– В последний раз, когда я его видел, он был согнут пополам… Кузен намеревался меня задушить, и тогда я воспользовался своим коленом…

Мари-Анжелин стала пунцовой, Адальбер громко расхохотался:

– У вас манеры грузчика, господин князь?

– Обходимся тем, что имеем! А теперь я заберу свой чемодан!

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Спасибо, нет! Я бы предпочел, чтобы ты по телефону сообщил новости Ланглуа! Ищи его всю ночь, если нужно, но сделай это! Он сам проинформирует Уоррена.

– А что же делать мне? – простонала План-Крепен.

Альдо взял ее за плечи и поцеловал в завитую челку, закрывавшую лоб:

– Вы же не станете плакать из-за того, что вам нечем заняться этой ночью? Подумайте лучше о работе, которая нас ждет! Нам необходимо разыскать моего тестя и его коллекцию! Мы все будем заняты!


Вернувшись во дворец Кледермана, Альдо оценил тишину, которая его окружала. Сады были такими же мирными, как и озеро, по гладкой поверхности которого скользил луч луны. Облаков не было, небо усыпали звезды, и Альдо улыбнулся его ночной синеве: ему так хотелось видеть в этом добрый знак… Лишь присутствие двух полицейских в форме, которым нужно было назвать пароль, указывало на то, что этот дом отличается от других…

Все изменилось, стоило Альдо переступить порог. В большом холле раздавалось эхо гневного голоса, и Морозини не было нужды спрашивать у Грубера, открывшего ему дверь, кто это кричит. Голос принадлежал Лизе, у которой Альдо никогда не подозревал наличия таких вокальных данных. Она выла, явно пребывая в истерике.

– О, Альдо, наконец вы пришли! – выдохнула госпожа фон Адлерштайн, поспешившая ему навстречу. – Где вы были? Я думала, вы уже никогда не вернетесь!

– Уверяю вас, что я не потратил время даром и принес вам интересные новости. Но почему она так кричит?

– Вы должны бы и сами догадаться! Простите меня, но я думаю, что вы напрасно прогнали Гаспара Гринделя. Это его она требует… и я начинаю тревожиться за ее рассудок…

– Я иду к ней! То, что я сообщу Лизе, наверняка успокоит ее…

Альдо бегом поднялся по лестнице, пересек лестничную площадку, вошел, не постучав, и… едва успел увернуться от тома «Замогильных записок» Шатобриана, летевшего ему в голову. Он поднял книгу.

– Как вы догадались, что это я? Мне остается только надеяться, что этот снаряд не предназначался для вашей бабушки! Он мог бы ее убить…

– Я знала, что это вы! Уходите! Я уже сказала вам, что не хочу видеть вас здесь… у меня дома!

– Опять вы за свое! Это просто мания! В действительности мы с вами по-прежнему у вашего отца… И это все меняет.

Полные ярости фиалковые глаза на мгновение затуманились:

– Как вы смеете говорить такое, когда мы только что опустили его в землю?

– Нет, Лиза! Именно это я пришел вам сообщить: человек, на чьих похоронах мы присутствовали, это не Мориц Кледерман!

– Это… не мой отец? – пролепетала она.

– Нет! Труп, найденный в Бивиле, был облачен в его одежду, с его часами, паспортом, бумажником и всем тем, что при нем было, когда он уезжал из «Савоя» в автомобиле лорда Астора, но это был не он!

– Вы лжете! Я не знаю зачем, но вы лжете! Гаспар его узнал…

– И вы тоже… Чтобы доставить кузену удовольствие, я полагаю?

– Не говорите глупостей! Он знал моего отца со времени нашего детства. Мы купались втроем…

– Вот именно! Вам-то следовало бы знать, что никакой «земляники» на левой лопатке у вашего отца не было! Но Гриндель настолько подчинил вас себе, что для вас каждое его слово стало истиной!

– Почему бы нет? Он меня любит, он рисковал жизнью, чтобы меня спасти…

– … выстрелив в меня? Но это другая история! Вот только завтра утром ему придется ответить за свою ложь. И вам, возможно, тоже, так как вы подтвердили его слова.

– Ну, конечно же, я их подтвердила! И я повторю это снова! У вас нет ни единого доказательства против!

– Оно есть! И неопровержимое! Профессор Цендер, который только что вернулся с конгресса в Америке. Я видел его сегодня вечером, и он подтверждает, что никакой родинки на лопатке вашего отца нет…

– Он, должно быть, забыл, – сказала Лиза, пожав плечами. – Они давно не виделись.

