Мери КАММИНГС

КОЛЬЦО

Mary CUMMINGS





Часть первая


Глава 1


Неширокую асфальтовую дорожку, проходившую вокруг парка, все называли просто кольцом. Длина ее была чуть больше мили, что очень устраивало тех, кто каждое утро делает пробежку. Можно было не задумываться о счете: одно кольцо — одна миля, два кольца — две... и так далее.

Как и на любой транспортной магистрали, здесь су­ществовали свои правила и свой час пик. Примерно в шесть утра, когда только начинало светать, на дорожку выходили первые любители бега. За ними — собачники, стремившиеся побыстрее добраться до одного из входов в парк и отпустить своих любимцев с поводка. Часам к восьми бегунов становилось меньше, зато приходил че­ред студентов колледжа, находившегося за парком. Неко­торые из них неслись по дорожке на скейтборде или ро­ликовых коньках, распугивая редких, еще попадавшихся на пути любителей пробежки.

Часам к одиннадцати на кольце мало кого уже можно было встретить — а потом, к обеду, все повторялось в об­ратном порядке...

К сожалению, у городских властей несколько лет не доходили руки до того, чтобы отремонтировать изрядно потрескавшийся асфальт. Поэтому неудивительно, что ко­лесо инвалидной коляски, попав в выбоину, резко виль­нуло и соскользнуло с дорожки. Человек, сидевший в ней, замер в неудобной позе, откинувшись влево и изо всех сил пытаясь сохранить равновесие. Коляска застыла накренившись; сотовый телефон был закреплен справа, и любая попытка дотянуться до него привела бы к падению.

От злости и ощущения беспомощности на глаза наво­рачивались слезы. Что делать? Сидеть вот так и ждать, пока Бен, удивившись, что его так долго нет, решит пой­ти посмотреть, что же стряслось?

Можно, конечно, пренебречь всем, дотянуться до те­лефона — и неизбежно упасть, и валяться потом в мокрой траве, как перевернутая черепаха, вызывая жалость слу­чайных прохожих... черт бы их побрал! Или позвать на помощь кого-то из этих вот случайных прохожих. Или попытаться все-таки выпутаться своими силами. Если сильнее отклониться влево... От этого движения коляска дернулась как живая, начала медленно и неумолимо кре­ниться — он замер, не дыша, тщетно пытаясь восстано­вить равновесие, и неожиданно услышал сзади шаги.

Ну вот... уже и добрые самаритяне на подходе. Теперь можно попросить помощи — авось не откажут несчастно­му калеке! А потом нужно будет улыбаться и благодарить... Эта мысль вызвала приступ невыносимой, застилающей глаза багровой пеленой ярости.

Просить не потребовалось — человек, подбежавший сза­ди, с одного взгляда оценил обстановку. Толчок... женский голос: «Осторожно!» — и коляска, выровнявшись и прока­тившись пару метров, остановилась на безопасном месте.

— Сейчас, тут сбоку стопор... Вот и все! — раздался тот же голос.

Справа вынырнула легкая фигурка, встала перед ним, отряхивая руки.

И они замерли на мгновение, впервые увидев друг друга. Первое, что она подумала: «Какой красивый мужик!» А через секунду, вспомнив про коляску: «Как жалко...» И смутилась — она ожидала увидеть человека намного старше, а этому было едва за тридцать.

Волевое лицо с чуть впалыми щеками и выступающим подбородком, темные волнистые волосы и потрясающие сине-бирюзовые глаза. Никогда в жизни она не видела ни­чего подобного...

Но почему-то эти глаза смотрели с недовольным вы­ражением, еще больше смутив ее.

Если бы ему предложили придумать ей имя, он назвал бы ее Джой — радость. Казалось, она вся переполнена ра­достью жизни, и от этого ей трудно устоять на месте. Длинные ноги нетерпеливо переступали, готовясь нести их обладательницу дальше, но, судя по дружелюбной, чуть смущенной улыбке, она ждала от него каких-то слов.

А говорить ничего не хотелось — хотелось просто раз­глядывать ее.

Волосы небрежно растрепанной пепельной шапочкой обрамляли узкое лицо с выступившими на верхней губе бисеринками пота. Тонкая и легкая, она все же не производила впечатления хрупкости или субтильности — ско­рее напоминала молоденькую скаковую лошадку с отли­вающей золотистым блеском шкурой и переливающими­ся под ней мышцами.

