Сигара, конечно, была кубинская. Мистер Пикеринг несколько раз с удовольствием затянулся, отчего воздух вокруг нас заполнился ароматным дымом, и проговорил:

– Похоже, Чарли, у тебя просто нет недостатков!

И хотя сказано это было вполне светским тоном, я почувствовал приближающуюся опасность. Да и любой на моем месте почувствовал бы. Таких парней, как я, мистер Пикеринг ел на завтрак десятками, а нашими косточками выковыривал застрявшее в зубах мясо. Еще за обедом – где-то после третьей перемены – я сумел расшифровать невербальные сигналы, которые посылало его внезапно напрягшееся тело, и понял, что в ближайшем будущем нам с Амандой придется реже видеться друг с другом. И изменить этого я не мог, что бы я ни сказал и ни сделал. Нет, мистер Пикеринг вовсе не хотел, чтобы его зятем стал безвольный, бесхребетный червяк, но и человек, который столь откровенно бросал ему вызов в его собственном доме (а именно этим я и занимался весь вечер), его не устраивал. Я это знал, и он знал, что я знаю.

Что ж, карты мне достались не самые лучшие, однако положение было не совсем безнадежным, и я решил, что потрепыхаюсь еще немного. «Честность – лучшая политика». Эти слова не были девизом всей моей жизни, но сегодня подобный подход уже принес мне кое-какие дивиденды, и я решил при случае испробовать его еще раз. Хитрить я умел не хуже папы Пикеринга, но сейчас был не тот случай. Почему-то у меня сложилось впечатление, что он способен разоблачить мой блеф куда быстрее, чем я успею состроить подходящее выражение лица, а раз так… Кроме того, мне еще никогда не доводилось обедать с человеком, чье состояние приближалось к миллиарду.

Выкурив примерно половину сигары, Маршалл Пикеринг сказал:

– Аманда говорила, что ты неплохо играешь в покер.

– Да, одно время я проделывал это достаточно часто.

Он показал на обитый сукном столик и улыбнулся почти по-отечески:

– Может, сыграем партейку?..

Я скрестил вытянутые перед собой ноги и сложил на коленях руки.

– Думаю, не стоит.

Почти минуту мистер Пикеринг сосредоточенно разглядывал свою сигару, потом еще раз глубоко затянулся. Кажется, он начинал испытывать раздражение.

– Почему же?

– Я обыгрывал в покер только «золотых мальчиков», которые рассматривали карты как развлечение. А вы, как мне кажется, пригласили меня сюда вовсе не затем, чтобы я вас развлекал.

Он снова затянулся, любуясь огоньком, мерцающим на кончике сигары.

– То есть ты обирал доверчивых простаков?

– Вовсе нет. Я просто оказывал услугу людям, которым не терпелось поскорее прокутить родительские денежки.

– А ты этим пользовался?

– Я просто не стал упускать представившуюся возможность.

Он кивнул:

– Что ж, это, наверное, правильно. Во всяком случае, мне это нравится. – Отеческое выражение исчезло с его лица, а тон стал жестким. – Я плачу́ большие деньги людям, которые умеют угадывать чужие мотивы и желания.

– Мне кажется, мистер Пикеринг, что вы читаете мои мотивы куда лучше, чем я – ваши.

Он улыбнулся и смахнул со стола воображаемые фишки.

– Туше́!..

Быть может, я не так уж сильно ему нравился, но моя способность сбросить карты, когда на руках у соперника появилась более сильная комбинация, вызвала у него если не уважение, то по крайней мере одобрение. Глядя на меня, мистер Пикеринг проговорил, изрыгая изо рта клубы дыма, как дракон:

– Маршалл. Зови меня просто – Маршалл.

* * *

Благословение родителей, таким образом, было получено, и весь последний курс мы с Амандой «встречались». Мои лондонские учебные успехи произвели на ректорат достаточно благоприятное впечатление, поэтому мне предложили дополнительно пройти специальный курс и получить степень магистра делового администрирования[17]. Наверняка я, конечно, ничего не знал, но мне почему-то казалось, что мистер Пикеринг – «просто Маршалл» – имел к этому решению ректората самое непосредственное отношение. Как бы там ни было, в конце первой же недели занятий он вызвал меня к себе в офис и сделал предложение, отказаться от которого было невероятно трудно.

В конце концов я решил сыграть с ним еще один раунд и согласился.