– Но профессор может сказать и кое-что еще. Он…

В эту секунду вмешалась бабушка:

– Ничего не говорите ей, Альдо! Она повторит это Гринделю, и он сумеет как-нибудь выкрутиться…

– Да, вы правы! – вздохнул князь, и радость его погасла, натолкнувшись на упрямство этой женщины, его жены, матери его детей, которую он любил и все еще любит! Морозини казалось, что перед ним предстал сгусток ненависти, причины для которой он не находил…

– В любом случае, – заявила Лиза с такой уверенностью, что у Альдо возникло желание ее ударить, – Гаспар выйдет победителем из всех ловушек, которые вы сумеете для него устроить!

Это стало последней каплей. Альдо взорвался:

– Вас волнует лишь это? Вы думаете только о нем, вы видите только его, и надежда на то, что ваш отец, возможно, жив, не доходит до вашего сознания? Самое главное, что Мориц Кледерман не умер! Я ожидал, что это известие вас невероятно обрадует! Но нет! Гаспар! Опять Гаспар! Всегда Гаспар! Я действительно начинаю верить в то, что вам важнее всего разделить с ним состояние вашего отца! Я не стану вам в этом мешать, но, вполне вероятно, сам Мориц вернется и помешает вашим прожектам. И знайте, госпожа княгиня Морозини, что я приложу все силы, чтобы его найти! Пусть у моих детей не будет матери, но останется дедушка, которого они будут любить!

Альдо сжал кулаки, борясь с желанием ударить Лизу, развернулся на каблуках и стремительно вышел из комнаты. Правда, ушел он недалеко, остановился на площадке лестницы, вцепился в каменные перила и закрыл глаза. Он пришел в ужас от той картины, которая всплыла из глубин его памяти. Альдо снова видел себя в Венеции, в библиотеке своего дворца. Перед ним стояла Анелька, полька, на которой его заставили жениться с помощью гнусного шантажа. Перед глазами Морозини предстало обворожительное лицо, искаженное отвратительной усмешкой. В ответ на его сообщение о том, что он обратился в Ватикан с просьбой аннулировать брак, Анелька заявила ему, что останется княгиней Морозини, нравится ему это или нет, потому что она беременна. От другого мужчины, разумеется! И какое теперь имеет значение, что Альдо ни разу не ложился с ней в постель?

В тот момент желание убить, вернувшееся к Морозини из глубины веков, Альдо прочувствовал до кончиков пальцев, готовых сомкнуться вокруг нежной шеи красавицы. Но он довольствовался пощечиной, причем настолько сильной, что женщина упала, ее щека покраснела, а в уголке губ появилась капелька крови…

Потом Альдо ушел, как сделал это только что, но не присутствие бабушки удержало его. Причина крылась в нем самом. Когда он ударил дочь мерзавца Солманского, он уже давно не любил ее. А Лиза была по-прежнему дорога ему, и он отчаянно страдал от того, что она выбрала этого кузена, о котором Альдо точно знал, что он преступник!

На плечо Морозини опустилась легкая рука и вырвала его из круга черных мыслей:

– Не стоит на нее сердиться, мой мальчик! Повторяю вам, что после пребывания в этой проклятой клинике Лиза сама не своя. Иногда я с трудом узнаю ее…

– Вы лишь желаете меня утешить, графиня…

– Вы можете по-прежнему называть меня бабушкой! Бредни Лизы ничего не меняют в моем сердце, как не изменят они того факта, что вы отец трех наших маленьких проказников!

– Благодарю вас за ваши слова, но…

– Мне не нравятся «но», когда речь идет о моем сердце!

– Я это запомню. Но причиной всей этой драмы является ошибка, которую я…

– Уж не собираетесь ли вы снова спеть мне тот же припев? Я искренне верю, что Лиза бы вас обязательно простила, но произошла трагедия: преждевременные роды и известие о том, что она больше не сможет иметь детей. Гаспар и его клика сделали на это ставку и практически промыли ей мозги. Не будь этого – и я готова в этом поклясться! – она бы бросилась вам на шею при известии о том, что ее отец жив…

– По крайней мере, я на это надеюсь! Никто не знает, как может обернуться похищение… И я уверен, что это дело рук Гандия и Гринделя… Правда, это еще нужно доказать, учитывая тот риск, которому подвергнет такого заложника любое неловкое действие!

– Я хорошо это понимаю, но мне известна ваша ловкость, когда вы начинаете войну, имея в союзниках вашего бравого Адальбера! Вы ужинали?

– У меня не было на это времени… Да и не хочется!

– И все-таки нужно поесть! Так как семейная трапеза мне кажется сейчас неуместной, я скажу Груберу, чтобы вам подали ужин в комнату. Где Грубер вас поселил?