— Это вода? — спросила девушка, кивнув на бутылку, торчащую сбоку коляски.

От затянувшегося молчания ста­новилось уже не по себе, а убегать, не сказав ни слова, казалось как-то неудобно.

— А? Да, конечно... Как я сразу не подумал! — Достав бутылку, он протянул ей. — Вот, пожалуйста!

— Плесни мне немного на руки! — попросила она, на­гнулась и вытянула вперед ладони.

Торопясь, и сам удивляясь, почему так торопится, он отвинтил пробку и вылил на подставленные руки рассы­павшуюся веселыми брызгами струю.

— Куда, куда?! Хватит! — рассмеялась девушка, отрях­нула руки и снова потянулась к бутылке. — Можно?

Запрокинув голову и почти не касаясь губами края бу­тылки, девушка сделала несколько глотков, после чего, оттянув ворот майки, плеснула немного воды и туда — на миг зажмурилась от удовольствия, встряхнула головой и вернула бутылку.

— Спасибо!

Сделала шаг назад, улыбнулась, махнула рукой и, повер­нувшись к нему спиной, побежала дальше по дорожке.


Весь вечер он думал о ней, восстанавливая в памяти малейшую подробность — как она запрокинула голову... улыбнулась... и под промокшей майкой явно не было лиф­чика. Одернул себя: к чему все это?! Ему-то!

И снова вспоминал дружелюбные глаза, кажется, свет­ло-карие? Да, точно, светло-карие! И как она пила, а по шее скатилось несколько капель воды. И ямочку на щеке, когда она улыбнулась...

На следующий день он поехал на кольцо сам — без обычного, ставшего уже почти традицией получасового препирательства: стоит или не стоит это делать; не стал привычно ссылаться на намечающийся дождь и срочную работу.

Обязательную ему милю решил на сей раз проехать против часовой стрелки — в конце концов, он же не обя­зан подчиняться неписаным правилам, принятым люби­телями пробежки! Да и приближающихся бегунов так бу­дет лучше видно...

Дождь и правда вскоре пошел — холодный, мелкий и противный, заставивший его довольно скоро развернуть­ся и уехать домой. В такую погоду болтаться по улице мог только законченный фанатик.


Он снова увидел ее только через три дня и, издали за­метив приближающуюся фигурку в светлой майке, сразу, еще не видя лица, понял, что это она.

Похоже, девушка тоже вспомнила его — во всяком слу­чае, кивнула и махнула рукой. И в тот момент, когда их гла­за встретились, он быстро достал из кармана коляски спе­циально приготовленную бутылочку минералки и с улыб­кой помахал ею в воздухе.

Ну вот, сейчас все должно решиться... Если она отмах­нется и проскочит мимо, второй попытки он делать не станет. Хотя и эта была, наверное, ни к чему...

Но девушка без колебаний свернула к нему и приоста­новилась.

— Привет!

— Привет...

— Как дела?

— Нормально.

— Хочешь пить? — Он протянул минералку.

— Пожалуй...

Она сделала несколько глотков и вернула ему бутылку.

— Спасибо. Сегодня жарко.

Было не так уж жарко, но она разогрелась от бега. Щеки разрумянились, а ноги, как и в прошлый раз, не­терпеливо переступали на месте.

— Ник.

— Что? — Она непонимающе взглянула на него.

— Это меня так зовут. Ник Райан.

— А-а... — улыбнулась она и кивнула. — Нэнси.

Протянула руку — небольшую, но неожиданно сильную и жесткую. Пожала — коротко, почти по-мужски.

— Это имя тебе не подходит...

— Почему? — удивилась девушка.

— Когда я слышу «Нэнси», то всегда представляю себе что-то такое. — Он очертил ладонями в воздухе нечто круг­лое. — И с кудряшками.

— Тем не менее меня зовут именно так, — рассмеялась она, — и кудряшек у меня нет, — слегка взъерошила и без того растрепанные волосы.

Секундная пауза, пока он искал, что бы еще сказать, — и момент был упущен. Девушка отступила на шаг.

— Ну ладно, я пойду... — Прозвучало это так, словно она спрашивала у него разрешения. Ему оставалось толь­ко кивнуть.

Она отступила еще на шаг, улыбнулась, и через секун­ду ее уже не было рядом.

