– Руфус, почему бы тебе не оставить девочку у меня? – Эту фразу бабушка произнесла сразу же после похорон, в «Элви», когда горе уступило место размышлениям о будущем. Мне не полагалось это слышать, но я случайно оказалась на лестнице, а их голоса отчетливо доносились из-за закрытых дверей библиотеки.

– Потому что с тебя хватит одного.

– Но я с радостью воспитаю Джейн!

– Я тоже. К тому же мне нужна компания.

– Не эгоистично ли с твоей стороны?

– Я так не считаю.

– Послушай, Руфус, ты должен думать о том, как ей жить дальше... о ее будущем...

В ответ мой отец произнес очень грубое слово. Я была просто ошарашена – не самим словом, а тем, что он сказал это бабушке. «Не выпил ли он?» – подумала я тогда...

Проявив выдержку, как и подобает леди, моя бабушка продолжала, только теперь ее голос звучал более сдержанно. Она всегда начинала так говорить, если сердилась.

– Ты только что сказал мне, что собираешься в Америку и будешь там писать сценарий по своей книге. Ты не можешь тащить с собой в Голливуд девочку четырнадцати лет!

– Почему не могу?

– А как же школа?

– В Америке есть школы.

– Здесь она меня нисколько не обременит. Тем временем ты мог бы подыскать жилье.

Отец с шумом отодвинул стул, и до меня донеслись звуки его торопливых шагов.

– И когда я дам тебе знать, ты посадишь ее на ближайший самолет? – иронично осведомился он.

– Конечно.

– Не пойдет, сама знаешь.

– Почему не пойдет?

– Потому что, если я оставлю тебе Джейн хоть ненадолго, то «Элви» превратится в ее родной дом, и она уже никогда его не покинет. Ты сама прекрасно знаешь, что «Элви» она ни на что не променяет.

– Тогда ради нее...

– Ради нее я беру ее с собой.

Последовала продолжительная пауза. Затем снова раздался голос бабушки:

– Руфус, это единственная причина?

Он заколебался, видимо не желая оскорблять ее, и наконец тихо произнес:

– Нет.

– Учитывая все обстоятельства, я все же думаю, что ты совершаешь ошибку.

– Даже если так, это моя собственная ошибка. Как и то, что она моя дочь и я отвечаю за нее.

Все! Я узнала достаточно. Кровь ударила мне в голову. Я бросилась вверх по темной лестнице. Влетев к себе комнату, я упала на кровать и залилась слезами. Значит, я покидаю «Элви»! Значит, я больше никогда не увижу Синклера! Значит, два самых близких мне человека ведут за меня отчаянную борьбу!..

Конечно, я писала, бабушка отвечала, и «Элви» с его звуками и запахами оживал в каждом ее письме. Но вот года через два она написала в одном из своих писем:


«Почему ты не возвращаешься в Шотландию? Хотя бы на месяц-другой. Мы все ужасно скучаем по тебе, и у нас есть на что посмотреть. Я разбила новую клумбу из роз, в августе сюда приедет Синклер... Он купил небольшую квартиру в Эрл-Корт. Когда я в последний раз была в городе, он угостил меня завтраком. Если у тебя трудности с приобретением билета, дай только знать, и я попрошу мистера Бенбриджа из бюро путешествий, чтобы он выслал тебе билет. Поговори об этом с отцом».


Мысль об «Элви» и Синклере превратилась в навязчивую идею. Но как говорить с отцом после того, как я невольно подслушала их спор в библиотеке? Наверняка он не отпустит меня.

Кроме того, у меня не было ни времени, ни возможности бросить все и уехать домой. Мы с отцом превратились в настоящих кочевников... только-только обживались в одном месте, как нужно было мчаться в другое. Порой мы купались в деньгах, но чаще сидели на бобах. У отца, лишенного строгого присмотра матери, деньги текли сквозь пальцы. Где мы только не жили: в голливудских особняках, в мотелях, в апартаментах на Пятой авеню, в убогих меблированных комнатах. Годы летели. Мы колесили по всей Америке, нигде не задерживаясь подолгу, и «Элви» постепенно стерся из моей памяти, превратившись в нечто нереальное, словно воды элвинского озера вышли из берегов и поглотили имение. Но я твердила себе, что оно незыблемо стоит на месте, что там живут бесконечно дорогие мне люди, что с ними все в порядке, что они не утонули в глубоком озере и ужас разбушевавшейся стихии – лишь плод моих фантазий.