– Понятия не имею, но я уверен, что он не позволит мне ни в чем нуждаться. У меня такое впечатление, что Грубер не испытывает симпатии к дорогому кузену.

Графиня уже собралась вернуться в покои Лизы, но остановилась:

– Я полагаю, что будет эксгумация?

– Профессор Цендер ее потребовал… Все должно пройти максимально тихо, чтобы не возбуждать прессу. Не говорите об этом Лизе! Само слово звучит ужасно… И потом, действительно она поспешит сообщить об этом Гринделю!

– Вы не думаете, что его пригласят? Чуть раньше или чуть позже, какая разница?

– Несомненно, но пусть это станет для него сюрпризом!

– Почему бы и нет? В самом деле! Спокойной ночи, Альдо!

– Спокойной ночи, бабушка!


На другой день незадолго до полуночи Альдо остановил машину – самую неприметную из тех, что стояли в гараже его тестя! – около кладбища, но не стал сразу выходить.

– Дай мне сигарету! – попросил он Адальбера, сопровождавшего его. – Я свои забыл!

– Нервничаешь? – посочувствовал египтолог, выполняя просьбу. – Я тоже, если хочешь знать. Пусть я толстокожий, у меня все равно нет большого желания снова увидеть те ужасные останки, которые нам показали в Париже. Я с большим уважением отношусь к судмедэкспертам: у них очень крепкий желудок!

– Нам с тобой пора начинать привыкать к этому. Это происходит с нами уже в третий раз… А в первый раз мы сами выкапывали тело! Просто есть ситуации, к которым привыкнуть невозможно…

– Пожалуй, нам пора идти.

У входа на кладбище полицейские проверили личности Альдо и Адальбера. Кругом было темно, ночь выдалась безлунной, но друзей провели до обсаженной деревьями аллеи, в конце которой стоял склеп Кледерманов, освещенный изнутри. Перед ним ждали несколько человек: начальник полиции Вюрмли, профессор Цендер, директор похоронного бюро и два полицейских в штатском, державшиеся поближе к Гаспару Гринделю. Тот изо всех сил пытался скрыть свое плохое настроение. Неожиданно к ним подошел комиссар Ланглуа, чем немало удивил Альдо и Адальбера.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовался Адальбер, который добрую часть ночи напрасно пытался связаться с комиссаром по телефону. – Кто вас предупредил? Мне это сделать не удалось!

– Сожалею, я оставил указания… Вюрмли попросил меня приехать, и я прилетел военным самолетом из Виллакубле. Итак, господа, судя по всему, есть новости? – добавил он с видимым удовлетворением. – Не для всех приятные, разумеется, – добавил он, скользнув взглядом по Гринделю.

– Вы намерены арестовать его?

– За лжесвидетельство? Это слишком мелко, да и меня, впрочем, пригласили из чистой любезности. Я здесь не у себя! В любом случае, у меня нет желания засадить его за решетку под благовидным предлогом… Я был бы рад, если бы Гриндель смог вернуться к делам своего банка. Очевидно, что он замешан в этом деле…

– Чего мы ждем? – задал вопрос Адальбер, видя, что никто не двигается.

– Чтобы в подземелье вскрыли гроб. Эти семейные склепы удобны тем, что в них есть крипта, где покойные лежат на полках…

Они заканчивали разговор, когда наверх поднялся один из служителей и объявил, что все готово. Друг за другом Вюрмли, Цендер, Ланглуа, Гриндель и Морозини спустились по лестнице. Адальбер последовал за ними.

Две большие лампы освещали помещение и богатый гроб из красного дерева, обитый изнутри белым атласом. Он стоял на козлах. От сильного запаха формалина было трудно дышать. У Альдо перехватило горло. Спускаясь по ступенькам, он боролся с желанием закрыть глаза, настолько он боялся того, что ему предстояло снова увидеть. Оказавшись внизу, Морозини услышал легкий вздох облегчения, к которому он с радостью присоединился. Изуродованная голова была завернута в плотную льняную ткань, белую, как и подобие длинной туники, в которую было облачено тело. Руки, прикрытые белыми перчатками, держали четки. А вздох облегчения издал Гриндель.

– Кажется, кто-то позаботился об этих несчастных останках, – раздался негромкий голос профессора Цендера. – Это выглядит намного достойнее, чем визитка, в которую бы его обрядили, умри он в своей постели. В этом есть что-то… средневековое…

– Так распорядилась госпожа графиня фон Адлерштайн, – сообщил директор похоронного бюро.