— Их было двое, — сказал Ди Лидо. — Никаких отпечатков, но мы определенно можем сказать, что их было двое.

— Я полагаюсь на то, что вы мне говорите.

— Зачем вам понадобились эти архивы? — спросил Келли.

— Я не собираюсь объяснять свои побуждения.

— Вам бы это определенно помогло.

— Послушайте, Келли — да?

— Да, сержант Келли.

— Я пришел сюда по доброй воле. Даю показания. Вы завели против меня дело. Я признаюсь в том, что сделал… в своей вине… и все. Об убийстве я узнал, только когда на следующее утро прочитал заметку в «Нью-Йорк пост».

— Почему же вы тогда сразу же не обратились в полицию? Если вы не хотели, чтобы портье или кто-либо другой пострадал, вы могли связаться с нами, узнав об убийстве. Разве не так? — удивительно злобным тоном спросил Сэндфорд.

— Я находился в полной растерянности.

— Вы полагали, что вам удастся остаться в стороне?

— Думаю, да.

Трое мужчин кивнули, и Тедди заметил, что Ди Лидо улыбнулся.

— Вы имели еще какие-нибудь дела с Лопесом?

— Нет, никогда.

— Кстати, как его имя?

— Я не спрашивал, а он мне его не называл.

— Дело в том, мистер Франклин, — продолжал Сэндфорд, — что его фамилия, возможно, вовсе не Лопес.

— Вполне вероятно.

— Это все равно, что называться Смитом.

— Когда вы поняли, что вас разыскивает полиция, куда вы отправились? — спросил Ди Лидо.

— Это не имеет значения.

— Позвольте мне решать, что имеет значение, а что нет, — раздраженно произнес Сэндфорд. Тедди не мог понять причину перемены его поведения.

— Я не собираюсь это обсуждать. Я здесь говорю… свидетельствую против самого себя.

— Свидетельствовать будете в суде.

— Это одно и то же.

— Вы связывались с дочерью Гранта? — спросил Келли.

— Да.

— Вы посылали ей деньги?

— Да.

— Сколько?

— Не ваше дело.

— Она узнала о вашей роли в этом деле? — спросил Сэндфорд.

— Нет, не узнала.

— Мистер Франклин, — голос Сэндфорда смягчился, — вы не очень-то склонны к сотрудничеству.

— Я рассказал вам все, что знаю.

— Ну а теперь признайтесь, — ласковым голосом произнес Келли. — Вы хотели эти записи потому, что считали, что Барбара изменяет вам с кем-то?

Голоса стали злыми, пронзительными, издевающимися, и Тедди отключился. Он хотел понести наказание, но не от незнакомых людей с чужими лицами, сидящих в этой комнате с отвратительными зелеными стенами.

— Теперь я хочу связаться со своим адвокатом… я больше не стану отвечать на ваши вопросы.

— Вы хотите, чтобы убийцы остались на свободе?

— Нет, не хочу… но я сказал вам все, что знал. Причины, побуждения моих поступков принадлежат мне. Преступление, мое участие в нем — это факты, но я, мои чувства — это личное. Вы не можете оправдать меня, снять груз с моей совести, так к чему же вторгаться на мою территорию? Вы получили мое тело, можете делать с ним что хотите и, Бога ради, удовлетворитесь тем, что у вас есть.

Трое мужчин склонились друг другу, и Тедди увидел неясное пятно, гидру, кивающую головами, такую же отвратительную, как зло, которое она обвиняла. Стенографиста отпустили, отдав распоряжение быстро все напечатать. Тедди почувствовал себя лучше: маленькое удовлетворение капитуляции на собственных условиях радовало больше, чем ниспосланная свыше победа. Тедди спросил себя: как мудрость не мешает человеку жить? Сдерживать свои чувства, оставаться отчужденным, безучастным, никогда не доверятся другому человеку — это и есть оперенные крылья мудрости? Тедди закрыл глаза, пытаясь обнаружить в темноте свет. Наказание, решил он, является личным делом, и он сам преуспеет там, где судьи, прокуроры, полицейские и профессиональные тюремщики не смогут ничего поделать: в никому не доступной области своего сердца.

— Вы не подпишете свои показания до того, как встретитесь с адвокатом? — безучастным голосом спросил Сэндфорд. Он вполне мог обращаться к скрепкам.

— Да, подпишу. Я в самом начале сказал вам, что я здесь для того, чтобы оплатить свой билет. Я не ускользну — с адвокатом, без адвоката, — так что успокойтесь.

— Вы готовы дать полиции описание Лопеса?

— Да, разумеется, но только не сейчас.

— Вы испытываете облегчение от того, что пришли к нам? — спросил Сэндфорд.

