Вдруг в девять часов все вокруг забегали. Тану покатили в родильное отделение, закрепили ее ноги, подняв вверх. Тана кричала и плакала от дикой боли, нахлынувшей на нее. Это была самая жуткая боль из всех, когда-либо испытанных ею. Ей казалось, что она тонет. Тана вцепилась в него, доктор настойчиво требовал продолжать. Рассел плакал, а Тана поняла, что больше она этого не вынесет. Она хотела умереть… умереть… уме… — Я вижу головку!.. О боже!.. Любимая… вот она… И вдруг показалось крошечное красное личико. Рассел рыдал. Тана посмотрела на него и натужилась так, что это отчаянное усилие вытолкнуло ребенка из ее чрева. Доктор держал его в руках, а младенец начал хныкать. Отрезали пуповину, перевязали ее и быстро вытерли ребенка, прочистили ноздри, завернули в теплое одеяльце и вручили Расселу.

— Твой сын, Расс… — Доктор улыбнулся им обоим. Они так напряженно и долго работали. Теперь Тана победоносно смотрела на мужа.

— Ты был просто удивителен, любимый! — Голос ее был хриплым, лицо посерело. Он нежно ее поцеловал.

— Я? Я был удивителен? — Расса глубоко потрясло только что увиденное, он был поражен тем, с чем ей пришлось справиться.

Это было величайшее чудо, какое он только видел. И в сорок лет! Она получила то, что хотела. Тана смотрела на мужа. Все, все, чего она когда-либо желала… Все! Ее глаза наполнились слезами. Она потянулась к нему, а Расс бережно вложил младенца ей в руки, как когда-то заложил его в ее чрево.

— О! До чего же он хорош!

— Нет, — Расс улыбался ей сквозь слезы. — Это ты прекрасна, Тэн. Ты самая прекрасная женщина в мире. — Потом он посмотрел на своего сына. — Но он тоже довольно привлекателен.

Гаррисон Уинслоу Карвер. Они давно уже договорились назвать мальчика именно так. Он пришел в мир с благословением в имени, в жизни, в любви.

Тану отвезли обратно в палату незадолго до полудня. Она знала, что никогда-никогда больше не решится на такое, но была рада, что прошла через это однажды. Рассел оставался с ней, пока она не погрузилась в сон. Ребенок спал в кроватке, поставленной для него рядом с ней. Тана спала, вся чистенькая, умиротворенная, сонная и… влюбленная в Расса сильнее, чем прежде.

Один раз она открыла глаза, сонные от укола для снятия послеродовых болей.

— Я так сильно тебя люблю, Расс…

Улыбаясь, он кивнул. Его сердце принадлежало ей навсегда после того, что он наблюдал сегодня.

— Ш-ш-ш… спи… Я тоже тебя люблю.

Глава 20

Когда маленькому Гарри исполнилось шесть месяцев, Тана в отчаянии смотрела на свой календарь. На следующей неделе ей надо выходить на работу. Она обещала, что придет, и знала, что уже пора. Но малыш был так мил, и она очень любила проводить с ним все время после полудня. Они совершали долгие прогулки. Тана радостно смеялась, когда мальчик улыбался. Они иногда даже заглядывали в контору Расса. Такая жизнь была сплошным удовольствием, и так не хотелось от этого отказываться. Но Тана не была готова отказаться и от карьеры.

А когда она снова оказалась на судейской скамье, то почувствовала огромную радость, что не бросила работу совсем. Так приятно было вернуться назад. Дела, приговоры, присяжные, решения — рутина. Невероятно, как быстро летели дни. И как не терпелось ей по вечерам прийти домой, к Гарри и Рассу!

Иногда она обнаруживала Расса уже дома, ползающего вместе с Гарри по ковру и играющего с ним в разные игры. Это доставляло удовольствие и сыну, и папе. Гарри был для Таны и Расса как будто первым рожденным на земле ребенком. Ли подшучивала над ними, когда приезжала к ним с Франческой, своей малышкой. Она ожидала второго ребенка.

— А как ты, Тэн?