Маршалл Пикеринг управлял огромными деньгами – и своими, и принадлежащими другим людям. Он также владел несколькими компаниями по всему миру. Чем больше я его узнавал, тем сильнее мне казалось, что журналисты, оценивавшие размеры его состояния почти в миллиард, здорово ошиблись. Миллиарда этак на два. Для меня, таким образом, ставки серьезно повышались. Или, если смотреть на дело с другой стороны, причин тщательно обдумать свое решение поработать у Маршалла Пикеринга оказалось на два миллиарда больше, чем я считал вначале.

Надо сказать, что действовал он довольно хитро и изощренно. К примеру, штат его «фирмы» состоял главным образом из молодых амбициозных парней вроде меня. Пикеринг делал вид, будто обучает нас, наставляет, знакомит с жестокой изнанкой делового мира, причем подавалось это под таким соусом, что со стороны могло даже показаться, будто он делает это исключительно по доброте душевной. Многие, возможно, так и считали, но не я. Мне с самого начала стало понятно: мистер Пикеринг намерен прогнать нас сквозь серию краш-тестов, чтобы посмотреть, кто из чего сделан. Примерно так же поступают владельцы скаковых лошадей – они наполняют свои конюшни чистокровными жеребятами, а потом смотрят, из кого может получиться новый Секретариат[18]. Впрочем, гораздо чаще мне приходило на ум сравнение с мясом, которое повара отбивают перед жаркой. Чем дольше отбиваешь какой-нибудь кусок, тем мягче и вкуснее оно становится.

Головной компанией мистера Пикеринга был крупный хедж-фонд[19] «Пикеринг и сыновья», который действовал весьма успешно и эффективно – и это в эпоху, когда большинство подобных предприятий закрывают лавочку. Никаких «сыновей» в природе не существовало; думаю, в этом названии проявилось несколько извращенное чувство юмора отца Аманды, который хотел только одного – стать еще богаче, чем он был. Поначалу меня, правда, несколько удивляло отсутствие этих самых «сыновей», поскольку Маршалл Пикеринг был человеком умным и вряд ли рассчитывал жить вечно, следовательно, его не мог не заботить вопрос, кто и как станет управлять состоянием после его смерти. Аманда при всем ее уме вряд ли для этого подходила. Довольно скоро я, однако, понял ход мыслей Пикеринга. Ведь сыновей не выбирают, и его прямые наследники вполне могли оказаться дураками, расточителями и мотами. Нет, Пикеринг поступил гораздо умнее, ограничившись единственной дочерью. Ее наличие гарантировало, что деньги останутся в семье, а вот подобрать для нее подходящего мужа (читай – «сына») было Пикерингу вполне по силам. В данный момент на него работало несколько десятков потенциальных «сыновей», к которым глава корпорации присматривался пристально и внимательно, регулярно пропуская через сито профессионального отбора в надежде отобрать лучших из лучших.

Я сказал, что, помимо денег, Маршалла Пикеринга мало что интересовало, и это действительно было так. Даже будущего мужа для своей дочери он искал с дальним прицелом, причем интересы Аманды оказались для него на втором плане.

На самом деле ему нужен был человек, способный сохранить и приумножить самое дорогое, что у него было, – его капиталы.

В офисе Пикеринг вкратце описал, чем мне предстоит заниматься, представил персоналу, а потом показал мой закуток. Заботливый отец и гостеприимный хозяин, который предлагал мне вино и сигары, исчез. Теперь передо мной был холодный, ироничный делец, которого не интересовали сантименты – только бизнес.

– На моем столе, – сказал он, – скопилось несколько сотен резюме потенциальных кандидатов на это место. – Он ткнул пальцем в стандартное офисное кресло, стоявшее в моем закутке. – Причем многие из этих резюме выглядят даже лучше, чем твое, но… я хочу дать тебе шанс. Действуй, теперь все зависит только от тебя.

Я кивнул. Моя мать часто говорила – мол, дареному коню в зубы не смотрят, и я был с ней вполне согласен.

Так началась моя учеба-стажировка в фирме Пикеринга. Аманда болталась перед моим носом, как пресловутая морковка перед носом осла, поэтому я старался изо всех сил. В отдаленной, хотя и довольно туманной, перспективе маячило и состояние Пикеринга, однако для меня это было весьма слабым стимулом. От остальных четырех десятков работавших в офисе «мальчиков» я отличался тем, что за деньгами босса я не охотился. Мне нужна была только Аманда.

