Галина Лифшиц - Колодезь с черной водой

– Девочки отнимают красоту, а ты красивая, – не согласился Майкин муж.

– У тебя как было? Дочка отняла красоту? – поинтересовалась Майка.

– И тот, и другая постарались поровну, – засмеялась Люша.

– Нет, я бы, конечно, девочку хотела. Парень есть, надо девочку. Но если еще парень будет, не откажусь. – Майка улыбнулась и положила голову на плечо мужа.

Люша снова чуточку позавидовала ей. Чему? Она и сама точно не сумела бы сказать. Конечно, тому, как явно влюблен в нее муж. Даже смешно слушать, как он восхищается ее красотой. И еще – Люше тоже хотелось ждать ребеночка, быть такой некрасивой, плевать на это, просто ждать появления маленького чуда…

Гости тем временем стали прощаться. Майке хотелось прилечь, поспать.

– Накормил, теперь уснуть могу, сидя у тебя. После еды спячка нападает, – пожаловалась она Ивану.

Они расцеловались.

– Молодцы вы, ребята, – сказала Майка на прощание. – У вас уже трое, и все еще впереди. Вы для нас пример.

– Мы не… – начала было Люша, но Иван взял ее за руку и не дал продолжить то, что и так было понятно, о чем все знали.

Да, они не настоящие муж с женой, да, сделали этот шаг ради ребенка. Но разве неправду сказала Майка? Детей-то в целом трое. И – все у каждого из них еще впереди. В любом случае – это так.

До возвращения детей с лыжной прогулки оставалось еще часа два. Иван предложил перетащить кастрюлю с супом и гусятницу с мясом к Люше: приедут голодные лыжники, пообедают сразу. Они так и сделали. Все приготовили к обеду, продолжая разговаривать о том о сем. Иван стал рассказывать о том, что особенно поразило его в последнее время:

– У меня вчера очередная операция была: ребенок, девочка – с волчьей пастью и заячьей губой родилась. Очень тяжелая аномалия. И я ее вел буквально с рождения. Предпоследний раз оперировал ее в сентябре, все удачно прошло. Ее сейчас от сверстников практически ничего не отличает. Вчера очередной шаг сделали. Так, ничего серьезного, промежуточная операция. Сейчас уже могу точно сказать, что все с ней есть и будет в порядке. Посмотрит человек – и никогда не догадается, как она при рождении выглядела.

День был тяжелый, несколько операций, она как раз завершала мой график вчера. Отвезли ее в палату, пронаблюдать надо было пару часов перед тем, как домой ехать. Мать ее, конечно, ждала. Странная у нее мать. Красивая, благополучная, все при ней. Но – вибрирует. Совершенно психованная. Заводится на ровном месте. Тяжело с ней. Хотя – понятно: ребенок такой родился, много сил требует.

– Любой ребенок требует сил, – заметила Люша.

– Ну да. Конечно. Только когда у ребенка серьезные проблемы со здоровьем, это на нервах сильно отражается, разве нет?

– Еще бы! А в чем у нее это выражается?

– Она постоянно ищет виноватых. Любую мелочь раздувает в грандиозный скандал. Никогда не знаешь, что отыщется на этот раз, но обязательно отыщется.

– Так ты лучше от них откажись. Столько лет нервотрепки! Зачем это надо? – посочувствовала Люша.

– Не могу. Ребенка я с рождения вел. Я тебе потом фотки покажу, поймешь, какое я отношение к ее жизни имею. Но, кстати, мамаша на мне не срывалась ни разу. Побаивается. Уважает. Значит, контролирует как-то себя. Но ищет, кого бы отвампирить. Даже, представь, в этот раз к чему придралась: в регистратуре букет лилий стоял. Красота сказочная. Это одному доктору пациентка вручила, а он в регистратуру передал, чтоб все могли полюбоваться. И вот моя мамашка приходит и с полоборота затевает хай: почему это в клинике не считаются с тем, что у кого-то может быть аллергия на лилии. И что это у нас за медицинское учреждение такое! В итоге – вызвала главного, тот лилии к себе в кабинет унес, а ей спасибо за бдительность объявил, – продолжал Иван.

– Действительно, психованная. Избалованная, видно. Привыкла, что все в жизни по ее велению происходит.

– И вот я – с одной стороны, девочку всегда рад видеть – все-таки дело собственных рук. А как о матери ее подумаю, руки опускаются. Так она вчера, когда я ей объявил, что у ее дочери все просто замечательно, что встретимся теперь через полгода, не раньше, начала на мужа своего жаловаться, мол, предал их, загулял. И это при ребенке, заметь! И девочка матери поддакивает! Мол, да, предал их папа. И мамаша не понимает даже, как это со стороны жутко выглядит. Вырастила себе подобную.

