Под бурные аплодисменты молодой светловолосый красавец легко взбежал, почти взлетел на эстраду и вски­нул руки в коротком приветственном жесте, вызвав но­вый взрыв оваций. Это было вполне ожидаемо — Стивен Корм числился в «первой двадцатке» актеров Голливуда. В свои неполные тридцать лет он снялся в десятках фильмов, от «римейков» шекспировских пьес до крутых боевиков, и с некоторых пор его участие гарантировало фильму кассовый успех.

Золотоволосый и синеглазый, с невероятным обаяни­ем и сексуальностью, он завоевал сердца миллионов зрителей (особенно зрительниц!). Впрочем, критики призна­вали, что своим успехом Стивен Корм обязан не только привлекательной внешности, но и несомненному талан­ту и колоссальной работоспособности.

Так что в присуждении именно этому актеру приза Ки­ноакадемии за лучшую мужскую роль для Ника не было ничего неожиданного.

Неожиданной для него оказалась реакция Нэнси: он не предполагал, что, услышав имя Стивена Корма, она начнет бешено аплодировать, чуть ли не подпрыгивая на месте от возбуждения. Вытянув шею, она вглядывалась в то, что про­исходило на сцене, и, стоило победителю снова вскинуть руки — на сей раз в одной из них была зажата золоченая фигурка, — вскочила и громким голосом крикнула:

— Стивен!!!

Ошеломленный Ник уставился на нее, не веря своим глазам. Вот уж от кого-кого, но от Нэнси — от Нэнси! — он меньше всего мог ожидать подобной выходки, достойной офанатевшей девочки-подростка.

Она привлекла не только его внимание — на нее оберну­лось чуть ли не ползала. Даже сам Стивен Корм, очевидно решив сделать своей столь истовой поклоннице приятное, снова вскинул руки и махнул фигуркой — на сей раз в ее сто­рону, после чего подойдя к микрофону, начал полагающую­ся приветственную речь: «Я благодарен всем... высокая честь...» Нэнси продолжала взирать на него, как на икону, с волнением прислушиваясь к каждому слову.

Ника не слишком интересовало, что говорил актер, да и вообще вся эта шумная помпезная церемония. Не отрывая глаз, он смотрел на Нэнси. Раскрасневшаяся, с си­яющей улыбкой, она, как никогда раньше, напомнила ему ту молоденькую, жизнерадостную и полную энергии де­вушку, на которой он когда-то женился, потому что был не в силах потерять ее, отпустить, дать ей уехать куда-то... И которую в конечном итоге он все-таки потерял...

На миг показалось, что это все чушь — вот же она, пе­ред ним! Ник даже протянул руку, чтобы дотронуться, по­чувствовать живое тепло, — и опустил. Зачем? Ведь стоит Нэнси вспомнить об его существовании, и лицо ее снова станет спокойным, светским... отстраненным... никаким.

Прежней Нэнси больше нет — пора понять это и при­мириться с этим.

И довольно лезть из кожи, чтобы ей угодить, вспоми­нать, какой она была, и радоваться малейшей улыбке и вести себя... уж во всяком случае, не как подобает взрос­лому деловому человеку.

Прежней Нэнси больше нет — есть чужая, холодная и нежелающая иметь с ним ничего общего женщина, и рас­ставание будет лучшим выходом для них обоих.

В зале еще звучали последние затухающие аплодисмен­ты, но зрители уже начали покидать свои места и под до­носившуюся откуда-то сверху бравурную музыку потяну­лись к выходу.

— Я и не подозревал, что ты так бурно можешь реаги­ровать, — сказал Ник, вставая. Это был завуалированный намек на неприличную выходку.

Нэнси молча пожала плечами.

— Ник! — Сквозь толпу к ним протиснулся невысокий пожилой человек с пышными седыми волосами и вися­чими усами. — Сейчас мы прямиком на бал двинемся — мне надо успеть там еще кое с кем переговорить. А Мэгги уже поехала домой готовиться к приему...

Ник про себя чертыхнулся — он бы с удовольствием не тащился сегодня ни на какие светские мероприятия. Соб­ственно, и на эту самую дурацкую церемонию «Оскара» тоже: все дела были закончены, и они с Нэнси могли выле­теть в Денвер еще вчера вечером. Но поступить так значи­ло бы обидеть Танкреда Вильямса, председателя совета директоров киностудии «Ареа групп». Да и выглядело бы это не по-деловому — Ник всегда считал, что менять наме­ченную программу без серьезных на то оснований могут только неорганизованные и безалаберные люди.

