Иллюзия разбилась вдребезги, когда она наконец увидела Алексея. Лишь взглянув на него, Анна поняла, что этого серьезного разговора не только не избежать, но и состояться он должен как можно быстрее. Таким своего школьного друга она не видела никогда.

Куда‑то абсолютно исчезли вся его подтянутость и аккуратность. Алексей никогда не позволял себе так выглядеть. Он всегда тщательно стирал и утюжил свою одежду. А тут… Анна с удивлением узнала светло‑серый костюм, который был на нем в их последнюю встречу. Только теперь он был нещадно измят, на пиджаке не хватало пуговицы, и весь его перед был в подозрительных пятнах, слишком явно похожих на винные, чтобы в этом можно было усомниться. Рубашка тоже была той самой, что и в день их встречи, причем, похоже, вообще с тех пор не снималась. Небритые щеки вносили дополнительный мрачный штрих в общую картину. Было видно, что сейчас Алексею не до своей внешности.

Но хуже всего было то, что от него разило какой‑то невообразимой смесью из запахов спиртного и табака. И это притом, что Алексей никогда много не пил, позволяя себе разве что бокал вина, да и то редко. А курил он еще реже, в отличие, кстати, от самой Анны, которая, если выдавалась напряженная работа, иной раз дымила как паровоз. В общем, впечатление было такое, что с момента как они расстались, Алексей курил сигарету за сигаретой и пил бокал за бокалом, причем не только вина, но и водки.

Взглянуть ему в глаза Анна не решалась: она знала, что не увидит в них сейчас ничего, кроме страдания, а это было для нее невыносимо.

— Проходи, — тихо сказала она, не глядя на него.

— Спасибо, — так же тихо отозвался он.

Они прошли в гостиную и некоторое время сидели молча, не глядя друг на друга.

— Красивое платье, — наконец выдавил Алексей.

В другой ситуации эта реплика, наверное, показалась бы Анне смешной, потому что на ней было не платье, а легкий домашний сарафанчик на пуговицах, да и то тот, который Алексей не раз подвергал жесточайшей критике за совершенно невообразимую расцветку. Но Анне была слишком ясна природа этой рассеянности, чтобы она позволила себе хотя бы улыбнуться.

— Давай оставим всякие общие замечания по поводу моей внешности, погоды и того, о чем вообще говорят, когда сказать нечего. Я попросила тебя прийти для того, чтобы спокойно обсудить нашу предыдущую встречу.

Алексей вздохнул с явным облегчением.

— Прежде всего я хочу донести до тебя, что очень стыжусь своего поведения. Я должна была понять, что работа есть работа, и там, где говорят о личном, ей не место. — Про себя Анна даже удивилась, как с таким сумбуром в голове ей удалось все изложить правильно. Вероятно, не надо подбирать слова, когда говорит сердце. — Могу пообещать тебе, что в следующий раз никогда не буду вмешивать работу в наши с тобой отношения.

Алексей вдруг улыбнулся.

— Ну что ты, — ласково произнес он, — все нормально. Ты всегда была настоящей деловой женщиной. Я знаю, как важна для тебя твоя работа, особенно после того, как начались эти неприятности с Воронцовым. Я все понимаю, честное слово, и готов возобновить наш разговор с того самого места, на котором он тогда оборвался…

— Стоит ли? Ты неважно выглядишь, — заботливо отозвалась Анна.

Алексей скользнул взглядом по своему костюму и сокрушенно потер заросший щетиной подбородок.

— Ты права, — признал он. — Извини меня за мой вид. Просто я… — Он судорожно сглотнул, — переживал. Я, грешным делом, подумал, что ты просто‑напросто отказываешься принять мое предложение и поэтому ушла. Пойми, это была бы такая драма! Знаешь, ты для меня — единственная женщина на свете. Я так долго дожидался именно первого сентября, чтобы сделать тебе предложение в этот день! — Его голос звучал торжественно. — Это для меня так много значит. Ведь именно в этот день мы с тобой встретились. Мне казалось, так будет символично…

На одно мгновение Анна ощутила, что земля уплывает у нее из‑под ног. Если бы в это момент она не сидела, то, наверное, упала бы: настолько непредвиденно было то, что сказал Алексей. Она ожидала чего угодно, только не этого: сначала он прочитал все ее мысли как в раскрытой книге, а потом отмел их, как недостойные его любимой женщины. Но ведь он все правильно понял! Ну почему в течение всех двадцати лет их знакомства он возводит ее на пьедестал? Почему называет идеальной женщиной, чуть ли не богиней, почему никак не может понять, что она самая обыкновенная и вовсе не такая уж сильная, хотя, на свое несчастье, сильнее его?!

