В общем, если не брать в расчёт мои ноги — я была счастлива. Единственное, что омрачало мои безоблачные дни — это регулярные отъезды Спенсера. Два-три раза в месяц он уезжал на несколько дней по делам своей торгово-транспортной компании. Поначалу эти отъезды очень огорчали и даже обижали меня, пока я не подслушала разговор двух горничных, из которого узнала, что раньше, до моего появления, Спенсер отсутствовал месяцами, и дома появлялся совсем ненадолго, чтобы вновь исчезнуть по делам ещё на месяц. И я поняла, что ради меня он сократил свои поездки до минимума, поэтому, хотя и тосковала по нашим совместным посиделкам вечерами, но уже не обижалась.

Но однажды Спенсер задержался дольше обычного, и я вся извелась в ожидании. Вновь вернулись мысли о том, что скоро он женится, и тогда… А что, если он потому и задержался, что встретил ту, которую полюбил? И прямо сейчас, вот прямо в эту самую минуту, он делает предложение своей любимой? А что, если он приедет уже с женой, и мне придётся уехать из этого дома прямо… да прямо сразу же? Я понимала, что накручиваю себя, что, скорее всего, причина совсем не в этом, но ничего не могла с собой поделать.

Я вновь останусь одна. Миссис Вуд не в счёт. Она — не Спенсер. И она тоже меня оставит, ведь она уже немолода, и скоро уже не сможет, как сейчас, носить меня на руках в ванную, я же никогда не изменюсь, я всю жизнь буду калекой. И Спенсер наймёт кого-то другого, он ведь такой ответственный и заботливый, потом ещё кого-то, и ещё. И, наверное, будет меня иногда навещать, может, даже, со своими детьми, которых подарит ему его жена, а у меня никогда не будет детей, потому что я калека! Калека!!! Всё, что я могу — это сидеть в этом кресле и… стареть! Больше ничего. И ничего никогда не изменится.

Не выдержав, я разрыдалась, зажимая рот подушкой, чтобы не разбудить миссис Вуд. Она спала в соседней комнате, и у меня был колокольчик, чтобы позвонить, если она понадобится. Я знала, что спит она очень крепко, но всё равно вцепилась зубами в подушку и завыла, оплакивая свою судьбу.

Сильные руки подхватили меня, прижав к крепкой груди и покачивая, родной голос зашептал:

— Тише, Айрис, тише! Успокойся, всё хорошо, я рядом, всё хорошо.

Осознав, что лежу на коленях Спенсера, в его объятиях, я вцепилась в его рубашку и слегка успокоилась — ведь Спенсер вернулся. Мои страхи были беспочвенны. Или нет?

— Ты… один в-вернулся? — сквозь всхлипы спросила я.

— Конечно, — в его голосе звучало удивление. — А с кем я должен был приехать?

— А п-почему так долго? — решив не отвечать на его вопрос, задала свой.

— Обвал. Железнодорожные пути завалило, пришлось ждать, пока расчистят.

— Ты не пострадал? — тут же вскинулась я.

— Нет. Наш поезд был далеко от того места, когда произошёл обвал. Но там только одна линия, без ответвлений, объехать было нельзя, пришлось ждать. Извини.

Какое-то время мы сидели молча, Спенсер покачивал меня, я понемногу успокаивалась. А потом он спросил:

— Почему ты плакала?

И всё навалилось снова.

— Потому что я — кале-е-ека, — разрыдалась я. — Я не человек, я получеловек! Меня никто никогда не полюбит! У меня не будет семьи, не будет детей. Ты ж-женишься, у тебя будут дети, а я…

— Нет, — резко прервал меня Спенсер.

— Что — «нет»? — я даже всхлипывать перестала, поражённая его тоном — такое короткое слово, и столько горечи.

— У меня не будет детей. Никогда. Я бесплоден, Айрис.

Я замерла, глядя на его лицо, едва различимое в свете уличных фонарей. Я знала, что есть бесплодные женщины, но не знала, что мужчины тоже такими бывают. Я мало что знала о рождении детей, но про бездетные семьи слышала. Но ведь виновата всегда женщина, так говорили. Но если Спенсер сказал, что не может иметь детей… Наверное, поэтому он так и не женился? Как же я его понимаю! Я снова завсхлипывала, теперь не только из жалости к себе, но и к нему.

— И я тоже. У меня тоже никогда детишек не будет, никогда!

— Айрис, это не так. Да, твоя нога покалечена, но это никак не влияет на возможность деторождения.