Кому какое дело, что в свое время, планируя поездку так, чтобы она совпала с «Оскаром», он надеялся сделать Нэнси приятный сюрприз и не предполагал тогда, к чему это приведет. Впрочем, теперь уже ясно, что не было бы церемонии — нашлось бы что-нибудь другое...

— Нэнси, дорогая, проходите вперед. Вон к той кули­се — там боковой выход, получится быстрее, чем через эту толпу пробираться, — кивнул в сторону сцены Вильямс.

Кровь от крови и плоть от плоти мира кино, он как кощунство воспринял бы мысль, что кому-то может быть неинтересна «самая длинная ночь Голливуда» — ночь по­сле «Оскара», когда по всему городу проходят балы и при­емы, от престижнейшего Губернаторского бала до мно­гочисленных вечеринок в модных отелях и ресторанах.

Познакомился с ним Ник всего пять дней назад, хотя переговоры относительно вложения в «Ареа групп» весь­ма кругленькой суммы в обмен на акции и место в совете директоров тянулись уже пару месяцев. Когда зашла нако­нец речь о встрече для подписании соглашения, Танкред счел само собой разумеющимся, что мистер Райан с женой остановится не в отеле, а у него, и постарался сделать пре­бывание своих гостей в «Городе звезд» как можно более комфортным, насыщенным и запоминающимся.

Он предусмотрел все — не мог предусмотреть лишь од­ного: скверного настроения самого Ника, у которого мысль о том, что им с Нэнси предстоит идти на этот са­мый Губернаторский бал, а затем продолжить «веселье» на приеме в доме самого Вильямса, не вызывала сейчас ничего, кроме глухого раздражения.

Интерьер холла, где они фланировали, был выдержан в золотистых и красно-коричневых тонах, с которыми прекрасно сочеталось и открытое темно-красное, со стра­зами по вырезу платье Нэнси, и золотистые прядки у нее в прическе.

«Интересно — неужели теперь и цвет волос принято подбирать под интерьер?! — подумал Ник. — Делать людям больше нечего!»

Вокруг то и дело мелькали лица, смутно знакомые ему по рекламным роликам и газетным фотографиям. Несом­ненно, Нэнси, с ее увлеченностью кино, знала об этих людях куда больше, но ни горящих любопытством глаз, ни прочих проявлений восторга с ее стороны он не за­метил.

Наоборот — несмотря на то, что она выглядела изыс­канно-непринужденной и светской, у Ника сложилось впечатление, что ей немного не по себе. Легкая напряжен­ность в повороте головы, морщинка между бровей... Казалось, она настороженно прислушивается к тому, что происходит у нее за спиной, и ждет, что вот-вот из-за ка­кой-нибудь колонны раздастся: «Моя маленькая глупышечка!» Глупо... Сказано же ей, что Алисии здесь не будет! Переубедить Нэнси, если она что-то вбила себе в голову, не­возможно — в этом он уже успел убедиться...

Вильямс, напротив, чувствовал себя как рыба в воде. Куда больше, чем Губернаторский бал, его сейчас волно­вал тот прием, которая должен был состояться сегодня в его доме. Успех любой светской тусовки в эту ночь изме­рялся тем, сколько обладателей «Оскара» (или хотя бы номинантов) «отметятся» на ней, — и он старался, обой­дя конкурентов, залучить их к себе.

Поэтому он то и дело кивал и махал рукой, заговари­вал с людьми, рассыпал направо и налево комплименты и поздравления, говорил: «Мэгги будет так рада...», и, сто­ило человеку отойти, вполголоса пояснял: «Номиниро­вался на лучший сценарий...» или «Ее муж в прошлом году получил приз за лучшую короткометражку».

Нику все это, честно говоря, было не слишком инте­ресно. Вместо того чтобы глазеть на знаменитых деяте­лей киномира, он продолжал незаметно наблюдать за Нэнси. Постепенно она стала вести себя менее насторо­женно и с любопытством поглядывала по сторонам.

Только теперь он понимал, как много она на самом деле унаследовала от матери: и фигуры у них были практически неотличимы, и в узком лице с высокими скулами чудилось что-то общее, и в разрезе глаз... Но Алисия была сногсшибательной красоткой, а... нет, зря она окрестила свою дочь «дворняжкой» — в Нэнси хорошо чувствовалось именно то, что обычно называют «порода». Гордая, кра­сивая посадка головы, негромкий музыкальный голос, сдержанные, плавные движения...

В отличие от Алисии, которая уже истратила целое состояние на подтяжки и другие средства, призванные «схватить за хвост» ускользающую молодость и красоту, Нэнси в этом никогда не будет нуждаться. То, чем она при­влекает, останется с ней и в старости.

