— Но я же просто выражаю свои чувства.

— Ты чувствуешь себя дерьмово потому, что только что умер твой лучший друг. Но не впадай из-за этого в какое-то романтическое состояние и не считай, что секрет любви в браке и детях. Поверь мне, это не так.

— Черт побери, откуда ты это знаешь? Ты не можешь решать ни за кого, кроме себя. Ну что за дьявольщина, Джек! Не пытайся давать оценки любым вещам за меня. — Все ее чувства вмиг выплеснулись наружу. — Ты до колик боишься кого бы то ни было удостоить своим вниманием, каждый раз скрипишь, когда кто-то оказывается тебе слишком близок. И знаешь что? Меня тошнит от отвращения, когда ты все время достаешь меня за то, что я стала судьей.

— Так вот что ты об этом думаешь?

Вот так выкричаться было облегчением для обоих, однако в ее словах была правда. Они добрались до дома в таком взвинченном состоянии, что он выскочил, с треском хлопнув дверью, и в течение трех недель Тана его не видела. Эта разлука по собственной воле была для них самой длинной со времени их знакомства. Но он не звонил ей, она тоже. Она совсем ничего не знала и не слышала о нем до тех пор, пока в городе не появилась его дочь со своим ежегодным визитом. Тана пригласила ее остановиться у нее в городе. Барб была в восторге от этой идеи. Когда же она появилась в маленьком собственном домике Таны на следующий вечер, Тана была ошеломлена переменами в девочке. Ей только что исполнилось пятнадцать, и она неожиданно превратилась в юную женщину с тонкими чертами лица, прелестными узкими бедрами, с гривой рыжих волос.

— Ты потрясающе выглядишь, Барб!

— Спасибо, ты тоже.

Тана не отпускала ее пять дней и даже взяла с собой в суд. И только в конце недели они смогли наконец поговорить о Джеке и о том, как изменились их отношения.

— Он теперь и на меня все время орет. — Барбара тоже отметила это, и ей было не очень-то хорошо с ним. — Ма говорит, что он всегда был такой. Но он же был другим, когда ты была рядом с ним, Тэн.

— Я думаю, что он очень нервничает в эти дни. Она пыталась оправдать его в глазах Барб, так как не чувствовала себя виноватой, но на самом деле это был целый набор всего: Тана, Гарри, завал на работе. Казалось, что все у него пошло вкривь и вкось, и когда Тана сделала попытку примирения, пригласив его на обед после отъезда Барбары в Детройт, все закончилось еще более ожесточенной перебранкой. Они поспорили из-за того, что должна делать Аверил с домом. Джек думал, что ей следует продать дом и перебраться в город, а Тана возражала:

— Этот дом так много для нее значит. Они провели там много лет.

— Ей нужно сменить обстановку, Тэн. Нельзя же всю жизнь жить прошлым!

— Да какого дьявола ты так панически боишься по-настоящему привязаться к чему-нибудь? Похоже, ты просто в ужасе — вдруг тебе придется чем-то озаботиться!

Она все чаще отмечала в нем этот страх в последнее время. Он постоянно хотел быть свободным, ни к кому и ни к чему не привязанным, ничем не связанным. Удивительно, как их отношения могли так долго продолжаться на таких условиях, но, конечно, теперь они расстроились, а в конце лета судьба нанесла им еще один удар. Как Тане и говорили, предлагая должность в муниципальном суде год назад, открылась вакансия в Верховном суде, и ее выдвинули на эту должность. У нее не хватало духу сказать об этом Джеку, но в то же время она не хотела, чтобы он услышал столь важную для их отношений новость от кого-нибудь другого. Стиснув зубы, однажды вечером она позвонила ему домой. Тана была в своем маленьком уютном доме, читала книги по юриспруденции, чтобы освежить в памяти некоторые подзабытые статьи Уголовного кодекса. Услышав его голос, Тана затаила дыхание.

— Эй, Тэн, что случилось? — Его голос звучал более спокойно, чем в последние месяцы. Тане была отвратительна мысль испортить его хорошее настроение. Она знала, какую реакцию вызовет ее новость. И она оказалась права. Когда она сказала ему о назначении на должность в Верховном суде, Джек почувствовал себя так, будто ему двинули в солнечное сплетение.

— Очень мило. Когда? — Словно она швырнула кобру к его ногам — так это прозвучало.

— Через две недели. Ты придешь на церемонию введения в должность или тебе не хотелось бы?

— Какого черта ты задаешь такой вопрос? Я как раз считаю, что именно ты не хочешь, чтобы я пришел. — Он такой уязвимый, с ним невозможно говорить.

