Эми посмотрела на небо. Должно быть, она тоже почувствовала влагу.

— Неужели дождь? — По-прежнему ярко светила луна. — Не может быть, небо весь день было ясным. Откуда он взялся?

Эми хотелось бы вот так сидеть и сидеть у костра, но ее желания не имели никакого значения для Природы. Определенно пошел дождь. Джек запихал остатки абрикосов в рот, поднялся, и принялся разбрасывать ногой костер — так его было легче погасить.

— Можешь спрашивать откуда хоть всю ночь, но беседовать будешь сама с собой, потому что я собираюсь остаться сухим.

Эми вскочила на нога, засуетилась, собирая мусор, складывая грязные тарелки.

— Сполосни только как следует чашки, и будем считать их чистыми, идет? — предложил он.

Разумеется, она была согласна.

— Иди в палатку. Я сам все сделаю. Зачем мокнуть обоим?

— Не глупи, я помогу.

Дождь усиливался. Порывистый ветер укрыл луну облаками, свет померк. Эми окунула чашки в остатки горячей воды. Джек запихал оставшееся снаряжение в рюкзак, отнес его на берег и засунул под перевернутое каноэ, а котелок, чашки и тарелки разложил сверху.

Эми ему помогала.

— А зачем мы это делаем? — спросила она, пристраивая тарелку на выпуклом днище. — Если мы хотим высушить тарелки, это, наверное, не самое лучшее место.

Дождевые капли разбивались об алюминиевое дно лодки с легким металлическим звуком. В тарелках уже начала собираться вода.

— Это на случай прихода медведей. — Здесь медведей, конечно, не так уж много, не то что в Йеллоустонском парке, где они настолько привыкли к людям, что научились открывать мусорные контейнеры и багажники автомобилей. — Если медведь попытается добраться до рюкзака, тарелки загремят и напугают его. Хорошо, что ваша семья все еще пользуется металлическими тарелками и чашками. От пластика такого шума не будет.

— Две жестяные тарелки и этот чайничек смогут напугать медведя?

Вопрос резонный.

— Во всяком случае, они разбудят и напугают нас.

— Буду ждать с нетерпением, — отозвалась она.

Джек почувствовал, что от дождя у него начинают намокать волосы, но, кажется, все уже было убрано. Он подтолкнул Эми, заставляя ее поторопиться в укрытие, а сам вернулся к костру, чтобы взять фонарь.

Когда он подбежал к палатке, Эми уже была внутри. Он поднял полог, осторожно просунул фонарь внутрь и не отпускал, пока не почувствовал, что она крепко его взяла. Затем забрался сам.

Сидеть пришлось по-турецки. Это была старомодная походная палатка, с треугольными боковинами и крутыми стенками. В длину она составляла не больше семи, а в ширину — не больше четырех с половиной футов. Высота центральной стойки не превышала четырех футов.

Эми держала фонарь в вытянутой руке. Его зеленый металлический абажур был усеян капельками дождя, и он весь шипел.

— Почему он издает такой жуткий звук?

— Не знаю. Не волнуйся, он не взорвется.

Он оглядел палатку, ища, куда бы его пристроить. Сверкающий металлический крючок на крепкой ленте был вшит в центральный шов. Джек взял фонарь и, повесив его там, потихоньку отпустил, надеясь, что палатка не рухнет под его весом.

— Ты будешь биться о него головой, — заметила Эми.

Фонарь находился как раз в центре их временного жилья, его основание оказалось на расстоянии трех футов от пола палатки.

— Ты тоже, — возразил он, — Я не буду.

Эми начала раскатывать спальные мешки. Она знала, что он наблюдает за ней — ждет, что она ударится о фонарь. Тогда она решила устроить из этого небольшое шоу, взмахивая рукой, поднимая плечо, встряхивая головой, двигаясь на расстоянии полудюйма от фонаря, но ни разу его не задев. И делала она это, даже ни разу в сторону фонаря не взглянув, она просто знала, где он. Каким же чувством пространства она обладала!

— Как у тебя это получается?

— Не знаю. Просто получается… Хотя это легко, потому что существует изменение звука и температуры.

— Но ты, наверное, могла бы сделать это и без изменения звука и температуры?

— Вероятно.

Что означало «конечно». Джек тряхнул головой. Он-то думал, что у него хорошие рефлексы, но по сравнению с ней у него была реакция, как у неповоротливого, впавшего в спячку животного.

