Грейс Тиффани - Кольцо с бирюзой

Кольцо лежало в мастерской оружейника на полке, в самом дальнем углу. Девушку не интересовали мечи сеньора Хулиана дель Рея — она заглянула в маленькое оконце под вывеской лишь для того, чтобы убедиться, что ее волосы по-прежнему аккуратно спрятаны под вуалью, несмотря на внезапный порыв ветра, откинувший тонкую ткань. Но ее внимание, за собственным смутным изображением в пузырчатом стекле, привлек синий блеск на полке. Кольцо было единственной цветной вещью среди остальных товаров — железное и стальное оружие, отполированное до зеркального блеска и свисающее с гвоздей на задней стене; серебряные и кожаные изделия, лежащие перед кольцом на полке из кедра.

Не раздумывая, Лия открыла дверь в лавку и остановилась на пороге.

В помещении не было ни одной живой души, кроме мальчика, подметавшего пол, и маленькой темноглазой девочки, сидевшей у задней стены за рабочим столом и занятой пересчитыванием серебряных монет. Мальчик бросил быстрый взгляд на Лию — прищуренный взгляд искоса — и покинул помещение, прихватив с собой метлу. Маленькая девочка посмотрела на нее то ли удивленно, то ли испуганно, потом смущенно опустила взгляд и продолжала считать. Сквозь ритмичное позвякивание монет Лия расслышала мужские голоса в помещении сзади, разговаривающие о закаливании мечей, их шлифовке и весе.

Лия закрыла за собой дверь. Одной рукой она снова поправила свою вуаль, а другой коснулась кошелька на поясе.

— Доброе утро, — сказала она девочке, та подняла на нее глаза и улыбнулась.

Лия подошла к кольцу.

Его рисунок был необычным: пять витых серебряных нитей, соединенных в круг, увенчанный бирюзой в форме слезы в серебряной оправе. Именно камень привлек внимание Лии, и она, прищурившись, смотрела на него, поворачивая кольцо в луче утреннего света, проникающего в маленькое, высоко расположенное окно. Бирюза была синяя, как зимнее небо над Ламанчей, хотя и не такая чистая — ее пронизывали темные, тонкие, витиеватые линии. Вероятно, это была игра фантазии, но Лия увидела движение света, изменение цвета в сердцевине камня с изъяном.

Звон падающих монет прекратился. Она спиной почувствовала взгляд ребенка. Но, обернувшись, увидела сутулого мужчину в кожаном фартуке, стоявшего в дверях, ведущих в мастерскую, и слегка улыбавшегося ей так, будто между ними предполагалась какая-то непонятная близость.

— Senora[2].

Он поклонился ей как-то по-особому, скрестив руки на груди. Лия кивнула, отчетливо понимая, что она — женщина и одна здесь. Она покинула дом без позволения отца и без слуги, обычно следующего за ней по пятам. Девушка положила кольцо на полку и снова поправила вуаль.

* * *

Мастер, стоявший в дверях, посторонился, пропуская из мастерской мужчину величественного вида в меховом плаще и в шляпе, одетого в красный шелковый камзол на желтой подкладке. Когда мастер поклонился мужчине, руки на груди он не скрестил, тот, в отличие от Лии, не ответил на приветствие мастера — его взгляд был прикован к крошечной девочке с желтыми волосами, которую он крепко держал за руку. Девочка была вся в золотом от шапочки до остроконечных туфелек. Она весело болтала, разглядывая лавку. Ее отец — а это должен быть ее отец, подумала Лия, — заговорил, не обращая внимания на болтовню золотого ребенка, по-испански с акцентом Северной Италии.

— Значит, меч, маэстро дель Рей, — сказал он, — с эфесом, украшенным драгоценными камнями. И испанскую рапиру.

— И то и другое будет доставлено вам до вашего возвращения в Венецию, монсеньор, — ответил ремесленник, снова кланяясь и искоса бросая взгляд на Лию.

Желтоволосая девочка запустила руку в карман отцовского плаща, подбитого мехом, и достала целую пригоршню серебра. Она протянула его смуглой девочке у заднего прилавка, которая снова принялась считать монеты.

— Скажи спасибо, — скомандовало золотое дитя, но девочка только холодно взглянула на нее. Отец одетого в золото ребенка смахнул серебро с ладони своей дочери и снова положил его в карман со словами:

— Это мое, моя дорогая. Мы найдем здесь другие вещи, чтобы развлечь тебя. — Он повернулся к мастеру: — У вас новый покупатель: Не хочу вас задерживать.