Я вчера подумал: живет где-то на свете мальчик лет десяти примерно и не знает, какая ему уготована судьба. Встретится ему моя девочка, да еще со своей мамашей… Еще одна судьба искореженная. Он себе сейчас живет и беды не чует. А ведь огребет по полной! Судьба! Никуда от нее не денешься.

– Ты веришь в судьбу? – с интересом спросила Люша.

– Не знаю, как это называть. Много слов существует. Предначертание, участь, рок… Да, верю. Как-то все предопределено. Смотришь задним числом на то, что было в жизни, и понимаешь, что можно было избежать. И что часто даже не по судьбе своей шел, а наперекор. И вот делаешь ты что-то вроде бы из ряда вон, совершенно не предусмотренное, а потом оказывается: это и есть твой путь, без него вообще не представляешь, что бы за жизнь у тебя была.

– Да, я тоже так думаю. И еще знаю: нет ничего случайного. Все наши решения не случайны, я потом тебе расскажу, как я поняла, что не могу пройти мимо Алеши. Там, у магазина. Тоже – предначертание, – поддержала Люша.

У Ивана зазвонил телефон. Он бдительно глянул на номер и отвечать не стал.

– Вот. Опять, – пояснил он, увидев вопросительный Люшин взгляд, – опять она, судьба моя. Алина. Бывшая. Она никак не может успокоиться, понимаешь? Сидит себе спокойно в своих райских кущах. А потом как ее переклинит! И вот она звонит мне. И всегда находит много новых слов и пожеланий. Но смотри, как мысль материальна! Только о ней сегодня вспомнили, и она проклюнулась. Не знаю, когда ей надоест.

– Странно, – откликнулась Люша, – и со мной ведь было точно такое же! Давно, правда. Мы с первым мужем прожили немало лет вместе. Детей не было. Он, наверное, заскучал. Да еще у них приняты были разговоры, что жен, как машины, надо менять не реже, чем раз в пять лет. А мы уже много больше пяти лет жили вместе. Я все воспринимала как шутки. Хотя подлые это были шутки, надо сказать. При женах, как при мебели, на такие темы шутить… В итоге пришел он однажды, перед Новым годом, между прочим, и сказал, что ему нужна свобода. Сказал, что хочет жить раздельно, а я чтобы оставалась тут и жила, как мне хочется. Я понять ничего не могла. Ведь действительно – поступил, как с вещью. Надоела – на свободу! И все! Полгода я о нем ничего не слышала. Пыталась звонить, он не подходил. Потом подал на развод. Развели нас в момент. Я тогда вообще не знаю, как выжила. Общие друзья все отвернулись. Даже не здоровались при встрече. И я не понимала, почему это со мной происходит? Как так можно? Это так страшно, когда тебя бросают! И ничего от тебя не зависит – вообще! Внутри пустота, вокруг пустота. Держала только мысль о родителях. Время шло медленно. Мне казалось, я никогда не выкарабкаюсь, так и буду существовать в пустоте. Потом как-то подруга моя вытащила меня на какую-то тусовку, а там я встретила своего мужа. Бывшего мужа. Он подошел как ни в чем не бывало. Просто как к знакомой. В щечку поцеловал. И при нем была девушка. И вот она-то испепеляла меня взглядом. Такая ненависть была в ее глазах! Я даже испугалась. Хотя давно уже к тому времени не боялась ничего: мне все было безразлично. Я тогда не поняла, почему она меня возненавидела. Ведь я не лезу ни во что, не ищу встреч. Меня для них нет. Откуда же тогда ненависть? И представь, после той встречи она стала мне названивать. Номер мой узнать труда не составляло. У него наверняка в памяти мой номер сохранился, он этому значения не придавал. Поздними вечерами, ночами раздавались звонки. Звонила, как маньячка, шипела про то, как у них все хорошо. А у меня в то время папа был нездоров. То есть – в любой момент я могла понадобиться маме. Я подходила к каждому звонку. И даже выслушивала, что она говорит, потому что если бросишь трубку, она перезванивала. Я поняла, что надо дать ей выдохнуться, тогда она хоть на время отстанет.

– Точно, как Алина. Один в один, – поразился Иван.

– Но с Алиной ты хоть жил вместе, вас многое связывало. А она? Вот что лично я ей сделала? До сих пор не пойму. Тут как-то дневник свой нашла той поры – просто ужаснулась. Могу тебе дать почитать, если интересно. Хотя я все тебе сейчас и рассказала. Без деталей только. – Люша качала головой, недоумевая.

– Но в конце концов она отвязалась? Что произошло? – Иван явно заинтересовался сходством их случаев.