— Послушай, в моем возрасте уже Гарри — просто чудо. Благодарю, не надо испытывать судьбу. — Несмотря на то, что беременность протекала легко, роды оказались даже более болезненными, чем она себе представляла. Хотя со временем даже это перестало казаться таким уж мучительным. И они оба были так счастливы с этим ребенком. — Если бы я была в твоем возрасте, Ли, возможно… и даже тогда… нельзя же иметь все — карьеру и десяток детишек.

Но Ли это не пугало. Она по-прежнему работала, и даже теперь, когда второй ребенок был на подходе, Ли собиралась работать до последнего момента, а после родов опять вернуться на работу. Она только что получила премию Коти и не хотела останавливаться на достигнутом. Не видела причин для этого. Она справлялась и с тем, и с другим, так почему бы и нет?

— Как прошел твой день, дорогой? — Тана швырнула на кресло свой портфель и склонилась поцеловать Расса, нянчившего ребенка на руках.

Она взглянула на часы. Тана все еще кормила его грудью трижды в сутки. Утром, вечером и поздно ночью, и всегда больше всего радости приносило последнее кормление. Она любила эту теплую близость с ребенком, тихие минуты в детской в три часа утра, когда не спали только она и Гарри. Она испытывала ощущение надежности, которое она давала малышу, приносившее удовлетворение и ей самой. Да была и масса других преимуществ. Ей сказали, что она вряд ли снова забеременеет, пока кормит малыша грудью.

— Как ты думаешь, имеет большое значение, если я буду кормить его до года? — спросила однажды Тана мужа, а он рассмеялся в ответ. Ах, какая хорошая была у них жизнь! Стоило ждать, не важно, сколько это длилось. Наконец-то она это теперь сказала. Ей только что исполнилось сорок один, а ему — пятьдесят два.

— Знаешь, Тэн, ты выглядишь усталой, — Рассел внимательно смотрел на нее. — Может быть, кормление грудью слишком обременительно для тебя, особенно теперь, когда ты вернулась на работу?

Она отвергла эту мысль, но тело проголосовало за нее, поскольку постепенно за несколько недель молоко пропало. Как будто ее тело не хотело больше кормить Гарри грудью.

А когда Тана пошла провериться к врачу, он взвесил ее, осмотрел, обследовал ее груди, а потом сказал, что хотел бы сделать анализ крови.

— Что-нибудь не так? — Она взглянула на часы: ей надо было вернуться в суд.

— Я просто хочу кое-что проверить. Позвоню вам после обеда.

В общем, с ней все было в порядке, и у нее не было времени на какие-то волнения. Она поспешила обратно в Сити-Холл.

Когда клерк позвал ее в пять часов к телефону, она уже напрочь забыла, что ей должен звонить врач. — Он сказал, что должен поговорить с вами. — Благодарю. — Тана взяла трубку, делая кое-какие заметки, слушая врача, и вдруг замерла.

Этого не может быть. Он, вероятно, ошибся. Она же кормила Гарри грудью всего неделю назад… Разве нет?.. Она тяжело опустилась в кресло, поблагодарила врача и положила трубку.

Вот дерьмо! Она опять забеременела. Гарри был очарователен, и Тана не хотела никакого другого ребенка. Она слишком стара… ее карьера… Нет, на этот раз она должна избавиться… Ну, это же невозможно…

Она не знала, что делать. Конечно, у нее есть выбор, но что сказать Рассу? Сказать ему, что она избавилась от его ребенка? Она не могла сделать это.

Тана провела бессонную ночь, не отвечая на его расспросы. Нет, в этот раз она не могла ему сказать. Все это не правильно… Она слишком стара… ее карьера значит для нее слишком много… Но Ли ведь собиралась продолжать работу после рождения второго ребенка… или это бессмысленно? Надо ли отказаться от должности? Будут ли дети значить для нее больше, в конце концов? Ей казалось, что ее раздирают на тысячи кусков. Когда Тана утром встала, она была похожа на привидение. Расс внимательно посмотрел на нее за завтраком и сначала ничего не сказал. Но потом, перед самым уходом, он повернулся к ней:

— Ты занята сегодня в обед, Тэн?

— Нет… Нет, насколько мне известно… — Но она не хотела встречаться с ним в обед. Ей надо было все обдумать. — Есть кое-какие бумаги, с которыми я срочно должна разобраться. — Она избегала его взгляда.