Мы с ней любили друг друга так сильно, как только могут полюбить друг друга два человека, которых разделяет банковский счет с девятью нулями (и отнюдь не после единицы), а также отцовская привычка контролировать все и вся. На Рождество мы вместе слетали на семейном «Гольфстриме» сначала в Вейл[20], а потом – в Швейцарию. Летний отпуск мы провели в Венесуэле, да и по выходным то и дело срывались в какой-нибудь экзотический уголок планеты. Я работал и учился, напрягая все свои силы и способности. Кроме того, время от времени мне приходилось выполнять кое-какие поручения босса. Моя способность «читать» людей и ситуации довольно скоро сделала меня чем-то вроде консультанта или, лучше сказать, оценщика. Пикеринг любил посылать меня на новые, приглянувшиеся ему территории и объекты, где я должен был оценить три вещи, на которых стоит весь современный бизнес: финансовую отчетность, состояние материальных ресурсов и степень эффективности управления.

Если в Гарварде я получил разнообразные и глубокие познания в области финансов, то практический опыт я приобрел именно в фирме Пикеринга. Всего за два года я стал неплохим специалистом в области бизнес-разведки – лучшим, чем любой из стажеров, какие у него когда-либо были. Курс я закончил блестяще, получил степень магистра делового администрирования, а потом… потом началась настоящая работа. За это Пикеринг платил мне довольно скромную зарплату, которая выражалась шестизначной суммой (впрочем, даже эти не слишком большие деньги мне некогда было тратить), к тому же в конце года я мог рассчитывать на некий бонус, размер которого зависел от результатов моей работы. Так, впрочем, он поступал со всеми молодыми «лошадками», которым посчастливилось попасть в его конюшню. Я, правда, довольно скоро смог купить себе в Бостоне неплохую квартиру, но жил я фактически в самолете компании. Командировки следовали одна за другой, так что в первый год после окончания Гарварда я ночевал у себя дома ровно двадцать шесть раз!

Несмотря на занятость, бег я не бросал. Быть может, мои результаты были не так хороши, как раньше, однако поселившаяся внутри боль требовала выхода, и я наматывал мили в надежде как-то справиться с ней. То, что́ мне не удавалось выбросить из головы усилием воли, я надеялся избыть, нагружая мускулы ног и легкие, и порой мне казалось, что текущий в моих жилах горький яд выходит вместе с потом. Увы, я по-прежнему не мог сказать, бегу ли я куда-то или от чего-то, и все же ежедневные (по мере возможности) упражнения стали для меня лекарством, без которого я не мог обходиться.

Мой первый бонус составил чуть меньше полумиллиона. На первый взгляд – немало, и объективно это действительно была большая сумма, но я-то знал, что моя работа принесла Пикерингу около ста миллионов чистой прибыли. Как-то раз, вернувшись из очередной командировки, я увидел, что кто-то повесил над моим закутком листок бумаги, на котором было написано фломастером: «№ 16». Этот «кто-то» был абсолютно прав. Для всех, кроме, пожалуй, самого Маршалла, мой номер был шестнадцатым, следовательно, от меня мало что зависело, и изменить я ничего не мог. Оставалось только подчиниться заведенным в компании порядкам.

Помните, я говорил, что никогда не садился за карточный стол с людьми, которые играют лучше меня? Это весьма полезное правило, но для того, чтобы следовать ему при всех обстоятельствах, нужно заранее знать, кто именно является лучшим игроком.

Брендан Рокуэлл происходил из довольно состоятельной семьи. В нашей гарвардской команде он был белой вороной, поскольку с отличием закончил аспирантуру Стэнфордского университета, где получил степень магистра управления бизнесом. Одного этого было достаточно, чтобы между ним и мной мгновенно возникла напряженность. Гарвард и Стэнфорд издавна соперничают, поскольку занимаются, в принципе, одним и тем же, причем делают это гораздо лучше большинства учебных заведений страны. Ситуация усугублялась тем, что, пока я летал с континента на континент, Брендан быстро карабкался вверх по карьерной лестнице и даже заслужил среди коллег прозвище «Мозолистый Язык» – до того усердно и откровенно он лизал задницу папе Пикерингу. Самому Пикерингу эти процедуры, по-видимому, были по душе, поскольку довольно скоро мне пришлось работать с Бренданом бок о бок. Обучать его, так сказать, нашим профессиональным секретам.

Брендан был высоким, хорошо сложенным парнем с красивым, словно точеным лицом; кроме того, он был умен, хитер, напорист и предприимчив, умел неплохо выражать (а также скрывать) свои мысли и был наделен решительностью и упрямством, которые позволяли ему идти к цели, не считаясь с потерями. Любую ситуацию он просчитывал не хуже моего, а может, даже лучше, и без колебаний перегрыз бы мне горло, если бы я хоть на миг расслабился и забыл об осторожности. Как я скоро понял, Брендан добивался только одного, и это была не Аманда, хотя от нее он бы тоже не отказался как от приятного бонуса к главному – к деньгам Пикеринга, которые парень рассчитывал рано или поздно прибрать к рукам.