– Думаю, что шутка не удалась! Ты идиотище, Бампер! Рыжее, бесстыжее и безголовое! Отойди! – Храбро отодвинув парня в сторону, шагаю к спальне, подбирая руками халат, слыша за спиной тихий смех. – Можешь глазеть на звезды один! А я спать пошла!

Спать – не спать, а руки так и зачесались стукнуть Рыжего по затылку! Лучше уж уйти от греха подальше…

Я вхожу в спальню, снимаю халат и забираюсь под одеяло. Чуть поостыв, поворачиваюсь лицом к окну. Мне кажется, что Рыжий вот-вот зайдет в комнату и ответит на мою грубость, как умеет только он, но он все стоит и стоит на балконе. Один, под ветром, в расстегнутой настежь рубашке. Облокотившись на перила, надолго роняет голову на руки, но вот поднимает подбородок и замирает, словно действительно смотрит на звезды. Играет в пальцах вспыхнувшим огоньком сигареты… стоит… и я, так и не дождавшись его возвращения, незаметно для себя засыпаю, убаюканная теплом подушки и едва уловимым ароматом мужского парфюма… Дорогого, изысканного, заставляющего в который раз вздохнуть с завистью: есть же на свете люди, знающие толк в подобного рода вещах. Удивительно и странно… И почему-то чуть-чуть обидно. Как будто мне при рождении навсегда закрыли доступ к китайской грамоте, за которой стоит целый мир. И ни за что самому не разобраться в диковинных иероглифах, не рассмотреть красивых картин. Ни за что, как бы ни хотелось.

Его любимая подушка, надо же… И рубашка… Такой собственник… А пижон, каких поискать… С виду серьезный, а на деле дурашливый, как мальчишка… Но так улыбается… Как будто знает куда больше меня…

А может, и вправду знает?..

…А в ухе дырочка для сережки… Так на него похоже… Наверно, в юности носил…

Рыжий… Рыжий… Рыжий…

Ох, Рыжий…

* * *

Кажется, я выспалась. Телу тепло и комфортно, уютно под мягким одеялом, и так не хочется просыпаться. Я подтягиваюсь, зарываюсь носом в подушку и улыбаюсь, урча вслух: почему мне так хорошо? Неужели девчонки из соседних комнат разъехались на выходные и не галдят за стеной сороками с утра?.. Или у меня появился новый диван в общаге – не такой продавленный, как кровать?.. А еще стремительно ускользающий сон, который я почти что ухватила за хвост… Приятный. Чувственный. В котором тоже были осторожные пальцы, гладящие мое плечо… вплетающиеся в ладонь… пробирающиеся в самые укромные местечки…

Я открываю глаза и упираюсь в голубой взгляд – яркий и глубокий, как бездонное летнее небо.

– Доброе утро, Коломбина. Хотя, скорее, уже день.

– Д-доброе.

Я с удивлением смотрю на Рыжего, чуть взлохмаченного после сна, но странно умиротворенного.

– А я… Мы что, так долго спали?

– Долго. Не хотел тебя будить. Выспалась?

– Кажется, да.

– Это хорошо. Значит, не будешь на меня рычать за вчерашнее? Я был дураком, признаю. Глупая вышла шутка.

– Очень. Я так испугалась. Оказывается, я боюсь высоты.

– Нет. Ты просто не забиралась в «Орлиное гнездо», а я за десять лет жизни здесь успел потерять страх.

– Да. Никогда раньше так высоко.

– Здесь красиво. И свободно. Это просто надо принять. Почувствовать. И, может быть, полюбить.

Я чувствую. Каждой клеточкой просыпающегося тела, отзывающегося покалывающей дрожью на бережное прикосновение пальцев, коснувшихся шеи.

– Что ты делаешь? Ты… гладишь меня?

Пальцев, поймавших прядь волос у яремной впадинки. Медленно огладивших подбородок… подбирающихся к губам.

– Не могу удержаться. У тебя очень нежная кожа и красивые плечи. И ты так близко. А я не часто просыпаюсь с… Неважно. Не слушай меня, Коломбина. Сейчас снова скажу какую-нибудь чушь.

– А ночью мы… То есть, ты…

– Ночью я спал. Не помню, что было ночью.

И я не помню, но закрываю глаза, прислушиваясь к себе. К тому, что оживает и закручивается в животе под этим прикосновением жарким звенящим желанием, словно так и не отпущенная пружина. Неутолимым желанием, голодным, с надеждой вскинувшим голову в немом ожидании…

– Ты снова смотришь.

– И снова думаю. У тебя потрясающий рот. Я не могу не думать о том, что хочу сделать с ним.

– Перестань.

