К нему вышел коренастый, краснолицый мужчина в джинсах и клетчатой рубашке.

— Что мы можем сделать для вас?

— Все, — сказал Тедди, чувствуя взгляд мужчины на своем кашемировом пальто и итальянских ботинках из телячьей кожи.

— Вы из лагеря лесорубов?

— Нет, я по горнорудной части.

— Ну да, а какая фирма?

— Нездешняя.

— Медь или что?

— Нет, я направляюсь в Йеллоунайф. Я из партии золотоискателей.

— Раньше бывали там?

— Нет. Но был здесь.

— Приятель, вам надо приготовиться к ужасно морозной зиме.

Магазин был насыщен резким терпким запахом кожи, шкур и мехов; на длинном деревянном прилавке лежали теплые рубашки, брюки и водолазки.

— Мне много чего потребуется.

— Что ж, у нас все это есть.

Тедди купил комплект красного нательного белья, полдюжины брюк, десять рубашек, пять свитеров, бледно-серую телогрейку, меховую шубу ниже колен, две дюжины пар носков, две пары высоких сапог, широкополую шляпу и шерстяную вязаную шапочку. Он выяснил, что его обслуживает сам Мак-Джи; они дружески болтали до того момента, пока не подошло время расплачиваться; здесь Мак-Джи испытал минутное неудобство, опасаясь появления чековой книжки и бесследного растворения в воздухе самой большой сделки — двести восемьдесят один доллар, — которую он совершал за последние шесть месяцев. Его агония прекратилась, когда Тедди отделил от толстой пачки три хрустящие сотни; Мак-Джи, сунув палец в рот, неожиданно громко пукнул от облегчения.

— С такой пачкой я вел бы себя поосторожней.

— Кто-нибудь может захотеть вытрясти ее из меня? — спросил Тедди, твердым взглядом городского крутого парня смотря на Мак-Джи.

— Похоже, вы можете сами позаботиться о ней.

— Да, я справлюсь.

— Есть пистолет?

— Нет, а он мне понадобится?

— Всякое может быть. У меня есть один сорок пятого калибра, который я могу уступить вам за двадцать зеленых.

— Патроны есть?

— Это все равно что спрашивать девушку, есть ли у нее писька.

Они рассмеялись, сближенные грубым мужским языком, который всегда раздражал Тедди, когда тот слышал его в Нью-Йорке. Возможно, в устах богатых брокеров и пожилых банкиров он принимал оттенок изнеженности и неестественности, что делало его отвратительным. Огрубелая мужественность Мак-Джи придавала его словам правду жизни, естественность. Мак-Джи сложил покупки в большую картонную коробку, которую Тедди попросил доставить в гостиницу вместе с туристской сумкой, которую он также приобрел.

— Ну, было очень приятно познакомиться с вами, мистер Хикман. Сколько времени собираетесь провести в городе?

— Только одну ночь.

— После того как я закроюсь, я подойду к гостинице. Сегодня вечером вы чем-либо заняты?

— Нет, только скромный ужин.

— Что ж, в таком случае позвольте пригласить вас выпить. — Видя, что Тедди колеблется, Мак-Джи настойчиво добавил: — Бар «Санта-Мария», шесть.

Тедди продолжил спуск по улице, заканчивающийся у железнодорожной станции, и постепенно сгущающиеся сумерки перешли в ночь. К пяти тридцати улицы стали пустынными, тонкая дрожащая неоновая вывеска осветила крохотный клуб, похожий на обувную коробку, называемый «Риалто», через который пара вестернов с Рэндольфом Скоттом и Джорджем Монтгомери в главных ролях прокладывали себе путь на север, в необитаемые земли. В «самой старой аптеке города Тимминс, осн. 1879» Тедди купил четыре пачки писчей бумаги, несколько шариковых ручек и конверты. Спросить марки он забыл. Вернувшись к автостоянке у гостиницы, Тедди достал из багажника сумку и вошел в тускло освещенный вестибюль, где увидел два обтрепанных кожаных дивана, письменный стол и три кресла, а также мужчину в куртке, похожего на охранника.

— А я гадал, чья эта машина, — сказал мужчина.

— Я хотел заскочить в магазины.

— Распишитесь здесь, — сообщил он Тедди. — Вы с этим управитесь, — он указал на сумку, — или вам нужна помощь?

— Все в порядке. Мне должны доставить коробку из «Мак-Джи».

— Я отправлю ее наверх. — Он протянул Тедди ключ. — Вам на второй этаж, потом направо. Я дал вам угловую комнату, — добавил он таким тоном, точно оказывал Тедди неслыханную милость. — Мужской туалет в соседней комнате, умывальник напротив. С вас пять пятьдесят, будьте добры.