— Не влияет? Спенсер, я не очень много про это знаю, слышала только, что для того, чтобы родился ребёнок, муж и жена должны спать вместе. Ты можешь представить себе мужчину, который захочет уснуть рядом с такой, как я? Они же от меня шарахаются! Ты не видел, как они на меня смотрят, и в театре, и в парке, везде. Жалость и презрение — вот, что я вижу в их глазах, когда мужчины на меня смотрят. Именно так смотрят на калек. На них не женятся, их бросают. Реджинальд меня бросил, а говорил, что любит… так что у меня никогда не будет детей. Никогда…

Я снова заплакала, на этот раз тихонько, и Спенсер просто сидел, покачивая меня и гладя по голове, давая выплакаться. Наконец, когда я уже успокоилась, и лишь изредка тихонько всхлипывала, он негромко заговорил.

— Видит бог, я старался. Я хотел дать тебе нормальную жизнь, так хотел! Но даже я не всесилен. Айрис, — он приподнял моё лицо и серьёзно посмотрел в глаза. — Есть один способ вернуть тебе возможность ходить. Твои ноги станут такими же, как прежде, но… За всё нужно платить, и тебе придётся заплатить очень дорогую цену.

— Какую? — Я была готова заплатить любую цену, любую, кроме разлуки со Спенсером.

— Ты не сможешь иметь детей.

— Я и сейчас не могу!

— Нет, как я сказал, пока — можешь. Но потом это станет невозможным. Никогда. И назад дороги уже не будет. Понимаешь?

— Да, — ответила я. — Я согласна.

— Не решай прямо сейчас. Я всё объясню тебе, а ты подумай. Хорошенько подумай, взвесь все «за» и «против». И ещё, Айрис. Поклянись, что независимо от того, что ты решишь, ты никогда, ни единой живой душе, не расскажешь то, что сейчас услышишь.

— Клянусь! — ответила я.

— Хорошо. — Спенсер ещё какое-то время помолчал, а потом, вздохнув, начал говорить. — Я вампир, Айрис.

Я мысленно ахнула, но промолчала, боясь пропустить хоть слово.

— Я живу на этом свете уже более двухсот лет. Я бессмертен. Я быстр, силён, мгновенно исцеляюсь от ран и никогда не болею. Но есть и минусы такой жизни — я одинок, я не могу иметь детей. И, кроме того — я могу питаться только кровью.

— Но ты ужинал вместе со мной. Ты ел, я видела! — почему-то именно за это несоответствие и зацепился мой мозг.

— Я могу двигаться так быстро, что человеческий глаз этого не замечает. Возле моего стула обычно стоит ведро, и в него я понемногу перемещаю свой ужин, делая вид, что ем, — Спенсер усмехнулся. — Знаешь, соседская собака меня просто обожает — с тех пор, как я поселился в этом доме, её рацион заметно улучшился.

— Вампир… — пробормотала я. — А как же солнечный свет? И церковь! Мы же ходили в церковь! Как?!

— Солнечный свет, кресты, святая вода, чеснок, осиновый кол, — всё это сказки, которые люди придумали для собственного успокоения, чтобы верить, что могут убить вампира. Но единственный способ убить вампира — оторвать ему голову и сжечь тело. Вот только людям подобное не под силу.

— И ты пьёшь кровь? И убиваешь людей? Нет, не верю! Ты хороший!

— Я не убиваю людей, Айрис, мне вполне достаточно крови животных. Я уезжаю на охоту несколько раз в месяц — этого мне хватает.

— Так вот куда ты уезжаешь… — пробормотала я. — Понятно. И этот способ вылечить мои ноги, это?..

— Обратить тебя. И все твои раны и травмы исцелятся. Абсолютно все.

— Я согла… — начала я, но Спенсер остановил меня, прижав палец к моим губам.

— Не нужно решать сейчас. Подумай, Айрис. Взвесь всё. Что бы ты ни решила — я в любом случае буду рядом, буду заботиться о тебе, как и прежде. Ответишь мне завтра. А пока — спи.

Он уложил меня обратно на постель, укрыл, поцеловал в лоб — первый раз! — и вышел. А я осталась лежать, глядя в потолок и обдумывая то, что только что узнала.

Спенсер — вампир. Напугало ли меня это? Нет. Изменило ли мои чувства к нему? Ни капельки. Что дальше? Я смогу снова встать на ноги, но для этого должна обратиться. Пугает ли это меня? Да, немного. Как всё странное, необычное, непонятное. Не смогу иметь детей? Я с этим уже смирилась, сейчас я не могу и ходить, и детей иметь, что бы там Спенсер ни говорил про теоретическую возможность. Так что я ничего в этом плане не потеряю, только приобрету. Спенсер ведёт обычный образ жизни, он не прячется от солнца, ходит в церковь, ему не становится плохо, если на ужин жареная утка в чесночном соусе. Да, он её не ест, но нюхает же. И ничего. Конечно, мне придётся питаться кровью животных. Невкусно, наверное. Но ради того, чтобы встать на ноги — я готова землю есть, не то что кровь пить.

