Мне стоило немалых усилий запомнить их имена, и я упорно назвала Чакобит – Чаколат. В конце концов девушка подошла ко мне и в моей тетрадке любезно написала, как ее зовут.

Мы с Анькой сразу придумали своим соученикам клички.

Рикки стал Рикки-Тики-Тави, Куис – Чебурашкой, Уил – Черной Задницей, а трех черных девушек мы даже не удостоили кличками. Мы называли их дурнушками. И все они для нас были на одно лицо.


Изучение английского началось с глагола «быть».

Нашу преподавательницу звали Эрика. Она была очень похожа на женщину с Одесского привоза: толстая, раза в два полнее меня, на ней была юбка до пола и какая-то сорочка времен Екатерины II; кроме того, Эрика очень громко говорила, а когда кто-то отвечал на вопрос неправильно, закатывала глаза и махала руками. Любимым ее выражением была фраза: «Are you stupid?» Но ее она произносила тихо и при этом широко открывала глаза.

Эрика написала на доске систему спряжения глагола «быть» и, подходя к каждому студенту, поднимала его, двумя пальцами прикасаясь к одежде, и спрашивала:

– Ай?

– Яй-яй, – тихо говорила мне на ушко Анька.

Когда она подняла Уила – Черную Задницу и спросила у него:

– Ви?

Он посмотрел на нее как на душевнобольную.

– Кранты, – ответила за него Анька, снова только мне на ушко.

Не дождавшись ответа от Черной Задницы, Эрика задала ему свой любимый вопрос про стьюпида и схватилась за голову.

Первой не выдержала Анька. Когда Эрика подошла и спросила у нее:

– Ши?

Анька громко ответила:

– Вши!

И услышав в ответ: «Are you stupid?» – Анька подняла свою папку, в которой были три большие книги, выданные нам Линдой, и со всей силы бухнула их на стол.

– Я не знаю, что такое «стьюпид», но я догадываюсь, и, если ты еще раз меня так назовешь, тебя отвезут в больницу и сделают… – Тут она на секунду задумалась, но потом продолжила: – Пересадку костного мозга!

– Ок, – ответила Эрика и села за свой стол.

Следующие пять минут мы просто сидели каждый за своим столом и смотрели друг на друга.

Мне было очень смешно. Я прикрылась учебником и тихонько похихикивала, а Аньку это почему-то злило.

– Этот педик Дуглас ответит не только за то, что родился на свет таким красавцем, – сказала мне Анька шепотом. – Он еще у меня ответит за то, что я дала обещание месяц ни с кем не спать! Ты только посмотри, каких истеричек он здесь держит?

И она решительно встала и вышла из аудитории.

Сказав вслух «Сори», я выскользнула за ней.

Я прошла по коридору и в приемной увидела Аньку. Она уже разговаривала с Линдой:

– Где вы взяли эту дуру Эрику? – спросила она у нее.

– Нам рекомендовать ее одно очень солидное агентство.

– Пошлите к черту это агентство и эту Эрику туда же.

– А что случиться? – Линда выглядела очень растерянной.

– Эта дура кричит на всех и называет нас стьюпидами!

– Не может такого быть! – воскликнула Линда.

– Может! Идите сейчас же и расскажите все мистеру Дугласу, – приказала ей Анька.

Линда растерялась.

– Все равно он ее не увольнять, – тихо сказала она.

– Почему? – не поняла Анька.

Линда начала теребить в руках салфетку, а потом прошептала:

– Он спать с ней.

Это был просто удар для Аньки.

Сначала она побледнела, потом присела на стул и начала махать себе в лицо рукой, как будто ей было душно.

– Извращенец, – наконец-то выдала она и начала истерически смеяться. – Ладно, пусть он спит с ней, я сама ее угомоню!

И, схватив меня за руку, поволокла в аудиторию.

Чуть ли не ногой открыв дверь, она указала мне на мою парту, а сама прошла к Эрике:

– Ноу стьюпид! Ноу! Ферштейн? Комон! Летц гоу! – Взяла преподавательницу двумя пальцами за кофточку и подтолкнула к доске.

Эрика послушно встала и прошла.

Теперь она была больше похожа на королеву Великобритании Елизавету. Она глупо улыбалась, тыкала указкой в слова и ждала от нас ответа.

Анька села за свой стол и первой решила ответить на все ее вопросы:

– Комон! Ай – эм, ю – ар, ши, хи – из.

Эрика, довольная, качала головой и улыбалась Аньке.

Контакт между учителем и учениками был установлен.


