Даниэла Стил - Конец лета

– И как это будет? Я останусь там, а ты будешь разъезжать по свету?

– Нет. Я буду проводить дома так много времени, как смогу.

– Интересно, сколько это, пять дней в месяц или пять дней за весь год? – Динна отвернулась и стала смотреть в окно. У нее возникло ощущение, что она заново переживает семейную жизнь с Марком с самого начала. – Когда я буду с тобой видеться? Два раза в месяц за обедом, когда ты окажешься в городе и тебе не нужно будет обедать где-то в другом месте?

– Динна, я обещаю, что все будет по-другому.

– Но почему? Раньше у нас было именно так.

– Теперь все изменилось, я многое понял.

– Правда? И что же ты понял?

Динна с укором взглянула на мужа. Марк вел машину и смотрел на дорогу, но в его грустном голосе сквозила нежность.

– Я осознал, как коротка жизнь, как она быстротечна. Мы уже дважды ощутили это вместе с тобой, но те уроки я забыл. Теперь я получил еще одно напоминание и больше не забуду.

Динна молчала, опустив голову. Однако Марк знал, что его слова попали в цель.

– Неужели ты сможешь сделать аборт – после тех двух детей, после Пилар?

Динна вздрогнула: Марк прочитал ее мысли. Она не отвечала очень долго, потом сказала:

– Я не знаю.

– Зато я знаю. Если ты это сделаешь, то уничтожишь сама себя. – Тон, каким это было сказано, испугал Динну. Возможно, Марк действительно знает, о чем говорит. – Тебя убьет чувство вины, эмоциональная боль. Если ты сделаешь аборт, ты никогда больше не сможешь ни думать, ни жить, ни любить, ни даже рисовать. Это я тебе гарантирую. – Сама мысль об этом привела Динну в ужас. По всей вероятности, Марк прав. – Ты не можешь быть бездушной и хладнокровной, у тебя другой темперамент.

Динна вздохнула:

– Иными словами, у меня нет выбора.

Марк не ответил.

В тот вечер они легли спать в половине десятого, не сказав больше друг другу ни слова. Перед тем как уйти, Марк нежно поцеловал ее в лоб. Он ехал в аэропорт, и его ждало такси.

– Я буду звонить тебе каждый вечер.

Марк выглядел озабоченным, но в то же время он явно был доволен поворотом событий. В его взгляде больше не было той тревоги, которая пугала Динну, только грусть от потери Пилар.

– Обещаю, дорогая, каждый вечер, – повторил он, но Динна отвела взгляд.

– А она тебе позволит? – Марк попытался пропустить едкуюреплику мимо ушей, но это было трудно: Динна посмотрела ему в глаза. – Ты прекрасно слышал, что я сказала. Я догадываюсь, что она едет с тобой. Это так?

– Не говори ерунды, это чисто деловая поездка.

– А предыдущая не была деловой?

– Перестань, Динна, ты просто расстроена. Я не хочу ссориться с тобой перед отъездом.

– Почему? Боишься, что я потеряю ребенка?

У Динны мелькнула безумная мысль сказать Марку, что ребенок не от него. Но весь ужас заключался в том, что если срок беременности – два месяца, то ребенок его.

– Динна, я хочу, чтобы в мое отсутствие ты отдыхала. Марк посмотрел на нее с отеческой нежностью, послал ей воздушный поцелуй и тихо закрыл за собой дверь.

Некоторое время Динна лежала, прислушиваясь к звукам, доносившимся из других комнат дома свекрови. Пока еще никто не знал о ребенке, это была «их маленькая тайна», как выразился Марк.

Утром, когда Динна проснулась, в доме было тихо. Динна долго лежала, думая о своей жизни, спрашивая себя, как ей быть дальше. Пока Марк в Греции, она могла бы улететь в Сан-Франциско, сделать аборт и стать свободной, однако Динна интуитивно чувствовала, что Марк был прав, и если она сделает аборт, это погубит и ее, и Марка. В их жизни и так уже было слишком много потерь. А что, если Марк прав, что, если этот ребенок – действительно дар Божий? И что, если это ребенок Бена? Последний луч надежды вспыхнул в душе Динны и погас. Марк сказал, два месяца, и молодой застенчивый врач согласно кивнул. Ребенок не может быть от Бена.

Так что она будет целую неделю лежать в этом бежевом шелковом коконе, дожидаясь, чтобы Марк отвез ее домой и они снова начали заново ту же игру в счастливую семью.

Динне стало страшно от одной только мысли об этом. Внезапно у нее возникло острейшее желание сбежать. Она встала с кровати, подержалась за спинку, пока не прошло головокружение, и тихо оделась. Ей необходимо было выйти из дома, прогуляться и подумать.