— Мне еще предстоит жить вместе с самим собой… Это будет не очень удобно. Мне действительно жаль, что Гранта убили. По-видимому, его жизнь была не слишком сладкой — двадцать лет портье или кем там еще, но я не имел права…

— А эти записи, они стоили всех трудов?

— Когда-то существовал такой способ лечения. Врачи пускали больным кровь. Некоторые умирали, некоторые выздоравливали. Я выбрал этот метод потому, что все остальные не принесли успеха.

Появился стенографист с шестью страницами отпечатанных показаний. Тедди предложили прочесть их перед тем, как подписывать, но он не стал утруждать себя этим. Полицейские тоже поставили подписи, и Тедди допустили к телефону.

* * *

На другом конце линии в роскошном кабинете, обшитом старым дубом, вновь принятый член наблюдательного совета, недавно вернувшийся с красной, как рак обветренной кожей после недельного отпуска на Ямайке, сидел, потирая грудь, Джон Дейл, а его двенадцатиперстная кишка взрывалась в гневной ярости, по силе напоминающей ядерную.

— Двадцатый участок? Да, найду. Тедди, ради Бога, почему вы сначала не связались со мной? Хорошо… — Он нажал кнопку внутреннего коммутатора. — Попросите Алекса бросить все, чем он занимается, и зайти ко мне. Нет, Тедди, я говорил со своей секретаршей. Помните, у нас ведь есть специалист по уголовному праву. Вы не встречались с ним. Мы приедем к вам вместе. Мне можно поговорить с прокурором? Алло, это мистер Сэндфорд? Именно. Конечно же, я помню. Так как же он оказался в Двадцатой? В чем он обвиняется? Убийство без смягчающих обстоятельств? По старому кодексу? Послушайте, я в этом не разбираюсь. Я занимаюсь корпорациями. Я возьму с собой Алекса Хаммонда… Рад, что вы его знаете. Это разрешает все наши проблемы. Я все-таки думаю, что вы могли бы связаться со мной перед тем, как допрашивать его. Вы предлагали? Очаровательно. До свидания.

Алекс сел на край темного письменного стола красного дерева.

— Теодор Франклин только что дал показания в Окружной прокуратуре, признав свою вину.

— Я знал, что он сделает что-нибудь подобное, — сказал Алекс.

* * *

— Вы не собираетесь надеть на меня наручники? — спросил Тедди Келли, когда они вышли из кабинета.

— Нет, это ни к чему.

— Замечательно. Что со мной будет дальше?

— Мы оформим вас в полицейском участке, затем вы вернетесь сюда.

В коридоре их появления ожидали три человека. Тедди решил, что это репортеры, и убедился в этом, когда мужчины набились в такси и последовали за полицейской машиной. Ди Лидо, фальшиво насвистывая «В самом сердце Техаса», управлял автомобилем с неторопливой уверенностью человека, направляющегося на встречу, на которую можно было опоздать. В салоне пахло утомительным нью-йоркским летом. Тедди был спокоен и с любопытством ожидал процедуры предстоящего ареста. До тех пор пока его не спрашивали о личном, он мог сохранять уверенное лицо, оставаться невозмутимым, бесстрастным — зрителем, снявшим ложу у ворот на весь сезон. Это был его город, город его рождения, столица, свидетельница его взлета, мать, создательница иллюзий, любовница миллионов незнакомых мужчин, говорящих на искаженных языках чужих стран, выдающаяся шлюха, само существование которой соблазняло всех, кто дышал ее отравленным смогом воздухом, пялился на ее небоскребы, мечтал о богатстве и любви, рассчитывал занять высокое положение, растерявшихся мечтателей, чьи помыслы застывали от циничного изгиба губ. Это был его город, и он любил его, нашел в нем свое место, потерял себя — равноценный обмен. На противоположном берегу реки знакомые места, на которые раньше он не обращал внимание. Рузвельт-драйв, Пепси-Кола, Парагон, топливо для домашних очагов, завернутое в серый мерцающий свет здание секретариата ООН — острое лезвие из стекла и бетона, угрожающее человечеству вечным миром. Дом. Да, Тедди был счастлив, что вернулся домой.

— Я сверну на запад на Шестьдесят первой, — сказал Ди Лидо.

— Закурите? — предложил Келли. — С ментолом, — извиняясь, добавил он.

Тедди достал сигарету из смятой пачки, и Келли дал ему прикурить.

— Благодарю.

— Это правда, мистер Франклин? — тихо спросил Келли, так, чтобы Ди Лидо не услышал.

— Что?

— Я читал в газетах… деньги… сто миллионов долларов?

— Я не знаю.