— Милорд. — Мастер снова поклонился и подошел к Лии. — А вас, senora doncella[3], — сказал он, понизив голос, — вижу, вас интересует это кольцо, но оно не продается. Взгляните лучше на этот меч. — Он снял со стены сверкающий стальной меч. — Видите, какой у него эфес? Инкрустирован серебром. А клинок закален во льду. В декабре я раскалил его в моей кузнице за городской стеной, а потом погрузил в Тахо, чтобы закалить. Рука у меня онемела от холода, но зато меч теперь крепкий и острый. — Оружейник легко коснулся пальцем шлифованной стали. — Смертельный с обеих сторон, хотя и легкий. В битве он пронзит любую грудь.

Лия поморщилась, и мастер это заметил.

— Вы еще слишком молоды, чтобы знать что-нибудь о кровопролитии, — добавил он.

— Мне семнадцать. И я не собиралась рассматривать оружие.

Он пожал плечами.

— Это хорошо. Тем более, даже если бы и захотели, вы все равно не смогли бы его купить. Этот меч, — он слегка постучал по острию меча ногтем с кровоподтеком, — обещан тоже молодому человеку, некоему венецианскому мориску[4]. — Мужчина повесил клинок на стену. — А это кольцо с бирюзой я сделал, как делаю все свои безделушки, из остатков серебра, золота и камня, которые использую для рукояток и эфесов мечей. Отходы. Я превращаю их в драгоценности и в другие интересные вещи, а почему бы и нет? Почему они должны пропадать зря? Я спросил молодого мавра, не хочет ли он такую безделушку. Я рассказал ему, что серебряные нити служат оправой для прекраснейшей бирюзы из Константинополя. Из королевства неверных. Мавр только засмеялся и сказал, что он — солдат и никогда не женится, а потому что ему делать с кольцом? И все-таки оно не продается, senora doncella, несмотря на царственное пренебрежение молодого человека. Я держу его здесь на полке для своей дочери. — Он указал на сидящую девочку, которая кивнула, поджав губы, и молча продолжала считать. — Ей нравится рассматривать перстень. Это мужское кольцо, и однажды она вручит его своему мужу. — Он вдруг повернулся к дочери и сказал: — Иди! Пора есть.

Девочка послушно соскользнула с высокой табуретки. Она положила на стопку последнюю монету и исчезла в задней части лавки.

Мужчина снова повернулся к Лии.

— Взгляните еще раз на рукоятку. — Он указал на рукоятку меча, который повесил на стену. Ее глаза последовали за его пальцем и остановились на мелко выгравированной эмблеме. — Это мой знак, такой же висит снаружи на лавке, под вывеской «Хулиан дель Реан». Прекрасные мечи из Толедо». Можете мне сказать, что это такое?

— Конечно, сеньор, — ответила Лия. — Собака.

Мужчина одобрительно засмеялся.

— Хорошо! Большинство считает — лиса. Это собака, потому что я — мавр, а они, видя нас, думают, что мы — собаки. Вы так не считаете, сеньора?

Лия, прищурившись, удивленно взглянула на него.

— Нас? — переспросила она. — Но я — христианка.

— Но не очень давняя, senora doncella.

Ей стало жарко.

— Мое имя Елизавета де ла Керда. Мой отец — идальго, благородный человек! Его имя Себастьян де ла Керда.

— О!.. А ваша мать?

Лия посмотрела на него.

— Моя мать умерла, — неохотно проговорила она.

— Пусть покоится в мире, как все добрые христиане, — вкрадчиво проговорил мастер. — Было время, немного меньше века назад, когда христианская земля, где она, без сомнения, похоронена, принадлежала синагоге дель Трансито. Толедо тогда был городом трех вероисповеданий. Потом стало не так. Но мир должен в будущем пребывать в такой гармонии, да? Все вернется. Кажется, старое время повторяется в новом. Господь об этом позаботится, как говорит Священное Писание.

— Я не знаю такого высказывания, — заметила Лия. Сердце у нее колотилось, и она удивлялась, почему не уходит, а стоит тут, охваченная любопытством. — Я его не знаю, — повторила она.