Мои воспоминания прервал заскуливший Рыжик, лежащий у моих ног. Испуганно подскочив, я повторила себе, что никто не утонул, все живы и здоровы, затопление никому не грозит и жизнь продолжается... слава богу, кинопленка застряла в аппарате машины времени. Тут я заметила, что мои волосы почти высохли, что голодный Рыжик требует свой обед, да и у меня тоже разыгрался аппетит. Тогда я поспешно уложила волосы и, выкинув на время «Элви» из головы, подошла к камину и подбросила в огонь еще немного сучьев, после чего отправилась обозревать содержимое холодильника.


Было почти девять часов вечера, когда я услышала шум мотора. Чья-то машина спускалась с гор по дороге, ведущей из Ла-Кармеллы. Насторожилась я потому, что все автомобилисты в этом месте обычно включают первую передачу, а еще потому, что нервничала и мой мозг подсознательно реагировал на любой посторонний звук.

В тот момент я читала книгу и хотела было уже перевернуть страницу, но моя рука невольно застыла в воздухе, и я прислушалась. Рыжик, уловив мое состояние, бесшумно сел на задние лапы и замер в ожидании. Мы так и сидели вдвоем, напряженно вслушиваясь в темноту за окном. Вскоре потрескивание горящих сучьев и отдаленный гул моря явственно перекрыли шум приближающейся машины.

Я судорожно размышляла... Может, это Миртл и Билл? Они ездили в кино и теперь возвращаются из Ла-Кармеллы. Но машина не остановилась перед аптекой. Она продолжала ползти на той же первой передаче, мягко шурша шинами по гравию. Вот она проехала мимо кедров, где обычно оставляли свои колымаги любители серфинга, и наконец свернула к нашему стоящему на отшибе дому.

«Отец? – мелькнуло у меня в голове. – Нет, он обещал вернуться только завтра к вечеру. Парень, с которым я сегодня познакомилась, решил заглянуть на огонек? Бродяга? Сбежавший из тюрьмы бандит? Сексуальный маньяк?..»

Я вскочила, уронив книгу на ковер, и помчалась проверять засовы. Обе двери оказались надежно заперты, но на окнах не было штор, так что любой прохожий мог заглянуть внутрь и увидеть меня, а вот я никого не смогла бы разглядеть. В панике я бросилась к выключателям, но в камине продолжал весело гореть огонь, освещая гостиную яркими вспышками и придавая старым креслам фантастически зловещие очертания.

Вот передние фары разрезали густую тьму, и я отчетливо различила контуры машины, которую подбрасывало на ухабах дороги. Автомобиль миновал пустовавший соседний дом и, бесшумно тормозя, остановился прямо у нашего заднего крыльца. Это был не отец!

Я шепотом подозвала Рыжика и схватила его за ошейник, с облегчением ощутив тепло густой шерсти. Пес глухо зарычал, но не залаял. Застыв в напряженных позах, мы услышали, как смолк двигатель, затем дверь машины открылась и захлопнулась. С минуту царила тишина, потом на дорожке, ведущей к шоссе, заскрипел гравий, и в следующую секунду в дверь заднего крыльца постучали.

Я тихо вскрикнула, а Рыжик, устав сидеть на месте, с оглушительным лаем помчался к двери, за которой стоял неизвестно кто.

– Рыжик! – Я устремилась за ним следом, но он продолжал ругать незваного гостя. – Рыжик, прекрати... Рыжик.

Я схватила его за ошейник и оттащила от двери, но пес продолжал заливаться лаем. В эту минуту он показался мне таким большим и бесстрашным, что я облегченно перевела дух.

Взяв себя в руки, я сильно встряхнула Рыжика, и он наконец замолчал. Выпрямившись, я заметила, что моя тень причудливо танцует на запертой двери.

Я глубоко вздохнула и, придав голосу всю строгость, на которую только была способна, крикнула:

– Кто там?

– Извините за беспокойство, – послышался за дверью приятный мужской голос, – но я ищу дом мистера Марша.

Друг отца? Или это просто хитрый ход, чтобы выманить меня? Я замерла, не зная, как быть.

– Здесь живет Руфус Марш? – повторил мужчина.

– Да, здесь.

– А он дома?

Еще одна коварная уловка?

– Зачем он вам? – зашла я с другого конца.

– Видите ли, мне сказали, что искать его надо здесь.

Я тем временем лихорадочно соображала, что же мне делать, и тут человек, стоящий за дверью, взял совершенно другой тон:

– Это Джейн?

