Наталия Ломовская - Кольцо предназначения

– Продолжай.

– Значит, обрисовываю ситуацию. Может быть, тебе известно, что у меня есть папа.

– У каждого человека есть папа.

– Мой папа – это чего-то особенного, как говорят в Одессе. Начнем с того, что он очень известный человек. Тебе его фамилия наверняка знакома. Он политик, политолог, аналитик и много чего еще. И замыслил мой папа написать книгу. Большую и толстую, страшно умную. Такую умную, что мы с тобой наверняка ничего не поймем. Но папа, несмотря на все свои достоинства, с русским языком не дружит. Как-то не сложилось. Он сам это понимает и вот попросил меня найти человека, который взял бы на себя обязанности секретаря и литературного редактора...

– Ну так это же замечательно! Я согласна.

– Погоди. Не стоит бежать впереди паровоза, как подумала Анна Каренина в последнее мгновение. Что ж ты о деньгах не спросишь?

– А что у нас с деньгами?

– У нас – плохо. У папы хорошо. Он обещает три тысячи убитых енотов в месяц.

– О-о, – только и смогла выговорить Вероника.

– Но! Тут есть сложность.

– Что? Интим не предлагать!

– Не-е, папа не по тому профилю. Ну, если ты только сама будешь настаивать... Сложность в следующем: для того чтобы написать свою шедевру, папенька удаляется в уединенный особняк и творит там. В тиши, на природе. Так что тебе придется уехать из города...

– Да? Вообще-то это ничего не меняет. Все равно согласна. Это для меня просто спасение. Саш, а что за особняк?

– Мать, этого я тебе не скажу. Я там никогда не была. Полагаю, ничего особенного. Ни каминов, ни канделябров, ни горничных с кружевными наколками. Просто дом. Называется весьма романтично: «Марьяшкины хоромы». Вот еще что: за первый месяц папа согласен отдать деньги вперед. Чтобы литконсультант не волновался и спокойно приникал к Кастальскому ключу.

– Красиво говоришь!

– Заблестели глазки-то? Но этот месяц у тебя вроде испытательного срока. Дальше – как пойдет. Так что давай собирайся.

– А когда ехать-то? Сегодня?

– Зачем сегодня. Если ты согласна, я сигнализирую папе, и ровно через неделю вы уезжаете. Особняк где-то за Пензой...

– Так далеко?

– Вот ты и испугалась. Вероника – трусиха.

– Неправда, я храбрая! Сигналь папе, мы едем! Деньги где?

– Что ж я, три куска в сумочке принесу? У тебя счет в банке есть?

– Ага. Счет в банке, «Мерседес» в автосервисе и миллионер в Америке. Нет у меня счета.

– Жаль, – сказала Саша и расхохоталась над немудрящей Вериной шуткой. – Очень жаль, мать! Миллионер в Америке тебе бы не помешал! В общем, так: заводи себе счет в банке, деньги переведем в деревянные по неплохому курсу, и поедешь ты с папой уже вполне состоятельной женщиной. Вот... – Саша полезла в сумочку. – Задаток. Тебе наверняка что-то купить надо в дорогу.

– Да у меня есть деньги. Не надо.

– Откуда?

Вероника не смогла сказать – откуда, и Саша оставила на краешке стола стопочку нежно-голубых купюр.

– А как папу-то зовут, а?

– Ярослав Алексеевич. Да не волнуйся. Успеете познакомиться и полюбить друг друга.

– Ой, как смешно.

– У тебя неделя на сборы. И помни про счет!

* * *

Все уладилось само собой – так всегда получалось, когда за дело бралась Саша Геллер. Вероника успела купить кое-что необходимое – белый махровый халатик, теплую пижаму, пушистый белый свитер и трикотажные брючки. Если ей придется работать с политиком-писателем – необходимо хорошо выглядеть. Теперь у нее был самый настоящий счет в банке и пластиковая карточка – как у большой! Вера то и дело звонила Саше.

– Саш, а мы на поезде поедем?

– Нет. На машине.

– Ты с нами поедешь?

– Не знаю пока. Может, провожу, а потом вернусь. Да не волнуйся ты так!

– Думаешь, не стоит?

Саша только вздыхала и смеялась.

Накануне решающего дня долго не могла заснуть. Позвонила отцу, сестре, бабушке.

– Я буду личным секретарем у настоящего писателя! Завтра уезжаю в его особняк, уже получила плату вперед, за месяц! Три тысячи долларов! Нет, не трачу пока. Лежат на карточке. Здорово?

Сестра выразила искреннюю радость:

– Теперь ты заработаешь денег и сможешь приехать к нам в гости!

– Спасибо, сестренка...

Вероника Андреевна встревожилась:

– Веруша, а ты уверена, что это безопасно? Вдвоем с мужчиной, в каком-то особняке...