До того как Алексей произнес эти слова, объясниться с ним было еще возможно, хотя и непросто. Но после того как их сказал, все стало гораздо сложнее. «Создавайте людям хорошую репутацию», — невольно вспомнила Анна одно из известных высказываний Дейла Карнеги. С этим психологом можно спорить, можно соглашаться, но действие в реальной жизни этого высказывания она только что испытала на себе: Алексей имел о ней лучшее мнение, чем стоило бы, и это очень сильно ей мешало.

— Алексей, послушай, — начала было она, собравшись с духом.

— Подожди, Анечка! — оборвал он ее. — Все‑таки скажи мне, примешь ли ты мое предложение? Ну, конечно, примешь! Ты сделаешь меня самым счастливым человеком в мире, когда я надену тебе на палец это кольцо! — И в довершение ко всему он действительно достал из кармана футляр с кольцом.

Еще минута, и случится непоправимое… Но Анна перехватила его руку.

— Послушай, — остановила она его и постаралась успокоиться. — Нам на самом деле необходимо серьезно поговорить. Я не знаю, с чего начать, но мне необходимо все тебе объяснить…

— Я слушаю тебя, — озадаченно проговорил Алексей, положив футляр с кольцом на стол.

— Видишь ли, все, что ты сказал про меня… ну, то, что я якобы струсила и потому не приняла твое предложение, прикрылась вовремя подвернувшейся работой…

— И что же? — насторожился он.

— Видишь ли, — повторила Анна, чувствуя, что следующая произнесенная ею фраза решит все, — это… правда.

— Что? — Алексей в волнении вскочил на ноги.

— Да‑да, именно так, — подтвердила она. — Послушай, — Анна потянула его за рукав, насильно усаживая назад, — ты всегда понимал меня, как никто другой. Пожалуйста, пойми меня еще раз, один только раз. Я не хочу, чтобы между нами хоть что‑то осталось невыясненным.

Алексей схватился за ворот, как будто он мешал ему дышать, хотя на рубашке не хватало как раз двух верхних пуговиц. И все‑таки Анне стало легче: она уже начала говорить о главном.

— Я уже давно собиралась объяснить тебе это, — взволнованно продолжила она. — Мне кажется, мы с тобой не созданы друг для друга.

— Как? — только и смог вымолвить Алексей, снова хватаясь за ворот.

— Ну да, — с каким‑то самой ей непонятным воодушевлением сказала Анна. — Ты мечтаешь о том, чтобы рядом с тобой была любящая женщина, которая поддерживала бы тебя, рядом с которой ты чувствовал бы себя еще сильнее, не так ли?

Алексей смог только кивнуть.

— Но ведь я совершенно не гожусь для этой роли! — воскликнула она. — У меня такая работа, что я постоянно то тут, то там. Прихожу домой, когда освобожусь, и никогда не смогу точно сказать, во сколько это случится.

— Но ведь я тоже загружен работой, — Алексей нашел спасительную мысль и ухватился за нее, как утопающий за соломинку.

— Да, но я совершенно не умею вести хозяйство! — нашла еще одну причину Анна. — Вот, сам попробуй! — она чуть ли не силком потащила его на кухню. К приходу Алексея Анна пыталась приготовить нехитрый ужин, но, частично из‑за волнения, а частично из‑за неумения, у нее ничего не получилось: котлеты подгорели и на вкус отдавали травой, пюре получилось комочками, зеленый горошек на поверку оказался пятилетней давности и в пищу уже не годился. Теперь, дав Алексею попробовать свою стряпню, выжидающе спросила:

— Ну?

Ответ опять был не такой, какого она хотела бы.

— Знаешь, — мечтательно произнес он, правда, немного поморщившись. — Даже пригоревшее, пересоленное или вообще никуда не годное блюдо, приготовленное руками любимой женщины, может показаться пищей богов.

Анна застонала: этот человек просто неисправим!

— Ну хорошо, — решительно заявила она, понимая, что никакие частные доводы не помогут. — Я не буду говорить о том, что, если выйду за тебя замуж, то не смогу уделять тебе достаточного внимания, ни слова не скажу о том, как ненавижу стирать носки или сталкиваться с кем‑нибудь в ванной, ничего не прибавлю к характеристике моих весьма сомнительных кулинарных способностей. Но пойми, наконец, что за двадцать лет — нет‑нет, не протестуй, пожалуйста! — чувства могли и измениться. По‑моему, от них уже попахивает затхлостью.

— Анна, но я люблю тебя, — отозвался Алексей с такой нежностью, что сомневаться в его чувствах не приходилось.

— По‑моему, ты уже вовсе меня не любишь, — упрямо гнула свое Анна, решив очертя голову броситься в омут. — Просто твои чувства ко мне, а они конечно же были, стали другими. Ты говоришь, что любишь меня, но на самом деле это уже просто привычка, разве не так?