В два часа, когда наши уроки закончились и мы направлялись к парковке, нас догнала Линда и предложила:

– Девочки, а как вы смотреть на то, чтобы вечером куда-нибудь поехать?

– Куда? – спросила Анька.

– На дискотеку, – предложила Линда.

– Я не против, – сказала я тихо.

– Да, я тоже не против. Давай ты приедешь к нам, и мы все решим. А сейчас я очень хочу есть.

Мы показали Линде по карте, где мы живем, а сами отправились в ближайший ресторан перекусить.

Мы присели за столик в первом попавшемся ресторане. Нам выдали меню.

– Какая прелесть, – воскликнула Анька, – у них меню в картинках! – Она пальцем подозвала официанта и указала сначала на одно блюдо, потом на другое, затем на третье.

– This, this and this? – спросил официант и округлил глаза.

– Е-е-ес, вис, вис анд вис. Андестенд? – спросила у него Анька.

Слово «андестенд» она взяла из нового лексикона Эрики. Старым его синонимом было «Are you stupid»?

– Understand, – ответил официант и покосился на меня.

– Вис, – указала я только на одно блюдо и улыбнулась ему.

Официант очень обрадовался и, веселый, направился на кухню.

– Ты решила стать такой, как Эрика? – спросила я у Аньки.

– Я просто есть хочу, – был мне ответ.

– Да, я так и поняла, что ты просто голодна, – согласилась я с ней.

Мои кальмары мне принес официант, который брал у нас заказ.

Анькин заказ принесли три других официанта.

Один поставил перед Анькой огромное блюдо, на котором было запеченное мясо с грибами, сыром, овощами и картошкой во фритюре. Второй рядом поставил блюдо чуть поменьше, где было штук десять-двенадцать свиных ребер, опять же с какими-то овощами, картошкой во фритюре и шпинатом. Третий официант глупо улыбался и искал место, куда бы пристроить третье блюдо, на котором были креветки, овощи, шпинат и отварной рис.

Анька спокойно составила рядом две тарелки, освобождая место для третьей, и произнесла свою коронную фразу: «Комон». Третий член делегации опустил на стол тарелку с креветками и с ужасом заглянул Аньке в глаза.

После этого официанты удалились, периодически оборачиваясь и с интересом глядя на Аньку.

Я делала вид, что ничего необычного не происходит, а наоборот, несколько раз одобрила Анькин выбор и даже попросила у нее попробовать шпинат.

– Дули тебе, а не шпинат! – заявила она мне и начала жадно есть из первого блюда.

Тут мое терпение стало выливаться наружу, как кипяченое молоко из кастрюли.

– Дура! Ты самая настоящая дура! Поправиться можно за пару дней, а скидывать ты будешь годами, как я. Да и ладно, был бы он хоть мужик какой-то достойный, а так… А с кем он общается? С Эрикой? Ее, по-твоему, можно называть женщиной? И ты хочешь быть на нее похожей?

Анька молчала как партизан и набивала щеки едой.

– Давай, давай, будем вместе носить чехлы для танков! – подбадривала я ее.

Она мне кивнула и начала пробовать еду со второго блюда.

– Да! – Тут я сделала небольшую паузу, прищурилась и продолжила: – Ты просто молодец!

Анька продолжала, не обращая на меня внимания.

– Если ты поправишься и понравишься этому Дугласу… вы поженитесь… у вас родятся маленькие Портосики… то я, – тут я опять сделала паузу, во время которой заметила, что Анька перестала жевать и повернулась ко мне, – то я… с чистой совестью уведу у тебя Альберта. Кстати, я тебе не говорила, что он мне очень нравится?

Моя лучшая подруга поперхнулась и стала кашлять.

Один из официантов тут же пришел на помощь.

Он открыл бутылку кока-колы и протянул Аньке.

Кашель моментально прошел, Анька отстранила от себя бутылку, как будто это был яд, и замотала головой.

И потом, показав мне дулю, встала и пошла в туалет.

Что она там делала, я прекрасно знала.

Вернулась она красная.

Я как раз доедала свои кальмары и пила апельсиновый сок.

– Какая я все-таки дура! – сказала она и уставилась на тарелки с едой.

– Точно! – согласилась я с ней.

– Что с этим всем делать?

– Как что? Взять домой, конечно!

Официанты внимательно следили за нами, и, как только я подняла руку, один из них метнулся к нашему столику и вопросительно посмотрел на меня.

Я обвела рукой все тарелки и приказала:

– Хоум!

