— Фиаско? — Анька смотрела на меня мутным взглядом. — Красивое слово. Где взяла?

Я поняла, что сейчас вряд ли чего-то добьюсь от нее, силой подняла и потащила в спальню.

По дороге она мне на ухо шептала: «Ах, а какой мог быть секс».

Бросив ее на кровать и накрыв одеялом, я пошла к себе и моментально уснула.

День двадцать седьмой

Утром я проснулась от телефонного звонка. На часах было семь. К телефону подошла Анька.

— Хелоу, — сказала она и после длинной паузы добавила: — Ай нот андерстенд инглиш, сори.

Скорей всего ее речи не вняли, и через несколько секунд она вновь повторила свою фразу и грубо бросила трубку.

Увидев меня в дверном проеме, она сказала:

— Уроды какие-то. Я же им на их языке говорю, что не бум-бум в английском, а они тараторят без остановки.

— Точно уроды, — констатировала я, — звонят в семь утра, когда за плечами такая трудная ночь…

— Ну прости, прости. Он уехал сразу. Мне было стыдно звонить тебе. Я решила подождать хоть немного и выпить с горя…

— Но горя оказалось столько, что ты нахрюкалась так, что вообще забыла мне позвонить, да?

— Прости. Что мне сделать, чтоб ты меня простила?

Я вздохнула. Ну что тут скажешь. Я махнула рукой, мол, ладно, забудь, Анька меня расцеловала и поплелась на кухню. Я пошла за ней. Включив чайник, я подошла к окну.

Анька открыла холодильник.

— Так, ну-ка прислушаемся… — сказала она, непонятно к кому обращаясь. — Что ты хочешь на завтрак, маленький мой?

Я удивилась, но постаралась не подавать виду.

А Анька тем временем продолжала:

— Бутербродик? С чем? С копченым мяском? Ах ты мой сладенький!

И тут вдруг до мня дошло, с кем она говорит.

— Ань, — спросила я у нее, — ты беременна?

Она посмотрела на меня, как на полную идиотку, и сказала:

— От кого? От плюшевого шарпея, с которым я сплю?

— А с кем ты разговаривала тогда? — поинтересовалась я.

— С желудком. Ты никогда не разговариваешь со своими внутренними органами? — удивилась она.

— Нет, — промямлила я.

— Странно. Это очень мило. Попробуй. — Отрезав себе кусок пастромы, она направилась в спальню. — Я еще полежу. У нас целый час в запасе есть.

_____

Я пошла к себе в комнату и попробовала устроить пресс-конференцию со своими внутренними органами.

Первым отозвался Мозг. Как только я спросила, как дела, он заявил:

— Я от тебя ухожу!

— Здрасте, пожалуйста. Только прислушалась к тебе, можно сказать, впервые за все годы твоего существования, как ты мне такое заявляешь. Могу я хоть поинтересоваться: куда ты пойдешь?

Мозг начал усиленно думать, потом изрек:

— Я… пойду… пойду к твоей подруге.

— Какой? К какой подруге?

Мозг опять усиленно попытался напрячься:

— Я уйду к Ане.

— Так тебя там и приняли! У нее свой имеется и намного больше, чем ты…

— Ничего! Меня не бывает много! Мне все рады!

— Ну давай, давай, иди. У нее сейчас голова забита всякими английскими глаголами, Альбертиками…

— Кто такие Альбертики?

— Сходи, проведай ее, узнаешь.

— А я могу уйти к Линде.

— О! Тоже мне нашел пустую голову. Хоть она и сволочь, но она умная сволочь. И так тебя напряжет! В первую секунду…

— Ну и пусть! Мозг должен иногда думать. Я не могу валяться, как твой сыр с плесенью, в холодильнике. Я не могу постоянно читать твои бестолковые рассказы, которые ты пишешь на пару со своим ужасным чувством юмора!

— А ты наверняка хотел бы, чтоб я писала на пару с тобой!

— Могла бы хоть попробовать. Может, из нас получился бы неплохой творческий тандем типа братьев Карамазовых.

— Ты совсем иссох, дорогой мой мозг, — констатировала я. — Братья Карамазовы — это не авторы, это персонажи такие. Достоевский написал.

— Вот видишь, что ты со мной сделала! — воскликнуло мое серое вещество. — Все! Ухожу! — И он начал активно дергать всеми извилинами, делая вид, что собирает свои вещи. — Я пойду к Инге. Она женщина серьезная, она меня примет, обогреет…

— Да она тебя ПРОСТО не заметит. Ты по сравнению с ее мозгом будешь как песчинка на Черноморском побережье.