Динна сворачивала в малознакомые улицы, открывала для себя скверы и парки, небольшие садики, иногда садилась отдохнуть на какую-нибудь скамейку, улыбалась прохожим – смешным старушкам в кривобоких шляпках, старикам, играющим в шахматы, резвящимся детям. Время от времени ей встречались женщины с колясками, все они были молоденькими, судя по виду, всем им было по двадцать с небольшим, а никаких не тридцать семь. Отдыхая, Динна внимательно наблюдала за ними. Врач велел ей не перенапрягаться, побольше гулять, но при этом обязательно делать остановки на отдых, регулярно питаться, вовремя ложиться спать, и тогда через несколько недель ее самочувствие улучшится. Динна уже чувствовала себя лучше. Гуляя по Парижу, она часто останавливалась и думала о Бене. Динна не звонила ему уже несколько дней.

Было за полдень, когда она поняла, что нельзя больше ждать, что ей нужно поговорить с Беном, и зашла на почту.

Служащая, услышав номер телефона, удивленно переспросила:

– Звоните в Америку?

Динна кивнула. Ожидание показалось ей нескончаемым, но на самом деле она услышала голос Бена меньше, чем через минуту. В Сан-Франциско было восемь часов утра.

– Ты спал?

Даже за шесть тысяч миль можно было почувствовать напряжение в голосе Динны.

– Почти. Я только что проснулся. Бен сел в кровати и улыбнулся.

– Когда ты возвращаешься домой?

Динна крепко зажмурилась, чтобы не расплакаться.

– Скоро. – «С Марком и его ребенком». К горлу подступили рыдания. – Я по тебе ужасно скучаю.

По ее лицу медленно покатились слезы.

– И все же не так, как я по тебе, любимая. – Бен помолчал, прислушиваясь. Он чувствовал, что Динна чего-то недоговаривает, но не понимал, чего именно. – Ты в порядке? – Он знал, что она еще долго будет скорбеть по Пилар, но ему показалось, что дело не только в этом. – Динна, не молчи. Ответь мне!

Динна молчала, не переставая плакать.

– Динна, любимая, ты где?

Бен напряженно прислушался, он был уверен, что она еще там. Наконец Динна хрипло пробормотала сквозь слезы:

– Я здесь.

– Ох, дорогая... – Бен нахмурился, потом улыбнулся и предложил: – Может быть, мне приехать? Что ты на это скажешь? Это возможно?

– Не думаю.

– А как насчет того, чтобы провести ближайшие выходные в Кармеле? Это будет День труда. Ты уже вернешься?

Динне казалось, что Кармел где-то в десятках световых лет от нее. Она хотела было сказать «нет», но помедлила с ответом. Ближайшие выходные в Кармеле... А почему, собственно, нет? Марк в это время еще должен быть в Греции. Если вылететь прямо завтра, то у них с Беном будет время до конца недели, а может быть, даже еще один день до возвращения Марка. Вместе... в Кармеле... А потом все будет кончено, как они и предвидели. Наступит конец лета. Динна быстро соображала.

– Я вернусь домой завтра.

– Правда? Ох, дорогая, как здорово... Во сколько?

Динна быстро подсчитала в уме.

– Около шести утра – по твоему времени.

Она выпрямилась и вдруг улыбнулась сквозь слезы.

– Ты не передумаешь? – спросил Бен.

– Нет, не передумаю. – Динна назвала номер рейса. – Ориентируйся на это время; если я на этот рейс не успею, я тебе позвоню. – Она рассмеялась в трубку, чувствуя, что слезы вот-вот брызнут снова. – Бен, я возвращаюсь домой!

Казалось, с тех пор, как она уехала, минула целая вечность. На самом же деле прошла всего неделя.

Динна уехала той же ночью, оставив свекрови записку, что ее вызвали в Сан-Франциско и она очень сожалеет, что пришлось уехать в спешке. Уходя из дома, Динна забрала с собой картину, на которой она была вместе с Пилар. Она не сомневалась, что свекровь поймет ее желание вернуть картину себе. Перед отъездом Динна наказала горничной, что, если позвонит Марк, она должна просто ответить, что ее нет. Больше ничего. Тогда у нее будет в запасе еще как минимум один день. Как бы Марк ни отнесся к ее отъезду, он все равно ничего не сможет сделать. Ему нужно закончить дела в Греции. Так что на неделю он будет вынужден оставить ее в покое, у него нет причин этого не делать. Конечно, он будет недоволен, что она самовольно улетела из Парижа домой, но не более того. Теперь она свободна. У нее есть целая неделя, сейчас Динна только об этом и думала.