И, главное, Спенсер сказал, что всегда будет рядом. Он бессмертен, и я стану бессмертной. И если он никогда не женится на обычной женщине, потому что не сможет дать ей детей, то… мы же станем с ним в этом равны. Мы вообще станем равны. Так, может быть, когда-нибудь, пусть и не скоро, пусть даже через сто лет… Но вдруг Спенсер всё же перестанет видеть во мне ребёнка? И тогда мы сможем быть вместе… навсегда!

Я уснула с улыбкой на губах. Потому что у меня теперь была надежда, то, чего я, как считала, лишилась навсегда. Утром я скажу Спенсеру «да».

На следующий день, хотя была среда, Спенсер не уехал в свою контору, а дождался, когда миссис Вуд закончит с утренними процедурами, и забрал меня вниз, в гостиную, сказав ей, что нам нужно поговорить.

У меня был лишь один вопрос.

— Ты меня укусишь?

— Нет, конечно. Это тоже сказки, будь это правдой, большинство людей уже превратились бы в вампиров, потому что не все из нас питаются кровью животных, многие кусают людей, но никогда не выпивают их до смерти — считают, что нет смысла резать корову, если можно доить её годами. Нет, наш укус не превращает человека в вампира. Это ты должна будешь выпить мою кровь. Но не пугайся — меня кусать тебе не придётся.

— А это… больно? Ну, перерождение?

— Да, больно, и очень. Но не волнуйся, благодаря замечательному изобретению, под названием «хлороформ», ты проспишь практически весь период перерождения. Айрис, это значит «да»? Ты решилась? Ты хорошо подумала?

— Да — на все три вопроса. — Я ещё никогда и ни в чём не была так уверена.

Часть третья

Дальше всё закрутилось очень быстро. Спенсер сообщил миссис Вуд, что во время своей поездки он встретил врача, который готов сделать мне операцию, которая гарантированно поставит меня на ноги. Поэтому в её услугах больше не нуждаются, но поскольку она так замечательно за мной ухаживала, ей назначена пожизненная пенсия. Миссис Вуд попрощалась с нами со слезами радости на глазах, пожелала мне скорейшего выздоровления, подарила свои любимые спицы и уехала.

Мы тоже уехали. Якобы к тому самому врачу. До вокзала нас довёз кучер Спенсера, потом мы ещё полдня куда-то ехали в уже знакомом мне вагоне, а потом ещё несколько часов в наёмном экипаже, которым Спенсер правил сам. А когда дорога закончилась, Спенсер завернул меня в тёплый плед, который прикрывал мои ноги во время поездки, взял на руки и побежал по лесу. Я знала, что он сильный, слышала, что быстрый, но чтобы настолько! Деревья проносились мимо нас на нереальной скорости, и спустя, как мне показалось, пару минут, мы уже очутились возле уютного одноэтажного домика.

— Это моё убежище, — объяснил Спенсер, занося меня внутрь, устраивая поудобнее на диване и разжигая камин. — Я иногда жил здесь, когда уставал от города и людей. Лучше, чтобы твоё перерождение прошло подальше от людских глаз. Ты посидишь немного одна, пока я принесу наши вещи?

Спенсер, действительно, вернулся очень быстро, потом снова убежал, на этот раз отсутствовал немного дольше и вернулся с лошадью, которую поставил под навес. Всё это время я осматривалась — в хижине была всего одна просторная комната, бревенчатые стены, пол застелен медвежьими шкурами, покрывало из таких же шкур на огромной кровати. Именно на неё меня и перенёс Спенсер, устроив поудобнее. Потом ненадолго исчез из поля моего зрения и вернулся, держа в руках стакан с кровью и, приподняв мою голову, поднёс стакан к моему рту.

— Достаточно пары глотков, чтобы запустить процесс перерождения, но чем больше ты сможешь выпить, тем быстрее оно пройдёт. Постарайся, Айрис, хорошо?

Я кивнула и стала с трудом, едва ли не давясь, пить густую солёную жидкость. Мелькнула мысль — как же я смогу питаться этой гадостью всю оставшуюся жизнь? Мелькнула и исчезла — Спенсер уже убирал опустевший стакан от моего рта. Вновь уложив меня на кровать, он опять поцеловал меня в лоб, а потом прижал к моему рту и носу неприятно пахнущую тряпку. Помня, что это для мой пользы, я послушно стала дышать через неё, и вскоре моё сознание стало расплываться, я почувствовала, как проваливаюсь в сон, и перед тем, как окончательно туда провалиться, услышала, как мой ангел-хранитель снова поёт мне свою колыбельную.