— Да? Ну и пусть. Зато я буду в работе! Зато я буду…

— Ну, если ты хочешь быть песчинкой — тогда иди, — спокойно ответила я и мысленно протянула ему сумку с вещами.

— Даже соберешься куда-то в гости сходить, и некуда, — зарыдал Мозг. — Ну почему мне досталась такая дура?

— А вовсе я и не дура. Я просто необычная.

— Ну почему именно мне досталась такая… Нет! Нет! Решено. Уйду… Да, вот придумал. Уйду к мужчине. — Немного подумав, Мозг поправился: — Да, уйду к Геннадию.

— О-о-о! Иди-иди! Вот туда мне тебя отпускать не страшно! Оттуда ты сам прибежишь!

— Эт-то еще почему? Мы с ним подружимся!

— Конечно подружитесь, — согласилась я. — Вы будете вместе смотреть футбол, бокс, порнушку…

— Я не люблю футбол, ты же знаешь это, — начал капризничать Мозг.

— Футбол не любишь? Ну, прости, мой дорогой, тебя вообще никто спрашивать об этом не будет. Но самое страшное, что во время просмотров этого дурацкого футбола тебя будут заливать пивом!

— Пивом? — переспросил Мозг. — Я ненавижу пиво!

— И об этом тебя тоже не спросят. Но самое страшное будет после! После пива тебя просто отключат.

— Ка-ак? — испугалось серое вещество и задергало извилинами.

— Ну как отключают телевизор? — ответила я вопросом на вопрос. — Раз — темный экран, и ни звука.

— А зачем?

— Затем, что в некоторые моменты мозг мужчине не нужен вовсе, — тут я захихикала и представила, как отключат мой бедный мозг.

— Эт-то… — промямлило мое серое вещество. — А может, я все-таки с тобой останусь…

— Ну, даже и не знаю… — сказала я неуверенно. — Нужен ли ты мне такой, предатель?

— Ну, пожалуйста, разреши мне остаться… — начал упрашивать меня Мозг и зашевелил всеми извилинами, так что мне даже стало щекотно.

Я почесала макушку и сказала:

— Я подумаю…

— Ну пожа-а-алуйста…

Тут в наш диалог вмешался Желудок, который был явно недоволен политикой кулинарной партии:

— Дорогая моя, — начал он наступление, — если сегодня будет такой же поганый день, как вчера, без грамма сахара, то ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь!

— Дорогой мой, — таким же тоном ответила я Желудку, — мне нельзя ставить ультиматумы. Я не мужчина. Со мной это не работает.

— Я… я… я… — тут Желудок радостно защекотал меня, — я МОЗГУ пожалуюсь.

— Мозгу? А это кто? Случайно не то серое вещество, которое по ночам просит у меня кусочек тортика?

— Да, именно! Мозг! Эй, Мозг! Ты меня слышишь? — закричал Желудок и сделал несколько колебательных движений внутри меня.

— Он тебя слышит, но ничего тебе не ответит. Потому что только что пытался от меня уйти. И если он вякнет сейчас хоть слово, то его чемодан будет за дверью.

— Ну, если уж от тебя Мозг сбежать собирался, то мне вообще нечего сказать. О чем говорить с безмозглой теткой, которая сначала приучила свой организм к самой вкусной еде, а потом начала его травить всякой диетической мурой… Я буду только требовать еды…

— Ну и на здоровье, нужен ты мне… Слава Всевышнему, что хоть сердце у меня не такое.

— Правда? — спросило Сердце. — А какое я?

— Ты у меня такое нежное, наивное, лиричное…

— Это я наивное? — спросило оно. — Ты уверена в этом?

— Разве ты не наивное? — переспросила я.

— Нет, я не наивное, а ты истеричка. И постоянно бросаешься в крайности, — добавило Сердечко.

— В какие крайности?

— Какого черта ты опять вчера на ночь нажралась? Я не могло спать всю ночь.

— Слышь, ты, обрубок, — включился в наш диалог Желудок, — если ты ничего не понимаешь в искусстве еды — лучше помолчи.

— Две тарелки борща, полная тарелка жареного картофеля, два стакана молока, жареные цукини с помидорами. И ЭТО ты называешь искусством?

— Я лично ничего против не имею, — вмешался в наш разговор Мозг. — Только бы не на ночь…

— А ну заткнитесь все! Я разговариваю с СЕРДЦЕМ! Значит так: я считаю, что если я дура, то и ты, Сердце, не гений. И вообще все исходит от тебя. Как ты решаешь — так и есть. При виде Сергея ты начинаешь бешено стучать, а при виде другого мужчины вообще никак не реагируешь. Разве не на твои импульсы я должна полагаться?