Ник одернул себя — едва ли он узнает, какой она будет в старости. И в этот момент он увидел, что в лице Нэнси что-то изменилось, оно словно осветилось изнутри. Взгляд ее был устремлен в сторону, и, даже не оборачива­ясь, мгновенным мужским чутьем, Ник понял, кто там.

— А, вот кого хорошо бы еще пригласить, — подтвер­дил его догадку Вильямс, глядя в ту же сторону.

Нику при­шлось все-таки обернуться.

Стивен Корм стоял футах в пятнадцати от них и раз­говаривал о чем-то с невысоким кругленьким человечком в очках. Потом решительно отмахнулся, словно подводя итог всей беседе, и направился в их сторону.

— Корм, рад вас видеть! — радостно воскликнул Вильямс. — Я еще не успел вас поздравить! Пойдемте, Ник, я вас познакомлю!

Он шагнул навстречу актеру. Нику ничего не остава­лось делать, как двинуться следом. Ему показалось, что рука Нэнси на его локте слегка дрожит.

— Это Ник Райан, с Востока. Ну а нашего победителя, я думаю, представлять не надо!

Ник вскользь подумал, что он сам тоже является до­статочно известной личностью, чтобы его не надо было представлять.

В глазах актера мелькнуло что-то вроде холодного лю­бопытства. Рукопожатие его оказалось неожиданно жестким и сильным.

— Очень приятно, — произнес он отрывисто.

— ...И Нэнси, его жена...

— Рад познакомиться... — Слова, обращенные к Нэнси, прозвучали совершенно по-другому. Очевидно, от таких интонаций впечатлительные поклонницы впадали в экстаз.

Сияющая улыбка на лице Нэнси — красноречивое под­тверждение тому, что и она не осталась равнодушной к чарам этого белокурого красавчика.

— Я тоже рада... мистер Корм.

— Стивен. Для вас — просто Стивен.

— Корм, надеюсь увидеть вас сегодня на моей вечерин­ке, — воспользовавшись паузой, вклинился Вильямс.

— Да, — кивнул актер.

Было непонятно, то ли это озна­чает: «Да, я приду», то ли «Да, надейтесь».

Показалось Нику или, сказав это, он снова быстро взглянул на Нэнси?! Еще раз кивнул, шагнул в сторону — и растворился в толпе.

Дальше все пошло как обычно — на таких балах Ник бывал десятки раз. Они отличались только цветом ска­тертей, количеством соседей за столом и содержанием произносимых в начале торжественных речей.

На этот раз скатерти были золотистыми в клетку, за каждым столом сидело по двенадцать человек — а вот речи затянулись надолго. Представитель губернатора, мэр Лос-Анджелеса, старейший из присутствующих актеров, се­годняшние победители — каждому нужно было что-то ска­зать! И это после церемонии, на которой все уже вроде бы вволю наговорились!

Когда микрофон взял Стивен Корм, Ник покосился на Нэнси, но та оставалась спокойной и невозмутимой. На губах ее играла легкая рассеянная улыбка, словно она думала о чем-то своем, и, лишь когда актер закончил свою речь словами: «...я благодарен людям, которые верили в меня в те далекие дни, когда не верил еще даже я сам!», она обернулась и взглянула на него.



Глава 24


— Я вас прямо к бунгало подвезу, — предложил Вильямс у ворот своего поместья.

Сорвался с Губернаторского бала он одним из первых. Нервничал, звонил пару раз по сотовому, поглядывал на часы — и, как только подали кофе, спросил:

— Вы, наверное, хотите остаться еще потанцевать? Мне надо ехать к Мэгги, она там нервничает. Я сейчас вызову для вас другую машину.

На самом деле было ясно, что он не прочь, чтобы гос­ти поехали с ним. А потанцевать можно и на его приеме — оркестр там будет не хуже, чем у губернатора!

— Я думаю, мы тоже можем уже двигаться, — решил Ник. — Нэнси, ты не против?

Нэнси, с трудом оторвав задумчивый взгляд от стояв­шей напротив нее вазы с орхидеями, встрепенулась:

— А? Да, конечно, конечно...

Нику показалось странным выражение ее лица — как у человека, оторванного от грез и с трудом вернувшегося в реальность. На губах ее играла мягкая рассеянная улыб­ка, глаза светились теплом — это было совсем непохоже на ту элегантную светскую непринужденность, с которой она обычно вела себя на людях. И — первая мысль: Стивен Корм! Стоило этому актеришке появиться, и Нэнси сразу повела себя странно: сви­стела, кричала... И улыбалась ему потом в фойе... А теперь вот грезит наяву!