Эми попросила его сесть на разостланный спальник, чтобы она могла раскатать другой. Для этого ей пришлось развернуть его перед собой, переместиться на другой конец и расправить. Ее нежная кожа светилась в резком свете фонаря, а от свитера шел слабый запах шерсти.

Самое время для небольшого разговора. Разумеется, оба они находились здесь с общей целью, оба поглощены своей ролью благородных спасателей, быстроногих гонцов, но возможно, именно это и подтолкнуло его к выяснению их отношений. Ты так мила, детка, но я не собираюсь к тебе клеиться.

Хотя Эми вряд ли была «милой». Казалось, она совершенно не сознает своей сексуальности.

Он набрал в грудь воздуха. Это нелегко, но он должен это сделать.

— Когда я в последний раз попытался кое о чем с тобой поговорить… — он имел в виду злополучный разговор у костра на озере, — я все здорово скомкал.

Она улыбнулась:

— На самом деле ты сказал больше, чем хотел.

— В детстве у меня была книга про короля Артура и его парней. Когда какой-нибудь рыцарь спасал даму и они путешествовали вместе, он всегда говорил, что когда они будут спать, между ними будет лежать меч. Тогда я этого не понимал. Сейчас-то, конечно, понимаю, и поскольку меча у меня с собой нет, думаю, мы можем использовать весло, хотя весла еще более сырые, чем мы, и…

Он умолк. Это не спасало дела.

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

Так, вот это уже лучше. Ты понимаешь, что я имею е виду. Ему достаточно сказать это.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — парировала она. — Но мне кажется, что тебе понравился сегодняшний день.

При чем тут это?

— Я наслаждался каждой секундой. Ты это знаешь. Мне кажется, я никогда и ни с кем не чувствовал большей близости… не только с женщиной, ни с кем. — О Боже, он снова за свое, начинает слишком много говорить. Он никогда не говорил о себе. Тогда почему он так разболтался? — Но наверное, это потому, что в детстве у меня никогда не было собаки. Может, у меня выработались бы более высокие критерии товарищества, если б у меня была собака.

— Конечно, было бы лучше, будь я собакой — на тот случай, если придет медведь, но тебе не кажется, что есть некоторые преимущества в том, что я женщина?

— Нет! — резко ответил он. Это прозвучало хорошо. Нет. Нельзя было выразиться проще и яснее. — Это кажется мне невероятным неудобством, потому что я думаю только о том, что вон там лежит твой красивый сухой тренировочный костюм и ты не только захочешь надеть его, но и станешь настаивать на том, чтобы снять с себя сырую одежду первой, не так ли?

— Разумеется, и это даже хуже, чем ты думаешь. — Она задрала свитер. Ее живот был затянут черной тканью. — На мне еще и купальник. Мне придется снять с себя все.

— Боже… какая неприятная новость. — Джек покачал головой. — Но я сильный. Ты делай свое дело, я — свое, и не будем обращать внимания друг на друга.

Он рывком стащил с себя свитер и точнсхонько ударился головой о фонарь, который стал раскачиваться.

Эми засмеялась.

— Не смейся! — попросил он. — Больно.

— Бедняжка. — Она наклонилась и потерла его голову в том месте, где он ударился. Ее свитер скользнул по его лицу. Она продолжала смеяться. — Ты меня отвергаешь?

— Нет, — возразил он. — Конечно, нет.

— Тогда что ты делаешь? — Она передразнила его: — «Не будем обращать внимания друг на друга». Если это не называется отвергнуть, то как это назвать?

Ее голос по-прежнему звучал весело и беспечно. Он смутился.

— Почему ты так себя ведешь? — спросил он.

— Видимо, потому, что это я делаю тебе непристойное предложение, поскольку ты, кажется, его не делаешь. Или это называется совращением? Какая разница между непристойным предложением и совращением?

Джек понятия не имел.

— Эми, ты сошла с ума?

Она положила обе ладони ему на лицо, потом повела пальцами вниз, по горлу.

— Все, что я знаю, это то, что у меня был чудесный день, роскошный день, и сегодняшняя ночь — это та возможность, которая выпадает не так уж часто.

— А как же семья? Как же все то, о чем мы говорили у костра?

— Я не помню, чтобы я что-то говорила, — возразила она. — Джек, моя семья никогда не знает, где я и что делаю. Зачем им знать об этом?

Это звучало разумно. Или нет? Джек не знал…

— Никому не надо ничего сообщать. Нам не нужно, вернувшись на озеро, кричать об этом со всех деревьев, а в конце лета мы сможем спокойно разбежаться.