— Не помню, чтобы я тебе подсказывало пойти танцевать с Геннадием. А потом позволять ему целовать твои руки.

— Да, ты право. Я слишком мягкая. Мне не хватает…

— Мозгов, — закончило за меня фразу Сердце.

— Слышь, ты, шарик с проволочками, кто бы говорил! Я давно ей толкую, что у тебя где-то дырка, что ты, Сердце, дырявое, — заступился за меня Мозг.

— Это я дырявое? Да это вместо тебя у нее в голове опилки, и поэтому она не может принимать правильные решения… — возразило Сердце серому веществу.

— Что? Да как ты смеешь… — возмутился Мозг.

Мое терпение лопнуло, и я крикнула:

— Заткнитесь оба!

— Пойди съешь чего-нибудь сладкого, — попросил Желудок. — Ты слишком нервничаешь. И вообще я бы на твоем месте принял ухаживания Заира. У него столько денег! Ты бы так вкусно питалась. А арабская кухня! Ах, какая это еда! Ты откроешь для себя столько нового!

— Заира? — переспросило Сердце у Желудка. — Нет! Заира надо сразу послать. Далеко! В лес!

— Нет, не в лес. Лес слишком близко. Пошли его… — задумался Мозг.

— Заткнитесь! — опять закричала я.

— Ты опять нервничаешь, пойди хоть одну конфетку съешь, — попросил Желудок.

— Мне нравится Сергей, — сказала я.

— Нет, он не для тебя. Выбери Гену, — посоветовал мне Мозг.

— Ладно, черт с ней, с арабской кухней. Выбери Гену и сходите с ним в ресторан. В любой. Закажи себе мяско, картошечку… мнямммм… — причмокнул Желудок.

— Но мне нравится Сергей! — опять повторила я.

Мозг и Сердце хором сказали:

— Вот ду-у-ура!!! Ну какая же ты дура!

Я встала с кровати и подошла к окну.

— Может, и дура. Но я очень люблю его.

Сердце молчало. Мозг тоже. Даже Желудок не попросил конфетку.

— Вот и славно. Мы достигли консенсуса. Пора идти учить английский, — добавила я и стала собираться в школу английского языка.

* * *

В школе мы изучили двадцать новых слов, новые глаголы: мочь и долженствовать.

После занятий за Анькой приехал Альберт, и они поехали на его машине, а мне пришлось садиться за баранку и ехать домой.

У ворот меня опять ждала машина, водитель вручил мне огромный букет цветов и маленькую коробочку, очень красиво упакованную.

Я расписалась за посылку, села в гостиной на диван и распаковала подарок Там было маленькое золотое колечко с крошечным камушком, наверняка бриллиантом.

— Ну и почему такой махонький камушек? — удивилась я. — Еще даже не женился на мне, а уже экономишь, да, Заир? — спросила я у пустоты и прочитала на открытке то же послание: «С любовью. Заир».

Настроения не было. Наверное, я неправильная женщина, потому что меня совсем не возбуждают бриллианты, а возбуждают только торты, блинчики и всякая другая мучная дребедень.

Я даже было подумала, что если бы вместо этой маленькой коробочки была большая, на которой было бы написано «Саке», то, может, я пересмотрела бы свой взгляд на мусульманскую религию и на личность Заира.

Все эти воспоминания, или, лучше сказать, мечты о выпечке, заставили мой желудок колыхнуться и несколько раз подпрыгнуть. Начинать дискуссию со своими внутренними органами я не хотела, поэтому пошла на кухню, открыла холодильник и проглотила по куску ветчины и сыра. Без хлеба вкус показался гадким, но другого выхода у меня не было.

Зазвонил телефон, и я подняла трубку.

— Привет, Лор, — это была Инга, — мы собираемся в субботу устроить небольшую вечеринку. Брай по-нашему. Часа в два-три подъезжайте, хорошо?

— Хорошо. Как поживает наш африканский друг? — поинтересовалась я.

— Кто? — не поняла Инга.

— Ну Джимми…

— А… нормально. Жив, здоров. Можешь получить его назад, если хочешь. У меня есть его телефон.

— Нет, спасибо. Что-то в этой стране я стала расисткой и чернокожими больше не интересуюсь.

— Это правильно. Мимолетный романчик с негром раз в жизни — нормально, но всерьез — никогда. А как тот муслим? — спросила Инга.