— Я этого не сказала. Но знаю, как ты напрягаешься, когда речь идет о моей работе.

— И что же наводит тебя на такие мысли?

— О, пожалуйста, Джек… давай не начинать все снова. — Она так устала после трудного долгого дня. К тому же все воспринималось теперь и горше и труднее после того, как не стало Гарри. Да еще отношения с Джеком были на пределе. Это было не самое счастливое время в ее жизни, если не сказать хуже. — Надеюсь, ты придешь.

— Это значит, я не увижу тебя до этого события?

— Конечно же, это ничего подобного не значит. Ты можешь увидеть меня в любое время, когда только захочешь.

— А если завтра вечером? — похоже, он проверял ее.

— Потрясающе! У тебя или у меня? — Тана засмеялась, Джек — нет.

— В твоем доме у меня начинается клаустрофобия. Я заеду за тобой в Сити-Холл к шести.

— Слушаюсь, сэр! — Она вложила в ответ ироническое приветствие, но он и тут не засмеялся, а когда они встретились на следующий день, настроение у обоих было хуже некуда. Оба ужасно тосковали по Гарри, с той лишь разницей, что Тана об этом говорила, а Джек — нет. Он взял себе в партнеры другого адвоката, и, казалось, ему нравился этот человек. Он много говорил о новом партнере, о том, с каким успехом они работали вместе и как много денег собирались зарабатывать. Очевидно, он все еще искал повод к ссоре из-за работы Таны. Она почувствовала облегчение, когда на следующее утро он подвез ее до Сити-Холл и они расстались.

Этот уик-энд он собирался провести с кучей друзей за игрой в гольф в Пеббл-Бич. Ее он не пригласил, и Тана глубоко вздохнула, поднимаясь по ступенькам Сити-Холл. Конечно же, в эти дни он отнюдь не облегчал ей жизнь. Время от времени Тана мысленно возвращалась к тому, что Гарри сказал ей перед смертью. Но совершенно невозможно думать о чем-то постоянном, общаясь с Джеком. Ну не такой он был человек! Больше Тана не лелеяла никаких надежд. Она тоже не была женщиной такого типа, вот так вот! Вероятно, именно поэтому они так долго терпели друг друга. Но, кажется, больше это не сработает. Трения между ними достигли пика, чего она почти не могла выносить. Поэтому Тана была искренне благодарна судьбе, когда узнала, что во время церемонии введения ее в должность у Джека будет командировка в Чикаго.

На этот раз торжество было простеньким и негромким под председательством Главного судьи Верховного суда. Присутствовало также около полудюжины других судей, ее старый друг окружной прокурор, удовлетворенно шепнувший при ее появлении: «Я же тебе говорил!» Еще горстка наиболее дорогих ей людей. Аверил была в Европе с Гаррисоном и детьми. Она решила остаться на зиму в Лондоне и определила там детей в школу. На это ее уговорил Гаррисон. Он был абсолютно счастлив, когда уезжал с внуками, отданными на его попечение. Правда, перед самым отъездом был душераздирающий момент, когда они с Таной остались вдвоем. Он уткнулся лицом в ладони и заплакал, раздираемый сомнениями, знал ли Гарри, как сильно отец любил его. Тана уверяла, что знал. Это помогло приглушить его печаль и чувство вины за ранние годы его жизни, и он был счастлив взять на себя заботу о невестке и внуках. Но как же странно было не видеть ни их всех, ни Джека, когда Тана смотрела в зал, произнося клятву.

Теперь клятву произносил судья суда второй инстанции, человек, которого Тана за эти годы видела всего пару раз. У него были густые черные волосы, свирепые темные глаза и такой вид, который мог до смерти перепугать кого угодно, когда он возвышался над всеми в своей темной мантии. Но у него был легкий быстрый смех, острый ум и удивительная доброта и мягкость. Особенно хорошо он был известен из-за вынесенных им нескольких спорных решений, которые обыгрывались в национальной прессе, в частности в «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост», а также в «Кроникл». Тана много читала о нем и удивлялась его свирепости. Но сейчас она была заинтригована, увидев в нем скорее ягненка, чем льва. По крайней мере, именно таким он был при приведении ее к присяге. Они немного поболтали о днях его работы в Верховном суде. Она узнала, что до назначения судьей он руководил самой большой юридической фирмой в городе. Позади у него была интересная карьера, хотя, как она считала, ему было всего 48 — 49 лет. Долгое время он был кем-то вроде вундеркинда. На прощание он пожал Тане руку и еще раз тепло поздравил. Он очень понравился ей.