Ну что ж, если никто не узнает…

— Ты сказал, что я не отстаиваю свои интересы. — Ее пальцы остановились на вырезе его футболки. — Вот сейчас я это делаю. Я мало встречаю людей, которым могу доверять, Джек, а тебе я доверяю.

Это была правда. Ему она могла доверять. Она так ему нравилась! Да, она была красивой и непохожей на других, но главное — она просто ему нравилась.

Так что если они друг другу доверяют… если никто не узнает…

Он обнял ее и, нагнувшись, поцеловал. Вся она была нежной и восхитительной… Почти вся. Ее свитер был влажным. Это было одно из тех исландских изделий, которое благодаря высокому содержанию ланолина в шерсти не пропускает внутрь воду, заставляя ее оставаться на поверхности. Эми-то, может, и не промокла, но вот он намокал.

— Обнимать тебя в этом свитере — все равно что обнимать стог сена. Сними его, а потом отвернись.

— Отвернуться? Зачем? — Она сняла свитер и отвернулась, но голову повернула, чтобы видеть его через плечо. — Зачем тебе надо, чтобы я отвернулась? Ты стесняешься?

— Нет. Я хочу посмотреть на твою спину.

Упругие линии мышц струились по ее спине, обрамленные глубоким V-образным вырезом купальника. Он не выносил вида женщин-культуристок, накачанных, с буг-рящимися мышцами, но ее спина была женственной, почти хрупкой.

Он подул на руки, чтобы согреть их, и затем коснулся ее, поглаживая вверх и вниз. Наклонился и прислонился к ее спине щекой. Положил ладони ей на талию. Она сказала его сестре, что у нее нет ни бедер, ни талии, и действительно, ниже грудной клетки ее тело было ровным, без тех боковых впадинок, что есть у большинства женщин.

Она откинулась назад, прижалась к нему головой. Его руки скользнули вверх. Вот ее груди, прижатые лайкрой купальника, их мягкость крылась за плотной тканью. Соски затвердели, но их не было видно, ее купальник не давал им подняться. Он спустил с ее плеч лямки купальника, и вновь его ладони ощутили нежный вес ее грудей, тугие бутоны сосков. Она прислонилась к нему, положив голову ему на плечо.

Ей это нравилось. Ему тоже.

Но что дальше?

Джек считал себя достаточно опытным любовником, ни в коем случае не донжуаном, но мужчиной, способным провести романтическое свидание так, чтобы женщина не тревожилась из-за технической стороны вопроса.

Но в настоящий момент техническая сторона вопроса представляла проблему. Он сидел в тесной палатке, его спина повторяла наклон стенки, ноги он подобрал, потому что их некуда было вытянуть. Эми сидела между его ног, спиной к нему.

В обычном случае делу помогло бы грациозное вращение, но здесь не было места ни для какого вращения, а еще сверху свисал этот дурацкий фонарь, до сих пор покачивавшийся после того, как он треснулся о него головой.

И как скоро она начнет замерзать? Надо всегда прикинуть, в какой момент может начать замерзать полураздетая женщина… хотя она фигуристка; фигуристы, должно быть, привычны к прохладе.

Спасибо Богу хотя бы за это.

Эми снова повернула голову, пытаясь заглянуть ему в лицо.

— Почему ты смеешься?

— Ты не заметила, что мы застряли на этой позе?

— Нет, — ответила она и снова прижалась к нему, закрывая глаза. — Продолжай. Я скажу, когда замечу.

Он продел указательные пальцы в шлевки ее джинсов, приподнял ее и переместил в угол палатки. Затем встал на колени и потянул ее за ноги, укладывая во весь рост и только дважды ударившись о фонарь.

Ее черный купальник торчал над поясом джинсов. Он расстегнул ее джинсы и сильно дернул за них. Мгновение спустя она лежала перед ним обнаженная.

Ее тело было стройным и ладным, бедра у нее были уже плеч. Темно-золотистых волос на лобке оказалось на удивление мало, только узенький треугольник. Он никогда ни у кого не видел так мало волос на лобке.

— Ты что-нибудь с ними делаешь? — спросил он.

— Конечно. Костюмы фигуристок не слишком-то прикрывают тело.

— Бреешь?

Она покачала головой:

— Снимаю воском. — Должно быть, он выглядел озадаченным, потому что она продолжила: — Намазываешь горячим воском кожу, а когда он остывает, отрываешь вместе с волосами.

Ох! Горячим воском на лобковые волосы? Джек содрогнулся от этой мысли.