Ник не стал оборачиваться ей вслед, хотя... пожалуй, хотелось... Усмехнулся, подумав, что в былые времена он на такую... простенькую дважды и не взглянул бы. Тогда ему нравились хрупкие маленькие стервочки, которых было приятно сначала довести каким-то пустяком до истерики, а потом тут же получше утешить.

А сейчас... зачем это все?!


— Привет!

— Привет...

— Почему тебя вчера не было?..

— Проспала. Так снаружи мрачно и слякотно было — не хотелось из-под одеяла выбираться...

— А ты в дождь не бегаешь?

— Когда как. Вообще-то надо, но не всегда удается себя на улицу выпихнуть...


— Привет!

— Привет...

— Ты что, простудился?

— Да ну... Так!.. Хочешь кофе глотнуть? У меня термос с собой...

— Давай!

Они ни о чем не договаривались, но встречались те­перь почти каждый день. Так получалось...

Короткий разговор, три-четыре фразы, иногда пара глотков воды или стаканчик с кофе. Один раз — печенинка. Как-то он предложил ей сэндвич — Нэнси отказалась, сказав, что на полный желудок тяжело бежать.

— А тебе еще далеко?

— Больше половины.

Так он узнал, что она живет за парком — наверное, в одном из двух многоквартирных домов рядом с коллед­жем.


— Привет!

— Привет...

— Завтра я, наверное, не приду...

— Чего так?

— К зубному надо. Ужасно не хочется...

— Привет!

— Привет...



Глава 2


Когда Нэнси пропала, он не сразу забеспокоился. И раньше бывало, что она исчезала на пару дней — осо­бенно в плохую погоду — а потом, смеясь, говорила, что так и не сумела выпихнуть себя под дождь.

Но погода стояла более или менее приличная, даже солнце порой проглядывало...

Прошло два дня... три... неделя. А девушка все не по­являлась...

Неприятнее всего было думать, что она сменила вре­мя пробежек или вовсе перестала бегать из-за него, что ей стало почему-то неприятно встречаться с ним... Хотя непохоже... он же не позволял себе ничего особенного и ничем не мог ее обидеть.

А может, она заболела... или еще что-то случилось?

Он никогда и ни о чем ее не спрашивал. А почему, соб­ственно? Не хотел, чтобы о чем-либо спрашивала она? А в результате он даже не знает ее фамилии.

И возможно, так никогда и не узнает, что произошло...

Прошло десять дней. Ник наконец понял, как все это глупо, и перестал часами торчать на кольце, уговаривая себя, что надо еще немного подождать — и вдалеке мельк­нет знакомая фигурка.

Он сам знал, что характер у него не из лучших, — как знал и то, что в последние дни совсем сорвался с тормо­зов. Придирался ко всем по пустякам: ни с того ни с сего заявил миссис Фоллет, что она вечно все недосаливает (в результате получил на завтрак пересоленный омлет), а Бену рявкнул, что стрельба, раздающаяся из дурацкого ящика, мешает ему работать, правда, тот давно привык к его выходкам, и даже не подумал убавить звук.

Мешает работать... Из окна кабинета хорошо просмат­ривался небольшой участок дорожки — вот туда Ник не­престанно и смотрел, вместо того чтобы заниматься де­лом...

Глупо... Она же не обязана появляться на кольце каж­дый день. Решила больше не бегать, и все. А может, ногу подвернула? Или простудилась — и лежит сейчас одна с температурой?..

А почему обязательно одна? Может, и не одна... мо­жет, она вообще замужем! У нее своя семья, свои пробле­мы, своя жизнь — какое ей дело до него и до его беспокой­ства?!

На самом деле их отношения и отношениями-то, стро­го говоря, назвать нельзя — так, несколько фраз на бегу...

Когда она появилась, Ник не поверил своим глазам. Подумал, что обознался, начал всматриваться, но девуш­ка уже исчезла из поля зрения.

Выбираться сейчас на дорожку, чтобы проверить, дей­ствительно ли это Нэнси, было уже поздно: обычно она пробегала всего милю. Он убеждал себя в этом, одновре­менно разворачиваясь к телефону. Нажал кнопку и заорал на весь дом:

— Бен, иди сюда!

Услышав, что Ник прямо сейчас, немедленно, хочет поехать погулять, Бен пробормотал сквозь зубы: «Семь пятниц на неделе». Ник и сам знал, что ведет себя глупо — даже если это Нэнси, то второй раз сегодня она здесь уже не появится. Придется ждать до завтра и, скорее всего, только для того, чтобы убедиться, что ошибся...