Он кивнул, взял со стола сначала два блюда, отнес их на кухню, потом прибежал еще за одним и через некоторое время принес нам белый пакетик, в котором были три небольшие коробочки.

Анька заплатила за обед и, указав на пакетик, сказала:

– Это нам на неделю.


В машине, когда мы ехали домой, Анька спросила:

– Тебе правда нравится Альберт?

– Только как муж моей лучшей подруги, – ответила я и улыбнулась.

Анька засмеялась и набрала номер Альберта.

– Привет. Да, уже освободились. Сегодня? Да, давай, во сколько? Хорошо, буду ждать.

Она, довольная, бросила мобильник в сумочку и доложила мне:

– Он пригласил меня в ресторан.


Часов в шесть за Анькой заехал Альберт, а я осталась дома ждать Линду. Она приехала вовремя, на последней модели «мерседеса».

– Неплохо тебе платят за секретарскую работу! – воскликнула я.

– Что ты! Там я получаю очень мало!

– Ты еще где-то работаешь?

Линда засмущалась, покраснела, но все-таки ответила на мой вопрос:

– У меня есть несколько любовников.

– Круто! – сказала я. – И ты довольна жизнью или хочешь что-то поменять?

– Что ты! Я так довольна! Я просто счастлива!


Через полчаса мы с Линдой были в арабском ресторане, и Линда пыталась изложить мне свою политику в отношении мужчин:

– Я понять еще очень давно, что самые лучшие мужчины на свете – это арабы.

– А я не люблю арабов. Они все… камикадзе.

Линда с удивлением посмотрела на меня.

– Что есть камикадзе?

– Да так, не обращай внимания, я пошутила. У меня на самом деле никогда не было араба, и я не знаю, какие они.

– Они очень щедрые.

– Только по отношению к любовницам, – поправила я Линду, – женам они спуску не дают.

– Чего они не дают? – опять переспросила Линда.

– Ну, в смысле, не балуют их.

– Да. Правильно. Но мы же не есть жены. Яне хочу замуж. Ни один, даже самый красивый и богатый мужчина не заставить меня стать его женой.

– Почему? – удивилась я.

– Это такой… шит, – ответила Линда.

– Шит? Что такое шит? – не поняла я.

– Ну это когда… – Линда задумалась. – Сейчас вспомню, как нас учил Мистер Сватковский. Это… полные валенки. Вот!

Я засмеялась.

За соседним столиком сидели двое мужчин-арабов и пристально смотрели на нас.

– Вот там сидят и на нас смотреть, видишь? – Линда осторожно указала рукой на незнакомцев.

– Вижу. Они сверлят меня взглядами.

– Они бедные.

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую. По взгляду мужчины, по запаху. Не могу объяснить, но точно тебе сказать, что они бедные.

– Да мне какое дело до них! Я же тебе сказала – я не люблю арабов.

– Попробуй! – мягко предложила Линда. – Я могу тебе сейчас найти классного, и ты будешь мне потом еще спасибо говорить.

– Прямо сейчас я точно не могу.

– У тебя… как это… менсервация? – поинтересовалась Линда.

– Нет. То есть да, и она у меня будет целый месяц.

– Не может быть! – воскликнула Линда.

Я пожала плечами: мол, вот такой у меня странный организм.

– Тебе надо к врачу пойти, – начала обо мне беспокоиться Линда.

– Я была. Сказали месяц потерпеть, и потом все будет хорошо.

– Ну тогда ладно.

– А я очень хочу замуж, – вдруг ни с того ни с сего сказала я.

Линда на меня посмотрела как на сумасшедшую.

– Ты серьезно?

– Да.

– А зачем тебе это?

– Хочу иметь детей, хочу, чтобы в моей жизни был человек, который поможет мне в трудную минуту, который будет рядом и подскажет, как мне поступить, – объяснила я.

– У меня есть два таких мужчинов. И помогать, и подсказывать, но жить с ними я не хочу. Я люблю сама. Все сама.

– Это называется эмансипация. Я не из этого теста. Мне нужен покой, любовь.

– Покой? С мужем? Это только в сказках есть. У меня было два мужа. Один араб – Заир, другой местный – Лорент. С Заиром мы расстались, и он оставил мне дом, машину и драгоценности. Лорент… тоже мы развелись, но мы… дружим. Он полгода назад женился, но раз в неделю все равно приходить ко мне.

– Зачем?

– Мы с ним спим. Ему нравится я.

– А зачем тогда вы расстались?

– Он был очень… – Линда пыталась подобрать нужное слово, – ревновать меня, постоянно контролировать.