— Да, впечатление сильное, — ее старый друг окружной прокурор улыбнулся ей. — Я в первый раз вижу Рассела Карвера на церемонии приведения к присяге. Ты становишься очень важной персоной, дружок.

— Возможно, он платил за парковку внизу, а кто-то его поймал за рукав и притащил сюда. — Оба засмеялись.

В действительности он был близким другом Главного судьи и сам предложил свои услуги при церемонии. Как бы то ни было, он оказался очень к месту с его темными волосами и серьезным выражением лица.

— Посмотрела бы ты на него, когда он здесь председательствовал, Тэн. Черт, он засадил одного из наших окружных прокуроров в тюрьму на три недели за неуважение к суду, и я не мог вытащить бедолагу оттуда.

Тана рассмеялась, представив эту сцену.

— Догадываюсь, как мне повезло, что это не со мной случилось!

— Тебе никогда не приходилось работать с ним в качестве судьи на твоих процессах?

— Только дважды. Он был в суде второй инстанции черт-те сколько времени.

— Думаю, да. Однако он, по-моему, не очень стар, сорок девять — пятьдесят — пятьдесят один — что-то около этого.

— О ком это? — председательствующий судья подошел к ним и еще раз пожал Тане руку. День был очень приятным для нее, и вдруг она ощутила радость от того, что Джека не было рядом. Без него было настолько легче: не приходилось затаивать дыхание или извиняться перед ним.

— Мы говорили о судье Карвере.

— Расс? Ему сорок девять. Он учился со мной в Стэнфорде, — улыбнулся председательствующий, — хотя, признаюсь, он был на несколько курсов младше. — Фактически же Карвер был абитуриентом, когда председательствующий уже заканчивал юридический факультет, но они дружили семьями. — Он чертовски приятный парень, дьявольски умен.

— Ему приходится, — восхищенно сказала Тана. Ей предстояло сделать еще рывок. Апелляционный суд. Ну что за идея! Может быть, в следующие десять-двадцать лет. А пока она готовилась получать удовольствие от этой работы. Верховный суд должен стать для нее привычным, как чашка чая. Они собирались слушать ее пробные уголовные дела в ближайшем будущем, поскольку это было ее поле деятельности. — Очень мило с его стороны провести сегодня мою церемонию приведения к присяге. — Она улыбалась всем.

— Он чудесный парень, — повторял о нем каждый.

Тана отправила ему небольшую записку с благодарностью за то, что он придал ее введению в должность некую особую значимость. На следующий день он ей позвонил, едва сдерживая смех.

— Вы ужасно вежливы. Я не получал таких лестных писем по меньшей мере уже двадцать лет.

Она смущенно засмеялась и поблагодарила его за звонок.

— Но это же было так мило с вашей стороны. Как присутствие Папы, когда даешь религиозный обет.

— О господи… Что за мысли! Вы именно этим занимались последние недели? Беру все назад…

Они оба засмеялись и еще немного поболтали. Тана пригласила его по возможности заглянуть в суд, когда она будет вести дела. У нее было чувство приятной теплоты братства, к которому и она теперь принадлежала, сообщества судей всех рангов, работающих вместе. Ощущение было такое, будто она наконец взошла на Олимп. Работа здесь была гораздо легче, чертовски приятнее по многим показателям, чем дела по обвинению насильников и убийц, выстраиванию процесса и споров. Хотя, надо отдать должное, прежняя работа тоже доставляла ей удовольствие. Здесь у нее должна быть более ясной голова, нужен более объективный подход. За всю свою жизнь Тана не изучала так много законов. Две недели спустя она сидела в своей судейской палате, зарывшись в книги, когда судья Карвер, поймав ее на слове, заглянул к ней.

— Так вот к чему я вас приговорил? — Он стоял в дверном проеме и улыбался. Ее секретарь уже давно ушел домой, а она сосредоточенно хмурила брови, копаясь в шести книгах одновременно, сравнивая статьи и выискивая прецеденты. Он вошел, а Тана с улыбкой подняла голову от своих книг.

— Какой приятный сюрприз! — Она быстро встала и жестом пригласила его в большое удобное кожаное кресло. — Пожалуйста, садитесь.

Он сел. Тана смотрела на него. Он был красив какой-то спокойной, зрелой мужской интеллектуальной красотой. Это не было обаяние Джека, похожее на обаяние любого эталонного игрока элитной американской футбольной команды. Его обаяние было более спокойным и гораздо более мощным. Да и вообще он превосходил Джека в мириадах разных вещей.