– Как, подскажи? Даже если бы я получил, что хочу, все равно бы не перестал думать. Это сильнее меня, Коломбина. Пока ты вот так смотришь… – большой палец скользит по приоткрывшимся губам, и я неосознанно тянусь за ним, навстречу привставшему на локте парню. Медленно склоняющему ко мне голову. – Пока думаешь о том же… я только еще больше хочу тебя. Хочу с тобой…

У Рыжего есть власть надо мной. Сила, что пригвождает к месту, заставляя ощущать собственную беспомощность перед ней. Тихой хрипотцой проникающая под кожу, вызывающая в сердце трепет и безумный вихрь мыслей.

Я едва проснулась, но уже задыхаюсь от признания Бампера, как будто бы бежала всю ночь. От него или к нему… не пойму. Это какое-то наваждение. Безрассудное, сбивающее с ног. Похожее на лихорадку или болезнь, незаметно овладевшую телом и не только.

– Ты обещал…

– Врал.

– Я же тебе совсем не нравлюсь.

– А вот теперь врешь ты.

– Ты сам говорил, я помню.

– Я тоже кое-что помню. Кому-то очень нравятся мои глаза…

– Замолчи.

– Которые, как небо. Они действительно, как небо для тебя, Коломбина? – Он почти склонился и теперь осторожно касается кончиком языка уголка моих губ. – Если так, то я польщен. – Опускается ниже, и я могу слышать горячий жар его дыхания – отдающего мятой и свежестью успевшего принять утренний душ мужчины, почувствовать улыбку, вернувшуюся на лицо.

– Замолчи, – тихо, облизывая вмиг пересохшие губы. – Иначе я тебя убью.

– Попробуй. Только очень тебя прошу, Коломбина, начни убивать вот с этого места. – Рыжий берет мою руку и направляет к своему паху. – Попробуй справиться с ним для начала, моя колючая мучительница.

– Ты… – горло перехватывает вздох, – наглая, бесстыжая морда.

– Точно. – Он склоняется к моему уху, мягко покусывает мочку, пока я выгибаюсь под ним дугой, закрывая глаза.

– Стыда у тебя нет.

– Не-а… – Накрывает ладонью пальцы, теснее прижимая к себе, заставляя смелым прикосновением сквозь тонкую ткань почувствовать всю силу его желания. – Нет, Коломбина, я прогнил насквозь… О, да…

– Бесстыжий…

И почему я так послушна? Но касаться его приятно. Поглаживать, изучать, желая зайти в нечаянной ласке все дальше. Это точно то, чего я хочу. Чего хочет мое истомленное сном тело.

– Ты уже говорила.

– А ты не спорь со мной.

– Даже не думал. Сейчас, когда ты меня почти убила, я готов признать за собой полную капитуляцию. Да, вот так, моя хорошая, умница…

– Господи, чем я с тобой тут занимаюсь? Кто бы узнал…

– Любовью, Коломбина. Точнее, прелюдией к ее физической разновидности. Но то, чем я вскоре собираюсь заняться с тобой по-серьезному, тебе понравится, гарантирую. И лучше бы о том никто не узнал.

– Почему? – Никогда бы не подумала, что ощущения от прикосновений к чужому телу могут быть такими яркими, а свободная пижама вдруг стать тесной и жесткой. – Стыдишься меня?

– Размечталась! – Бампер прикусывает мою шею, подбираясь пальцами к резинке пижамных брюк. – Не хочу отбиваться от конкуренток. Удовлетворенная женщина не способна ничего утаить в секрете. А я постараюсь, чтобы ты осталась довольна, Коломбина. Обещаю. Я всю ночь только и ждал, когда ты досмотришь свой сон и проснешься. А ты все спала и спала… Говорю же, мучительница…

Досмотришь свой сон.

Свой сон…

Мама!

То есть, папа!

Вот же он – хвост сна! Да какой длинный! Не ускользнул-таки!

Громко ойкнув и взвившись вверх, я сталкиваю с себя Бампера и вскакиваю с постели, чуть не запутавшись в одеяле. Отпрыгнув подальше, гляжу на него в ужасе, угрожающе наставив палец.

– Лучше не подходи! А все твоя подушка виновата!

Бегу, спотыкаясь, в гардеробную, на ходу натягивая на бедра спущенные брюки, и, распахнув дверь, бросаюсь к стене, в поисках сброшенной в спешке на пол…

– Где моя куртка?!

– На вешалке. Брюки и футболка – тоже.

Отыскав в вещах Бампера куртку, – ну и подумаешь! Валялась бы себе! Я и сама могла убрать, если бы не любительница Шерлока, – достаю из кармана телефон…

Разрядился! Как некстати!

Выскочив из гардеробной, останавливаюсь у порога, упершись растерянным взглядом в свою сумку. Услышав окликнувшего меня Рыжего, оглядываюсь за плечо, поймав в отражении зеркала всклокоченную темноволосую девчонку в растянутой пижаме. Смешную и какую-то огорошенную, словно потерявшуюся в большом городе. Совсем не мечту мужских фантазий.

– О, господи! Девочка моя, что случилось?