— Наверное, не знаете. Этого нет в Ветхом Завете. И в Новом Завете тоже. Вот посмотрите, — сказал он, прежде чем Лия успела ответить, и указал на сверкающие мечи и рапиры, висевшие на стене. Среди них она заметила тяжелый на вид, украшенный драгоценными камнями ятаган с лезвием изогнутым, как молодой месяц. — Продавая эти стальные клинки, я, как алхимик, превращаю их в серебряную монету. Так что я в некотором роде — маг. Но однажды их острый блеск рассыплется в прах. Надвигается век пороха. Меч, а не ружье доказывает доблесть мужчины, но мечи под угрозой в этот год тысяча пятьсот шестьдесят седьмой от Рождества нашего Господа. Я говорю тысяча пятьсот шестьдесят седьмой, хотя для вас, конечно, — он хитро взглянул на Лию, — мир гораздо старше.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — нервно сказала Лия, думая, что она не мужчина и ее не интересуют сталь или порох. Ее глаза обратились к бирюзе, и мастер заметил это движение. Он взял кольцо.

Дочь мужчины вернулась к своему счетному столу, неся блюдо с фруктами, скатерть и нож. Она осторожно отодвинула стопки монет в сторону и расстелила скатерть. В это время надменный итальянец и его маленькая дочка, рассматривающая полки у дальней стены лавки, вернулись, чтобы снова поговорить с мастером, и Лия отступила назад. Глядя на кольцо с бирюзой в руке ремесленника, маленькая, одетая в золото девочка вдруг выскочила вперед и схватила его, потом бросилась к девочке, сидевшей в задней части лавки, и вручила ей кольцо.

— Скажи спасибо! — потребовала она.

Девочка молча взяла кольцо и положила его на стол рядом с собой. Так как малышка стояла, ожидая от нее благодарности, мастер прошел в глубь лавки и, хитро улыбаясь, положил кольцо себе на ладонь.

— Она должна благодарить тебя, маленькая senora doncella, за то, что принадлежит ей?

Лицо золотоволосой девочки вытянулось.

— Вот эти ларцы, — поспешно сказал ее отец. Он протянул мастеру три маленьких изящных ларца, сделанных из разных металлов. В одной руке он держал золотую и серебряную вещицы, а в другой — более толстую, казавшуюся гораздо более тяжелой. Судя по цвету, ларец был из свинца.

— Моей дочери они понравятся. — Мужчина осторожно поставил ларцы на пол перед собой и полез в карман. — Сколько просите?

— Ах, сеньор, это ведь только безделушки. Вы уже платите мне хорошую цену за клинки. — Господин начал было вытаскивать руку из кармана, но мастер поспешно добавил: — Две сотни мараведи[5] будет достаточно.

Итальянец слегка нахмурился, но полез в карман за серебром, отсчитал его и вручил мастеру, который положил монеты в свой фартук. Последовали еще поклоны, и состоятельный мужчина с ребенком покинули лавку, девочка болтала, мужчина нес ларцы. Прежде чем дверь за ними захлопнулась, Лия увидела, что мужчина передал покупки слуге, ожидавшему их снаружи.

Ремесленник наблюдал за тем, как они уходят, кольцо с бирюзой все еще лежало у него на ладони. Обернувшись к Лии, он заметил, что она смотрит на него, и сжал руку в кулак.

— Кольцо не для вас, — сказал он, его голос внезапно стал жестким. — Идите в свою синагогу и найдите себе там мужчину, который даст вам кольцо.

Поспешно покидая лавку, Лия наткнулась на мальчика, подметавшего пол, который теперь сидел на крыльце, ссутулившись, над куском сыра. Она кинулась прочь, от смущения забыв извиниться перед ним, и, пока девушка не исчезла в густой толпе покупателей на площади Сокодовер, его темные глаза сердито следовали за ней.

* * *

— Это она, — сказал мальчик своему хозяину в лавке. — Она ходила на запрещенную еду в Шаббат. Я считал ее красивой. Я заговорил с ней, но она на меня и не посмотрела. Она глаз не сводила с мужчины.

— Меня, мальчик, вероисповедание других людей не касается, — отозвался ремесленник, подготавливая инструменты, чтобы отправиться в кузницу. — Занимайся своей работой. Пусть она будет иудейкой, если хочет. Пусть верит в единого Бога. А ты можешь верить, во что ты хочешь.

Мальчик мрачно глядел на площадь, как будто все еще мог видеть там спину Лии.

— Ни во что, — вздохнув, сказал он. — Я ни во что не верю.