Гостиница производила впечатление охотничьего домика, пришедшего в запустение. Лосиные рога, чучело тюленя и оскаленная голова горного льва с челюстью, похожей на фонарь. Комната Тедди выходила окнами во дворик перед гостиницей. Она была обставлена со спартанской простотой, а над раковиной торчал лишь один кран, температура воды в котором, как выяснилось, оказалась лишь чуть выше точки замерзания. Деревянный шкаф с прикрепленным зеркалом, потускневшим и покрытым тонкой жирной пленкой, так что отражение Тедди напомнило явление духа на спиритическом сеансе, завершал земные блага, предлагаемые «Санта-Марией». Тедди попробовал матрац, оказавшийся толстым и мягким, и, отдернув покрывало, обнаружил толстое одеяло и белье, грубое, словно мешковина. Он принялся мыть лицо и руки и тут же нервно вздрогнул, услышав свистящий звук, исходивший, как выяснилось, из расположенной за пыльными шторами батареи отопления, состоящей из трех тонких труб, которая, казалось, была специально спрятана, чтобы не дать внимательным глазам возможность исследовать этот роковой дефект. Несмотря на физическое истощение — а оно было очевидным из-за подергивания века, — Тедди чувствовал силу и спокойствие. Его побег через внутренние районы страны к этим черным дорогам сердцевины земли пока проходил незамеченным, и с интуитивной уверенностью он чувствовал, что, забравшись дальше на север сквозь тундру и лед, он окажется в безопасности и, возможно, некоторое время сможет спокойно изучать кровоточащие нити, вплетенные в полотно его жизни, так что сумеет вернуться новым и целеустремленным, с высшей наградой полезности своего существования. Склонившись к зеркалу, он срезал пластырь, прикрывавший рану, затянувшуюся черно-синей засохшей коркой. Быстрыми умелыми движениями Тедди вытащил нитку из шва, со всей силы стискивая зубы, вымыл руки глицериновым мылом в раковине с голубыми прожилками и отправился вниз, подбодренный мыслями о крепком виски, ожидающем его, и перспективе хорошего сна.

Владелец гостиницы встретил его в баре, сообщил, что здание сейчас реконструируется и к весне в каждом номере установят телефоны — единственную недостающую пока роскошь, и спросил, что он будет пить. Тедди заказал ржаную водку местного приготовления, называемую «Глаз борова», которую, как он заметил, пили некоторые мужчины, сидящие в зале. Бар, на удивление, был заполнен, свидетельствуя о процветании дела; и Тедди заметил двух смуглых женщин с раскосыми глазами, сидящих в одном из черных кабинетов вместе с тремя широкоплечими мужчинами, которые, как он услышал, говорили о лагере лесорубов. В зал вошел Мак-Джи и, приветливо помахав нескольким мужчинам, фамильярно похлопал Тедди по плечу.

— Я отнес барахло в вашу комнату.

— Спасибо. Как насчет пистолета?

— Он на дне вместе с двумя коробками патронов.

— Мне потребуется разрешение?

— Не-е, только мишень.

Он захохотал и, махнув хозяину толстыми пальцами, заказал пару двойных коктейлей себе и Тедди, за которые расплатился одной из сотен, полученных от Тедди.

— Никогда раньше не имел стодолларовой бумажки.

— Я бы не стал ее всем показывать, — сказал Тедди.

— В этом городе все спокойно. Это среди партий лесорубов тебе могут перерезать горло. Знаешь, если ты не возражаешь, я вот что тебе скажу: на самом деле ты не золотодобытчик.

Тедди задумчиво взял коктейль. Очевидно, что его внешний вид и пачка купюр показались странными, возможно, подозрительными, и он понял, что должен вести себя очень осторожно. Так глупо, что он позволил Мак-Джи увязаться за ним.

— Я в этом деле по финансовой части.

— Ага, — сказал Мак-Джи, поднимая стакан в честь Тедди, — так я и думал, что-то в этом роде. Ну, удачи и процветания.

— Благодарю. — Водка разорвала желудок Тедди, словно кислота, и он закашлялся.

— Забыл название твоей артели.

— Не думаю, что вы слышали о ней.

— Попробуй, — настаивал Мак-Джи.

— Финансовый трест «Вулкан», — бойко ответил Тедди, вспоминая название давно прекратившей свое существование фирмы, делами которой он завладел много лет назад. — Мы оформили заявку, а теперь мне придется решить, стоит ли разрабатывать место или лучше сплавить все какой-нибудь другой фирме. Нам предстоит осуществить большие капиталовложения, и мы должны быть уверены.

— Разумно, — согласился Мак-Джи, сигнализируя хозяину о новой порции.

— Я переключаюсь на виски, — сказал Тедди.

— «Глаз борова» для тебя крепковат?

— Так утверждает мой желудок.

— Хороший совет.