— Вам неприятен мой вопрос?

— Да нет, продолжайте. Что вы хотите узнать?

— Ну, должно быть, у вас что-то около этого?

— Полагаю, да.

— Только подумаешь об этом… о такой сумме — и у меня начинают дрожать колени. Я хочу сказать, вот смотрю на вас, вижу, вы простой человек, с мозгами… У меня они тоже есть — в своей области. Я — неплохой следователь, но как можно заработать такие огромные деньги?

— Я никогда особенно не думал об этом. С точки зрения логики. Вероятно, это дар. Некоторые рождаются с даром к живописи, музыке, пению. Я смотрю на балансовый отчет, посещаю завод, встречаюсь с людьми, управляющими им, размышляю о том, что производит этот завод, и произвожу мысленные расчеты. Если это предмет потребления, я говорю себе: «Я могу представить себе, что это требуется людям?» Если это какая-то отрасль промышленности: электроника, компьютеры, пластики, — я имею в виду, промежуточный продукт, — я пытаюсь понять, что это может дать нашей экономике, создаст ли это новые рабочие места, как все это состыкуется вместе. Я собираю всех людей за столом, выслушиваю все, что они могут сообщить, и всегда думаю вперед. Следует ли развивать фирму, а потом продать гигантской корпорации, или стоит побороться с ней, а затем слить вместе? Вот и все. В этом вся тонкость.

Келли боролся с собой, не зная, что ему делать, восхищаться или расстраиваться.

— Это действительно так?

— Честное слово, да.

— Но, должно быть, вы получаете кое-какую утекающую информацию…

— Я сам заставляю ее утекать. Я создаю эту информацию.

— Как так получилось — знаю, что вы не обязаны отвечать, не посоветовавшись с адвокатом, — но как такой человек, как вы, мог совершить такое глупое преступление?

— Я не могу на это ответить.

— С вашими деньгами, с вашим влиянием разве не могли вы добиться всего, что пожелаете, от любой женщины?

— Если бы мог, то не сидел бы сейчас вместе с вами в этой машине.

— Это точно… но, надеюсь, вы простите мои слова, я просто пытаюсь постичь… Используя великолепный, редчайший механизм своего мозга, вы планируете преступление. Давайте всмотримся в детали. Этот Лопес, ПР?

— Да, пуэрториканец.

— Рассыльный! Бегающий с кофе и бутербродами по Уолл-стрит. Не думаю, что он обладает каким-то разумом, и вы платите ему пятьсот долларов за то, чтобы он ограбил квартиру Фрера. Я хочу сказать, разве этот человек подходит для вашего дела? Он что, опытный взломщик, известный своими успешными ограблениями? Ответственный за сотни нераскрытых дел? И этот эксперт нанимает еще одного юнца, возможно двух, и они взламывают дверь — они даже не могли открыть замок, совершенно непрофессиональная работа — и вонзают ножи в старого портье. Тот умирает. Хорошо, вас нельзя привязать к этому. — В этом месте Тедди пожал плечами. — Пожалуйста, я пытаюсь понять вас. Предположим, они не стали бы шантажировать вас, вы получаете все, что хотели. Почему вы не избавляетесь от улик? Они же много недель находились у вас. Они же привязывают вас к убийству! А вы оставляете их у себя дома. Ди и я заглядываем к вам с обыском и через пять минут все находим. Во все полицейские участки рассылается бюллетень, и вы в розыске… Почему вы не попросили Фрера рассказать все, что вам требовалось знать?

— Он не сказал бы мне. Он оперирует с людским доверием.

— Предложили бы ему денег. Берут все. Вы могли себе это позволить.

— Он не взял бы денег.

— Если бы вы захотели найти для этого дела профессионала, вы бы непременно сделали это. На свободе их разгуливает около пятисот — я не имею в виду недоносков, у которых не хватает денег на травку. Именно специалистов. В своем роде таких же, как слесари и электрики. Вы платите сантехнику десять, двадцать, тридцать долларов за то, чтобы он починил неисправный унитаз. Он выполняет свою работу и не занимается тем, что проводит остаток дня в размышлении, как бы еще чего-нибудь урвать у вас. Он — профессионал. Если бы за ваше дело взялся профи, портье остался бы жив. Профи не убивает. Он сматывается. — Келли зажег еще одну сигарету. — Компьютеры, значит? Ваш мозг — это компьютер. Возьмем этот супермозг на мысе Кеннеди, который управляет ракетами. Заставьте его рассчитать взятки в бридже, и он не справится. С вами произошло именно это. В чем ответ? Скажите мне. Я двадцать лет работаю следователем. Ответы на некоторые вопросы я знаю, но на большинство — нет.