— Тебе же надо поесть. Я принесу бутерброды. — Отлично.

Она чувствовала себя предательницей оттого, что ничего ему не сказала. Сердце как будто налилось свинцом, когда она пришла на работу. У нее было несколько мелких дел в суде и за его пределами.

В одиннадцать она подняла глаза от бумаг и увидела мужчину с безумными глазами, гривой взъерошенных седых волос, торчащих вокруг головы, как взбесившиеся часовые пружины. Он заложил бомбу перед иностранным консульством, и дело должно быть передано в суд. Она начала просматривать все материалы, как вдруг замерла, вчитываясь в имя, затем подняла голову с гримасой отвращения.

И так-то без ее слов все в суде поняли, что она должна взять отвод. Имя человека было Йел Мак Би, ее любовник-радикал с безумными глазами в последний год ее учебы в юридическом колледже в Боалте. Юноша, севший в тюрьму за взрыв дома мэра. Из его досье она узнала, что он с тех пор еще дважды побывал в тюрьме. Какая странная штука жизнь. Так давно…

Это мгновенно вызвало в памяти Гарри… и маленький смешной домик, где они жили… и такую юную тогда Аверил… и дикое сообщество хиппи, куда приводил ее Йел.

Она посмотрела на него через зал. Он постарел. Ему было сорок шесть теперь. Зрелый мужчина. И все еще сражающийся за свои цели не праведными методами. Как же далеко они зашли, все они… Этот человек с его безумными идеями. Его документы говорили, что он террорист. Террорист! А она — судья. Бесконечная дорога… и Гарри ушел, и все их блестящие идеи, какие-то смутные, некоторые забытые совсем… так многие ушли… Шарон… Гарри… и новые жизни вместо них… ее сын, малыш Гарри, названный в честь ее друга, а теперь новый ребенок в ее чреве… поразительно, как продолжается жизнь, как далеко они ушли, все они.

Тана подняла глаза и увидела своего мужа, который стоял и смотрел на нее. Она улыбнулась ему, отказалась от слушания дела Йела Мак Би в своем суде, объявила перерыв на обед и пошла с Рассом в свой кабинет.

— Кто это был? — Расс развеселился. Конечно, ее дни были оживленнее, чем его, а она засмеялась, как только они сели.

— Его имя Йел Мак Би, если это что-то тебе говорит. Я знала его, когда училась в Боалте.

— Твой друг? — насмешливо посмотрел на нее Расс.

Она скорчила гримасу.

— Хочешь верь, хочешь нет, но он был моим другом.

— С тех пор ты прошла долгий путь, любовь моя.

— Я как раз думала об этом. — И тут она вспомнила кое-что еще. Тана с сомнением посмотрела на мужа, не зная, как он отреагирует. — Мне надо сказать тебе что-то.

Он нежно улыбнулся ей:

— Ты опять беременна.

Она изумленно уставилась на него. Он улыбался.

— Откуда ты знаешь? Врач и тебе позвонил?

— Нет. Я очень наблюдателен. Я вычислил это прошлой ночью и полагал, что в конце концов ты мне скажешь. Конечно, сейчас ты думаешь, что твоей карьере пришел конец, нам придется отказаться от дома, я потеряю работу, или мы оба…

Она смеялась сквозь слезы, а Расс улыбался, глядя на нее:

— Я прав?

— Абсолютно.

— А тебе не приходило в голову, что если ты можешь быть судьей с одним ребенком, то так же точно — и с двумя? И хорошим судьей!

— Это как раз стало мне ясно, как только ты вошел.

— Ну да, ну да, — он склонился поцеловать ее, и они обменялись только им понятным взглядом. — Ты знаешь что?.. — Он поцеловал ее.

Клерк вошел и быстро ретировался, улыбаясь про себя. Тана молча вознесла благодарение своим счастливым звездам за ту дорогу, которой она прошла… за обретенного мужчину… за решения, которые она принимала… за карьеру… Благодарение за обладание всем этим: любимым человеком, любимой работой, любимым сыном.

Она добавляла одно за другим, как цветы к букету. И теперь стояла с наполненными руками, переполненным сердцем, завершив наконец полный круг.