Тедди не нравилось то, что Мак-Джи начал суетиться вокруг него, словно опасный зверь. Бутылка виски «Блэк энд Уайт», которую держал в руке хозяин, обнадежила его. Они выпьют еще по разу, и он попрощается. На мгновение Тедди ощутил себя беспомощным, отрезанным от жизненных источников и уверенной легкости общества президентов компаний банкиров, подвластных его воле. Мак-Джи был частью тех таинственных зловещих миллионов, которые работали на сталеплавильных заводах, угольных шахтах, автомобильных гигантах Детройта; они пили дешевые бормотухи, напиваясь, скандалили и приставали к официанткам, и все их существование не сводилось к чему-то большему, чем коричневый конверт и простой сосновый гроб с полдюжиной скорбящих, тощая забитая жена, откладывающая и экономящая всю жизнь, полную бесконечных беременностей и побоев. Они были основой, из которой сотканы Америка и Канада, обычное первое поколение новой страны, частично иммигрантское меньшинство, бежавшее из Европы. Они вырастали грубыми, настроенными против меньшинств, хотя сами являлись самыми что ни на есть меньшинствами, и твердыми в убежденности — это моя страна, хорошая или плохая. Тедди встречал подобных Мак-Джи раньше и всегда подавлял их, но теперь, потерянный, опутанный прошлым, он, как часть нового перерождения, раскрыл объятия для вторгающихся незнакомцев, пахнувших насилием, которое Тедди ошибочно принял за честный пот. Лишь тонкая пленка национальности отделяла Мак-Джи и ему подобных от рядовых войск СС, гестапо, ку-клукс-клана и общества Джона Берча — отвратительные перекрученные нитки среди шелкового полотна.

— Нравятся вон те две? — указал Мак-Джи на двух девиц, сидящих с лесорубами.

— Не очень.

— В этих местах траханья хватает на всех. Большинство ребят из окрестных партий в поисках красавиц приезжают именно сюда. У нас есть эскимоски, индианки и группа девиц из Квебека, работающих здесь большую часть года.

— Вы не женаты?

— Ясное дело, женат. Просто люблю заниматься этим в любом виде.

— Это же маленький город. Разве люди не…

— Болтают? Все что угодно. Но если ты мужчина, женатый или какой угодно, ты имеешь право на свою долю добычи. С этим ничего не поделаешь. — Он подался вперед, и Тедди почувствовал дурной запах у него изо рта. — Зимой чувствуешь, как твою спину начинают покалывать маленькие рожки, и тогда ты выходишь из дому и получаешь удовольствие. Где угодно! И маленькая кошечка убирает мороз из твоего сердца.

Тедди молчал, уйдя в себя, решив заказать пару коктейлей за свой счет и распрощаться, но Мак-Джи, толстошеий, с тяжелыми крепкими руками и железной хваткой, которой он непрерывно тискал мягкую кисть Тедди, имел другие планы.

— Давай покончим с этим местом и рванем во Дворец.

— Это что такое?

— Дворец — это дворец, Джордж. Наш местный крошечный дворец грез, — хрипло ответил Мак-Джи. — Даже не предполагал, небось, что у нас здесь есть дворец грез, так?

— Нет, не предполагал.

— Сейчас мы все устроим в лучшем виде. Ибо когда твои ребята отправятся на прииски в Йеллоунайф, я буду снабжать их и заботиться о них. Надсмотрщик — я это так называю. Я позабочусь, чтобы они провели в Тимминсе время приятно и с радостью отправились на участок, учитывая то, что там тоже имеется множество мягких штучек. Предоставь все мне. Я позабочусь о них.

Тедди выпил виски и обнаружил, что оно имело такое же отношение к «Блэк энд Уайт», как белка к норке, и собрался уже запротестовать, но Мак-Джи дернул его за рукав, подмигнув и разразившись хохотом.

— Местное питье здесь — «Глаз борова», и, дружище, его пьешь, даже когда не пьешь. Единственный способ уйти от него — держаться одной «кока-колы». Но мне ты не кажешься любителем «коки».

Тедди зевнул. В треснутом зеркале у стойки ему привиделось отражение Барбары и его самого в «Ля каравель», он подумал, что увидел большой стационарный магнитофон и услышал ее беззаботный смех, затем представил себе прикосновение ее теплых, мягких, упругих грудей к своему телу, молочный вкус сосков в своем рту, влагалище, плотно сжавшее его член, язык Барбары в своем ухе, волшебную сладость сдерживания и тонкую психологическую борьбу с собой, когда он отчаянно пытался представить себе скачки, бейсбольный матч, полузащитника, ведущего игру, — короче говоря, все что угодно, способное силой оторвать его от того, что в процессе неистового любовного акта Барбара начинала бормотать: «Ну все, дядя! Я сдаюсь…», и, наконец, экстазное облегчение семяизвержения.