Нет ничего более обезоруживающего, чем обращение к тебе по имени со стороны незнакомых людей. Кроме того, было в его голосе что-то необъяснимое... это ощущалось даже сквозь плотно закрытую дверь... нечто... очень-очень странное.

– Да, – выдавила я.

– А ваш отец дома?

– Нет. Он в Лос-Анджелесе. Кто вы?

– Понимаете, я Дэвид Стюарт... Я... знаете, мне довольно трудно так разговаривать...

Мои руки сами собой потянулись к задвижке. Я поступила так необдуманно по одной простой причине – он назвал себя «Стюарт». Американец непременно произнес бы «Стувард». Но этот мужчина выговорил слова точно так, как моя бабушка. Следовательно, он не американец, а прибыл из-за океана и, судя по имени, шотландец.

Наверное, в душе я надеялась, будто узнаю его в лицо, но в свете ярких фар передо мной предстал совершенно незнакомый человек. Очень высокий, в очках с роговой оправой... гораздо выше меня. Мы уставились друг на друга в ожидании. Я заметила, как смутила его моя неприветливость и нервозность. Внезапно я почувствовала неописуемую злость. Ничто меня так не бесит, как состояние глупого страха.

– С какой стати вы подкрадываетесь среди ночи? – резко бросила я, и мне самой было странно слышать свой истеричный голос.

Он ответил вполне резонно:

– Сейчас только девять часов вечера, и я вовсе не подкрадывался.

– Вы могли бы позвонить и предупредить о своем визите!

– В телефонном справочнике я не смог отыскать вас, – заметил мужчина, не двигаясь с места. Рыжик глухо зарычал в глубине комнаты. – Я не предполагал, что вы окажетесь одна. Простите, но дело срочное.

Мой гнев пошел на убыль, и, стыдясь своей грубости, я буркнула:

– Ну, коли приехали, заходите. – Я посторонилась, пропуская его в комнату, и дотянулась до выключателя. В комнате вспыхнул холодный, яркий электрический свет.

Но мужчина не торопился войти в дом.

– Разве вы не хотите взглянуть на удостоверение личности? У меня при себе кредитные карточки и паспорт.

Я пристально посмотрела на него, и мне чудилось, что его глаза, скрытые стеклами очков, разглядывают меня с насмешливым любопытством. Черт возьми, что он нашел здесь забавного?

– Проживи вы тут с мое, тоже не открыли бы дверь кому попало.

– Прежде чем «кто попало» переступит порог этого дома, позвольте ему выключить фары. Я оставил их гореть, чтобы не споткнуться в потемках.

Не дожидаясь язвительного ответа, который вертелся у меня на языке, он направился к машине. Я оставила дверь открытой и вернулась к камину, подбросила в огонь еще одно полено и только тут обнаружила, что мои руки трясутся, а сердце бешено колотится. Я поправила коврик перед камином, задвинула ногой кость Рыжика под стул и достала сигарету. Едва я закурила, как гость вошел и прикрыл за собой дверь.

Теперь я хорошо его разглядела. У него было бледное лицо и темные волосы, как у всех исконных жителей шотландского высокогорья. Долговязая, нескладная фигура делала моего гостя похожим на ученого. Одежда? Твидовый костюм, слегка потертый на локтях и коленях, рубашка в светло-коричневую клетку и зеленый галстук. В моем представлении, так одеваются директора школ и профессора каких-то малопонятных наук. Возраст определению не поддавался. Где-то от тридцати до пятидесяти лет.

– Как вы теперь себя чувствуете? – вежливо осведомился мужчина.

– Отлично, – заверила я, хотя мои руки по-прежнему дрожали, и он явно заметил это.

– Вам не мешало бы выпить.

– Я не знаю, найдется ли что-нибудь в этом доме.

– Где можно поискать?

– Под окном.

Он нагнулся, открыл комод, порылся там и, смахнув локтем пыль, извлек бутылку «Хейга».

– То, что нужно. Теперь нам требуется только стакан.

Я отправилась на кухню и вернулась с двумя бокалами, кувшином воды и лотком для льда, обнаруженным в морозилке. Странный визитер принялся наполнять бокалы, но жидкость показалась мне какой-то подозрительной. Я не очень-то уважаю виски.

– Считайте, что это лекарство, – предложил он, заметив мою неуверенность, и протянул один бокал.

– Я не хочу напиваться.

– О, вы не напьетесь.

В его словах была крупица здравого смысла. Хотя напиток и отдавал табаком, зато я быстро согрелась. Окончательно успокоившись и чувствуя себя дурочкой, я робко улыбнулась гостю.