместе полететь на Восток вечером в следующую среду. Ты проведешь четверг в Коннектикуте, а я вместе с девочками встречу тебя вечером в тот же день в… сейчас, дай подумать. — Он выглядел озабоченным, и она ухмыльнулась: «Отель „Пьерра“?» Тана намеревалась полностью оплатить свою часть расходов, но он отрицательно покачал головой:

— «Карлайл». Я всегда стараюсь, если возможно, останавливаться там, особенно когда я с детьми. Им там очень нравится.

Последние девятнадцать лет он постоянно бывал там с Эйлин, но Тане об этом не сказал. Он организовал все, и вечер среды застал их на разных рейсах, отбывающих на Восток. Тана поражалась, как это ему удалось так быстро все решить за нее. Ей это было в новинку, никто раньше ничего подобного не делал, а он все устроил так хорошо и легко. Он привык к этому. И когда Тана прибыла в Нью-Йорк, она вдруг осознала, что действительно это Нью-Йорк: здесь было очень холодно, первый снег лежал на обочинах дороги на Коннектикут: она взяла такси из аэропорта Дж. Ф. Кеннеди. По пути она думала о Гарри, о том, как он двинул Билли по роже. Она жалела, что сейчас Гарри с ней не было. Не очень-то ей хотелось проводить с семьей День Благодарения, с большим удовольствием она поехала бы с Дрю в Вашингтон, но не желала влезать в его личный — только он и дочки — День Благодарения: ведь он не видел девочек два месяца. Гарри пригласил ее отпраздновать этот день с ними в Пьемонте, как он делал ежегодно, но она объяснила, что на этот раз уезжает в Нью-Йорк.

— О боже, ты, должно быть, заболела! — рассмеялся он.

— Пока нет. Но уж точно рехнусь ко времени отъезда. Я уже слышу мамочкино «пропащая жизнь»…

— Кстати, о твоей «пропащей жизни». Я хотел познакомить тебя наконец-то со своим партнером.

Он все-таки основал свою юридическую фирму, но Тана никак не могла собраться познакомиться с его «второй половиной». У нее просто никогда не было времени, а они тоже были ужасно заняты. Все у них шло очень хорошо, правда, без большого размаха, но ровно и к общему удовлетворению. Это было именно то, чего оба хотели, и Гарри, рассказывая Тане о своих делах, всегда был полон энтузиазма.

— Может быть, когда я вернусь.

— Да ты всегда так говоришь. Господи, неужели ты никогда с ним не познакомишься, а ведь он такой чудесный парень.

— Ой-ей-ей! Чувствую свидание с незнакомцем. Я права? Какой-то изголодавшийся… О, нет! — Она уже хохотала, как в былые дни, и Гарри рассмеялся тоже.

— Ты недоверчивая сучка! Ты что, полагаешь, каждый так и стремится залезть тебе в трусики?