— Нет, — отрицал он. — Я всегда любил тебя и сейчас, даже в эту минуту, очень тебя люблю. Твои слова разбивают мне сердце. Мои чувства, может быть, и превратились бы в привычку, если бы и ты сама стала для меня привычной. А я постоянно открываю в тебе что‑то новое. Я никогда не подозревал, например, — голос его прервался, но он справился с собой, — что ты можешь быть со мной такой жестокой.

— Ошибаешься, — возразила Анна. — Да, тебе, конечно, кажется, что я играю тобой, но поверь мне, это не так. Ты мне очень дорог. Я очень тебя люблю, но как друга… А ты ошибаешься во мне: я вовсе не та женщина, которая тебе нужна. Ты думаешь, что рядом со мной станешь еще сильнее? Но это не так! Ты не понимаешь! У меня тяжелый характер, я честолюбива до крайности. Я буду только подавлять тебя, поверь мне. Как ты будешь чувствовать себя рядом со мной? Мое имя на слуху у многих, меня чуть ли не каждый день показывают по телевизору, у меня берут автографы, ты это знаешь? А мне хочется еще большего признания, еще большей славы. Вот о чем я думаю!

Алексей машинально вытащил из вазы одну из роз, которые подарил ей первого сентября, и стал обрывать лепестки, не обращая внимания на то, что они падают и на пол, и в его тарелку.

— Знаешь, кто тебе нужен? — спросила вдруг Анна, схватив Алексея за локоть и глядя на него блестящими глазами. — Настоящая женщина — добрая, нежная, ласковая.

— Но ты ведь тоже добрая, нежная и ласковая, — пробормотал он, закрывая лицо ладонями.

— Может быть, это и так, — задумчиво произнесла она, — но чаще я все‑таки злая и колючая. Помнишь, какой противной я была в школе? Так вот: с тех пор я очень мало изменилась и уж точно добрее не стала. А еще я слишком независимая и привыкла опираться только на саму себя. Я готова тысячу раз признать, что это очень плохо, особенно для женщины, но ничего с этим поделать не могу. Я закалилась, привыкла к одиночеству, и на всю жизнь, наверное, останусь убежденной холостячкой. А тебе нужна женщина, которая чувствовала бы себя за тобой как за каменной стеной, которая жила бы только тобой и детьми, а они у вас непременно появились бы. Ну не гожусь я в жены, и в матери тоже не гожусь!

— И ты молчала об этом? — вдруг произнес Алексей. И все‑таки в его голосе слышался упрек.

— Понимаешь, Леша, я не сразу поняла, что ты испытываешь ко мне такие глубокие чувства. А я к тебе их не испытывала. Была у меня в жизни только одна любовь, да и та очень быстро кончилась. Ты понимаешь, о ком я говорю?

Алексей молча кивнул. Он помнил, в каком состоянии была Анна, когда погиб Олег. И Алексей тогда помог ей, как никто другой. И хотя сам он никогда об этом не задумывался, но лишь благодаря ему Анна смогла оправиться от того несчастья, вновь обрести смысл в жизни. А если раны на сердце его любимой женщины оказались слишком глубоки и не зажили до конца, то это не его вина. Просто тогда у нее была первая и настоящая любовь, такая, о которой вспоминают всю жизнь, и тем более, если она так внезапно и нелепо обрывается.

— Но ты очень близкий для меня человек, — сказала Анна, глядя прямо в глаза Алексею. — Я желаю тебе только счастья. Если я сейчас и говорю слова, которые кажутся тебе жестокими, то поверь, делаю это не со зла. Я уверена, со временем, когда ты найдешь свою настоящую любовь, когда у тебя будет настоящая семья, ты меня поймешь. Я не требую, чтобы ты понял меня сейчас'— вряд ли это возможно.

Алексей покачал головой, как бы не веря в то, что Анна, его Анна, может говорить такое.

— Прости, я не приму от тебя это кольцо, — тихим голосом, но твердо продолжила она. — Но я очень дорожу твоей дружбой. И мне хотелось бы, чтобы мы остались хорошими друзьями. Нет‑нет, это вовсе не то, что ты думаешь! — поспешила добавить Анна, увидев, что Алексей сделал протестующий жест. — Знаю, что обычно так говорят, только чтобы отделаться от надоевшего человека, которого уже не любишь. Но я‑то тебя люблю, пусть даже только как друга, но очень люблю. Ты понимаешь меня так, как больше не понимает никто. И смею надеяться, что и я понимаю тебя достаточно хорошо, чтобы помогать тебе, если у тебя случится неприятность. Я действительно хочу, чтобы мы с тобой остались друзьями.