– Бабуль, он же отец моей лучшей подруги! Все будет в порядке!

– Ну, дай бог!

Отца в городе не было, его мобильный не отвечал. Молчал и мобильник Алексея – вернее, откликался чопорной английской фразой. Ну и пусть. Она закончит работу. У нее будут деньги, она позвонит ему и скажет что-нибудь с намеком. Например: хочу вернуть должок. Или: ты, кажется, в гости приглашал? Я сейчас как раз в аэропорту, встретишь меня? «Мне в Париж по делу срочно». И приедет, если он попросит. Гордая, независимая, вся в белом, как Ума Турман!

В таких мечтах незаметно пролетела ночь, а в половине шестого у подъезда засигналила машина. Вера подскочила, кинулась к окну – неужели это за ней! Автомобиль, огромный, как бронетранспортер, а возле него – Саша Геллер, машет рукой.

– Вероник, да ты не спеши, не надрывайся, – ласково посоветовала Саша, когда Вера вылетела из подъезда – пыхтя, грохоча, цепляясь за порожек щегольским чемоданом на колесиках. – Приготовься к церемонии знакомства! На три-четыре! Папа, выходи! Вероника уже тут! Вероника – Ярослав Алексеевич Лапутин!

Из кожаного, ароматного нутра автомобиля вылез мужчина. Сразу видно, что Сашин отец. Пожилой, а красивый. Лицо серьезное, губы плотно сжаты, глаза усталые, на правом лопнул крупный сосуд.

– Очень рад с вами познакомиться, Вероника. Аля много рассказывала о ваших достоинствах и талантах. Я рад, что буду с вами работать.

– И я тоже очень рада, – пролепетала Вера. Лапутин взял у нее из рук чемодан и закинул его в багажник, открывшийся как по волшебству.

«Где же я его видела? – соображала Вероника. – По телевизору? Да, скорее всего. Известная личность».

От «известной личности» исходило легкое амбре перегара. Так обычно благоухал по утрам Михеев. Будем надеяться, Лапутин не водит дружбы с зеленым змием, не будет ловить чертей в комнатах уединенного особняка и гоняться за ней, Верой, с топором, как Джек Николсон в фильме «Сияние».

Ярослав Андреевич был за рулем, Саша с ним рядом. Веронику посадили на заднее сиденье, и она почти сразу задремала – так мягко и уверенно шла большая машина, таким уютным было сиденье. Время от времени Вера просыпалась, смотрела в окно – мимо проносились придорожные посадки, маленькие деревянные домики с палисадниками, с «удобствами» во дворе. В особняке, где ей предстоит прожить по меньшей мере месяц, наверняка «удобства» внутри. Может быть, даже джакузи. Сладкие пузырьки, сладкая нега... Вероника снова засыпала, и грезился ей честный дневной труд на литературном поприще, тихие вечера у камина, бокал глинтвейна и прогулки по сказочному заснеженному лесу.

– Проснись, засоня! Город!

– Вероника, тут базар. У вас есть спортивный костюм? Будем ходить на лыжные прогулки в свободное время.

Вера встряхнулась и огляделась. Правда, спортивного костюма у нее нет. Лыжные прогулки? Чудесно!

– Ну что, пошли! – Саша нетерпеливо переминалась. – Нужно купить еще кое-что из продуктов, папа сходит. А мы с тобой – на вещевой рынок!

Вероника сразу присмотрела себе костюм – красивый, темно-синий. Но Саша покачала головой, потянула ее за руку в гущу базара.

– Вот хороший костюм. Меряй, чего стоишь? Сумку мне давай и куртку.

– Да зачем мерить-то, морозиться? – вступила румяная, тугощекая продавщица – бывшая Вероникина коллега.

– Как зачем? Мало ли как их шьют, может, размер неправильно обозначен! Меряй, Вероник, не стесняйся!

Вера отдала Саше сумку и куртку, с трудом влезла в узкое заприлавочное пространство. Мерить было неудобно – и продавщица, и Вероника стукались локтями о прилавок, путались в штанинах и рукавах, один раз даже встретились лбами – но костюм оказался впору и был куплен. Потом пошли завтракать. В маленьком, полутемном и полусыром кафе им подали вкусные бифштексы с недоваренным рисом. Вероника очень боялась, что они долго возились и Ярослав Алексеевич будет сердиться. Поэтому торопила Сашу и понуждала отказаться от кофе с пирожными. Но когда девушки вернулись к машине, его там еще не было. Появился он только через полчаса, значительно приободрившийся.

– Поехали, девчата? Я перекусил, а вы как, успели?

– Мы тоже позавтракали. Сейчас кофе попьем.

Саша достала из сумки блестящий термос, сунула Веронике.

– Пей кофе, торопыга!