За час до посадки Динна уже не могла оставаться на месте. Она сгорала от нетерпения, как девчонка. Даже короткие приступы тошноты не могли испортить ей настроение. Когда ее начинало тошнить, она просто закрывала глаза и думала о Бене, и тошнота проходила.

В Сан-Франциско Динна сошла с самолета одной из первых. Перед посадкой самолет некоторое время двигался сквозь облака словно наперегонки с солнцем. Наконец все вокруг окрасилось в розовые и золотые цвета, солнце встало. Утро было прекрасное, но даже оно не отвлекало Динну от мыслей о Бене. Самолет коснулся летного поля и наконец остановился, а Динна думала только о Бене. Она не могла дождаться, когда можно будет встать с места и идти к выходу. Думая о встрече с Беном, Динна не могла не улыбаться. Она была в белых брюках, белой шелковой блузке и черном бархатном пиджаке, накинутом на плечи. Лицо цвета слоновой кости и волосы цвета черного дерева дополняли картину в черно-белых тонах. Ее кожа стала гораздо бледнее, чем была перед отъездом, глаза красноречиво говорили о том, что она перенесла, и все же они светились радостью в предвкушении встречи.

И вот Динна увидела Бена. В этот ранний час он стоял в терминале один и ждал Динну у стойки таможни. Он улыбался, через руку была перекинута черная куртка. Динна миновала дверь, они бросились друг к другу, и Динна оказалась в объятиях Бена.

– Ох, Бен!..

В ее глазах смех перемешался со слезами. Бен крепко обнял ее. Прошла целая вечность, прежде чем он наконец смог ее отпустить.

– Динна, как я рад, что ты приехала! Я за тебя очень волновался.

– Я тоже рада.

Бен всмотрелся в ее глаза, не вполне понимая их выражение. Он отчетливо видел в ее взгляде боль, но было и еще что-то, чего он не мог расшифровать. Динна снова прижалась к нему и крепко обняла.

– Поехали домой?

Динна кивнула, в ее глазах снова заблестели слезы. Домой. На неделю.

– Ты не больна?

Динна с закрытыми глазами навзничь лежала на кровати и улыбалась. Она пробыла дома уже четыре часа, и все это время они с Беном провели в постели. Было только десять утра, в самолете она не сомкнула глаз. Бен не знал, то ли на нее так сильно повлиял долгий перелет из Парижа, то ли неделя после смерти Пилар оказалась еще тяжелее, чем он предполагал. Распаковывая вещи, Динна показала ему привезенную из Парижа картину.

– Динна, тебе плохо?

Она открыла глаза и увидела, что Бен внимательно за ней наблюдает.

– Мне хорошо, как никогда в жизни. – По ее улыбке Бен понял, что это правда. – Когда мы едем в Кармел?

– Завтра, послезавтра – когда ты захочешь.

– А можно сегодня?

В ее голосе слышались едва различимые нотки отчаяния, но Бен все еще не мог понять, в чем причина ее состояния, и это его беспокоило.

– Пожалуй, мне нужно обсудить это с Салли. Если она согласится взять на себя управление галереей, пока меня не будет, то все в порядке.

– Надеюсь, она согласится, – сказала Динна мягко и одновременно как-то слишком серьезно.

– Все так плохо? – спросил Бен. Динна кивнула, и он понял, что интуиция его не обманула. Он пошел готовить завтрак. – Завтра будет твоя очередь, – добавил он уже из кухни.

Динна рассмеялась, встала с постели, нагишом прошла в кухню и остановилась в дверном проеме, наблюдая за Беном. Сейчас ее не волновало, что она будет заниматься с ним любовью, когда в ее утробе растет ребенок Марка-Эдуарда. Они занимались этим все лето, и она хотела заниматься любовью с Беном, более того, ей это было просто необходимо – чтобы запомнить навсегда.

– Динна?

Она улыбнулась и склонила голову набок.

– Слушаю, сэр!

– Что случилось? Я имею в виду, кроме того, о чем я знаю... кроме Пилар. Есть еще что-нибудь?

Динна хотела было сказать, что и этого достаточно, но поняла, что не может лгать Бену.

– Пока я была во Франции, выяснились некоторые обстоятельства.

– Что-то, о чем мне следует знать?

Как и Марк, Бен опасался за ее здоровье, потому что вид у нее был явно больной. Он внимательно посмотрел на нее.

Динна медленно покачала головой. Ей так не хотелось рассказывать Бену о ребенке. Будь это его ребенок, все сейчас было бы по-другому.