Рыжий сидит на кровати, вопросительно вскинув бровь, даже не подозревая, какую свинью мне подложил, а я упираюсь в него настороженным взглядом.

– Артемьев, есть телефон?

– Ну, конечно. А…

– Не спрашивай! Просто дай!

– Как скажешь…

Бампер встает с кровати, наклоняется к прикроватной тумбе и протягивает телефон, показывая мне, что у него не только настроение находится в приподнятом состоянии, но и кое-что под боксерами…

Че-ерт…

Я выхватываю из рук парня айфон и выскакиваю на балкон босиком, плотно затворяя за собой дверь. Но уже через секунду возвращаюсь, чтобы, грозно зыркнув на Рыжего, впрыгнуть в знакомые тапки.

– Женька! Алло! Женька, ты меня слышишь?

– Таня? – Неужели есть на свете человек, которого я могу застать врасплох. – Привет! Что-то случилось? Ты почему такая встревоженная?

– Случилось, Воробышек, еще как случилось! – Я отбегаю в конец балкона, к самому поручню. Смотрю на город невидящим взглядом, не замечая высоты. – Кошмар случился, вот что! Вселенского масштаба!

– Господи! – Женька ахает на том конце связи. – Ты здорова? С тобой все в порядке? Тебя обидели?

– Да! То есть, нет! Просто этого не может быть, понимаешь?! Он мне даже не нравится! Почти не нравится!

– Кто «Он»? Крюкова, ты говоришь загадками.

– Неважно!

– Та-ань?!

Я слышу, но признаться так сложно! И невозможно смолчать!

– Он мне приснился, представляешь? Не обычно, как снятся нормальные люди, а сама знаешь как!

– Нет, не знаю.

– Знаешь! Ты перед свадьбой признавалась, что видела Люкова во сне, помнишь? Вы вместе летели на вертолете? Когда спала у него дома!

Воробышек привычно осторожничает:

– Допустим. А кто приснился-то? Вовка? Ты помирилась с Серебрянским?

– Да какой к лешему Вовка! – я даже сержусь от такого предположения. – Нужен он мне, предатель! Этот гад бесстыжий мне приснился, а я даже подушку не переворачивала! Ой! – внезапно вспоминаю, как опускала подушку на лицо Рыжему и холодею, застывая струной. – Или переворачивала… Ужас какой… Все равно гад! – стою на своем. – А еще сказал, что его любимая.

Смех Женьки, как всегда – приятен и легок, и уж точно застает меня врасплох.

– Воробышек, ты чего смеешься? Я серьезно!

Но Женьку не унять. Она что-то отвечает Люкову и возвращается ко мне. Говорит мягко, как ребенку:

– Крюкова, я рада, что с тобой все в порядке.

– Что? Женька, ты меня слышишь вообще или с Люковым своим милуешься? И ничего не в порядке! А совсем даже наоборот!

– Но он же сказал, этот таинственный «гад», что ты его любимая.

– Так не я, а подушка! То есть, рубашка!

– А-а… – тянет птичка подозрительно. – А я подумала, что ты. Ты ничего не перепутала?

– Конечно, нет! Ему же верить нельзя! Этому хитрому лису!

– Таня, ты сейчас где? С чьего телефона звонишь?

– В его квартире и с его телефона! Но это неважно! Я этого паразита в спальне закрыла. То есть, наоборот, себя закрыла от него на балконе… Ай, Женька! Лучше скажи, что это все несерьезно, иначе я свихнусь!

– Я не знаю, Тань, о ком ты говоришь. Может быть, он хороший парень, а ты себя, как всегда, взвинчиваешь?

– Да он бабник, каких поискать! Сама видела! Я, между прочим, здесь под прикрытием нахожусь! Защищаю его от бывшей подруги, чтобы не зарилась зря на чужое добро. Якобы, зря! А он… А он, зараза, пользуется тем, что я сплю с ним вместе и забирается в чужие сны!

– Ого! Крюкова, ты же сейчас шутишь?

– Если бы! Воробышек, можешь смеяться, возможно, я кажусь тебе глупой, но я так верила! Верила, понимаешь? Мне бабушка покойная маленькой рассказывала, что увидела деда во сне, когда они студентами работали в трудотряде. И все! Сразу поняла, что он – ее любовь на всю жизнь!.. А я? А мне что делать? Я у него дома, в его постели, на его любимой подушке сплю себе и вдруг… эта наглая морда! Кошмар, да? Я его, значит, полюблю, а он со мной поиграет и завтра же выкинет! Как какую-то милую! И конец, пропала Крюкова…

– Рассказывай! – вот теперь Женька не смеется.

– Он меня в лодке катал по реке, как какую-то мамзель! Все было как в кино! Река, лодка, солнце… и даже зонтик от солнца! И два весла у него! Но, почему? Я никогда и никому не разрешу решать за меня! Пусть не надеется!