Вероника выпила два термосных колпачка обжигающе-горячего, горько-сладкого кофе и снова стала смотреть в окно. Ах, как однообразен зимний среднерусский пейзаж, как тянет в сон! Ярослав Алексеевич включил радио – на волнах «Русского шансона» зазвучал недвусмысленный блатняк. Про волка, что попал в капкан, про мать, что не дождется сыночка, – и под убогую мелодию Вера снова провалилась в сон. Тяжелый, мутный сон – словно она крепко выпила.

– На закате не спи – проснешься, испугаешься, – советовала Вероника Андреевна внучке.

– Почему?

– Заснешь при свете – проснешься в темноте, вот душа в тебе и испугается.

И была права бабуля.

Вероника проснулась в темноте, проснулась с дрожью, как от дурного сна, и сразу же припомнила ночь, проведенную в номере у Алексея. Там она тоже не смогла сразу понять, кто она и где. Но тогда ощущения были со знаком плюс, теперь же – минус. Толстый минус огненным змеем извивался под полуопущенными веками, под черепом проносились оранжевые вспышки, и от этого стало больно и тошно.

«Я помню – мы ехали в машине. Я, Саша и Ярослав Алексеевич. Потом покупали на рынке спортивный костюм. Позавтракали, выпили кофе в автомобиле, и я заснула. Мы уже приехали? Я что, пила? Много?..»

– Вера-Вера-Вероника! Вставай, душа моя! Пора, красавица, проснись! Голова болит? Водички дать? Да-а, здорово ж мы вчера накатили! Да открой глаза-то и держи стакан!

В ладони Веры ткнулся холодный, влажный стакан. Пить и в самом деле хотелось, горло болело, как ободранное наждаком, язык распух так, что не умещался во рту. Вода – какое счастье! Холодная, ласковая, чистая...

– Еще, – потребовала она, протягивая руку со стаканом в пространство. Невидимый собеседник хмыкнул, но стакан взял и снова отдал Веронике – уже наполненным.

Наконец она решилась открыть глаза. Бревенчатый потолок, бревенчатая стена, в углу потрескивает и плюется искрами камин. А у кровати сидит, вольготно развалясь в кресле-качалке, Лапутин Ярослав Алексеевич в дивной красоты бархатном халате с золотыми драконами, иероглифами и прочим китайским антуражем, а подпоясан халат витым шнуром с кистями. Загляденье!

– А ты, смотрю, не дура поддать! Мы с тобой скучать не будем, верно?

– О-ой... Разве мы пили?

– А то как же! Сначала кофе с коньяком, потом ты решила, что начало нашего сотрудничества надо отпраздновать. Остановились и взяли шампанского. Потом у дружана моего самогончиком изюмным догнались... Вот была картина маслом! Мы тебя на снегоход – а ты лыка не вяжешь! Но ничего, доехали...

– Я прошу прощения. – Вероника приподнялась на своем узком и жестком ложе. – Со мной такое в первый раз.

– Надо же когда-то начинать! Опохмелишься?

– Н-нет, спасибо. Мне бы умыться. Вообще привести себя в порядок...

– О чем речь, сокровище мое! Вон там умывальник, приводи сколько хочешь! Понадобится целиком помыться – баньку растопим, долго ли? Нужное место, не обессудь, во дворе. Одевайся теплее, здорово похолодало с ночи!

– Да. Конечно. – Вероника встала, нашарила ногами свои ботинки. – А... где мой багаж?

– Конечно, в твоей комнате, дорогуша! У тебя ж тут своя комната есть, в курсе? Иди-иди, по коридорчику прямо и налево. Или проводить?

– Спасибо. Я сама.

Насколько могла понять Вероника в своем полухмельном-полусонном состоянии, дом был довольно большой, одноэтажный, отапливался печками. Рядом с камином не было дров, не чувствовалось характерного запаха древесины – зато виднелись следы угольной крошки. Топят углем. Блестящий вывод. Банька и «нужное место» во дворе... Она ведь совсем недавно думала или говорила с кем-то об этом. Дежа-вю? «Интересно, я правильно повернула? Какой длинный коридор!»

Ее чемодан и сумочка валялись на полу в маленькой комнате. Вся обстановка – двуспальная кровать под огненно-красным шелковым покрывалом, картина над кроватью, огромное зеркало, шкаф. Что ж, и это неплохо.

Она без сил опустилась на кровать, и дрема снова закачала ее в своих душных, темных объятиях. Но что-то в этой дреме вдруг припомнилось, от чего Вера подпрыгнула на кровати и открыла глаза. Вот черт! Она ж сюда не валяться и дремать приехала, а работать! Да. Напилась вчера до провала в биографии. Вела себя недостойно. Судя по всему, Ярослав Алексеевич не сердится, а так, подсмеивается над ней. Есть шанс загладить свою вину. Прямо сейчас привести себя в порядок, выйти к нему в гостиную и заявить, что готова приступать к работе!