– Произошло ужасное. Мой папа умер. И все остальное не имело уже никакого значения. Я жила какое-то время в родительском доме. Мобильник отключила – ни с кем не хотела говорить. А когда вернулась к себе, началась у меня совсем другая жизнь. И звонков от нее ни разу не было. Пыталась, наверное, а потом решила, что я номер поменяла. И все. Утихомирилась.

– Надо и мне номера поменять. И домашний, и мобильный. Другая жизнь – другие номера, – решил Иван.

– А пациенты? Или старые друзья? – не согласилась Люша.

– Кому надо, найдет, – уверенно постановил Иван.

– Так и она же найдет, если ей приспичит. Понимаешь?

– Да, верно. И она найдет. Ладно. Время лечит. Когда-нибудь ей надоест.

– Увидишь, отстанет она от тебя, – утешила Люша. – Давай лучше о чем-нибудь еще интересном расскажи.

– Интересного полно. Только начнешь, столько всего вспоминается! Одно цепляется за другое. Главное: наблюдать успевай. Я тебе еще столько всего рассказать должен.

– И я, – засмеялась Люша. – Я почему-то часто сейчас думаю, как буду тебе про что-то рассказывать.

– Встретились болтуны, – подвел итог Иван. – Значит, будем болтать. Кстати, ты подожди. Я же тебе не все про мамашу эту рассказал. Вернее, про их семейство. Представь, только милые дамы меня покинули, я уже собирался домой, подъезжает глава семьи. Мы с ним все эти годы общались, но мельком. И вот он выражает мне огромную благодарность, говорит массу всяких приятных слов. А потом, заметь, делает одно очень приятное предложение. Я, говорит, так вам признателен, что очень хочу тоже быть полезным. И предлагает в любой момент останавливаться в его отелях: в Австрии, Италии, Испании – на выбор. Вам, говорит, достаточно будет в любой из этих отелей позвонить, назвать свою фамилию, и номер люкс вам обеспечен с полным пансионом. Только предупредите хотя бы за неделю. Сказал, что занес мою фамилию в список почетных гостей. Представь! Можем с ребятами туда отправиться. С чистой совестью полечу: я заслужил.

– Ты – да. Обязательно воспользуйся.

– А ты? Откажешься? – не понял Иван.

– Я не люблю, когда… из милости. Все понимаю, но не хочу так. Ты это гостеприимство заработал. Я – нет.

– Ты даже не представляешь, что я для них сделал! – воскликнул Иван. – Вот подожди. Я сейчас альбом принесу. У меня целый альбом есть – история болезни. И ты тогда поймешь.

Иван быстро сбегал к себе домой и вернулся с альбомом.

– Ты, главное, сначала не пугайся, – предупредил он. – Дальше будет лучше и лучше. Но сначала, конечно, шок. Если очень слабонервная, может, лучше с конца начнешь? Там уже в полном порядке девочка.

– Нет уж, давай сначала, – отозвалась Люша и открыла альбом.

Иван был совершенно прав. Наверное, не стоило ей так сразу погружаться в этот ужас. Она увидела новорожденного младенца, очень нарядно одетого, но страшное уродство искажало весь детский облик: огромная зияющая щель под носом, небо, разделенное на две половинки, верхней губы почти не видно…

– Бедная девочка! И мать – несчастная. Не удивляюсь, что она нервная такая. Тут любой станет нервным, – проговорила Люша, не решаясь дальше рассматривать страшные фото.

– Да! Страшная сказка. Но! Конец-то у нее счастливый! Ты смотри, смотри! Знаешь, я тогда молодой был. Смелый. Оптимист. Сейчас не знаю, решился ли бы так смело обещать, что все исправлю. А тогда сам верил, и им моя вера передалась. Но работа – ювелирная. Месяц за месяцем, год за годом. Смотри, – велел Иван.

Он медленно листал страницы альбома, и перед Люшей вставала картина преображения ребенка. Действительно – шаг за шагом. Каждое фото демонстрировало очередное улучшение. Где-то на середине альбома смотреть стало совсем не страшно. Девочка росла. Видно было, что ребенка любят: наряжают, ухаживают, не жалея средств и сил. Всегда с идеальной прической, с ясным взглядом больших выразительных глаз, она уже не отпугивала, а, напротив, привлекала взгляд.

– Ты действительно настоящий мастер! – восхитилась Люша. – Я даже не представляла, какой ты спец!

– Кое-что могу, – довольно подтвердил Иван.

Он продолжал листать страницы альбома, явно любуясь своей работой.

– Творение рук моих, – сказал он любовно, обращаясь к портрету очаровательной восьмилетней девочки, наверняка первой красавицы своего класса. – А вот, кстати, и ее родители. Захотелось их всей семьей запечатлеть. Как думаешь, на кого она похожа?