— Может, все-таки лучше вимпл? Как-никак я вдова…
— На вас будет голубой барбетт[45] и маленькая круглая шляпка. Никто не скажет, что вы явились простоволосой, но при этом вы сможете продемонстрировать золото своих восхитительных кос. Вы идете во дворец впервые и должны выглядеть не просто хорошо, а потрясающе! — Вивьен ловко помогла госпоже облачиться в выбранный наряд, понимая, что возражения баронессы — лишь каприз, вызванный сильным волнением. — Там столько знати, столько великолепных мужчин!
— Ты меня, никак, хочешь замуж выдать? — Пока камеристка колдовала над ее прической, Сабина, немного успокоившись, вынула из резной шкатулки сапфировый гарнитур. — Кстати, мужчин во дворце сейчас нет, они с королем воюют на юге.
— Они вернутся! И вы обязательно найдете себе при дворе достойного мужа!
— Вот уж поддержала, спасибо! Зачем же я тогда убежала из Аквитании?.. К слову, я-то побывала замужем, а вот тебе уже двадцать лет… Родриго — прекрасный молодой человек — сохнет по тебе не первый год! Чего же ты тянешь?
— Госпожа, как я могу выйти за него замуж? Он мне словно брат, был, есть и будет рядом. Родриго мой учитель, в конце концов! К тому же он ни разу ко мне не приставал…
— Ты имеешь в виду, не пытался залезть тебе под юбку, как наш конюх? Но это-то как раз и говорит о глубине его чувств к тебе! Смотри, уведут парижанки нашего кастильца, потом будешь локти кусать!
— Ну не знаю… Он такой серьезный и умный, я не представляю его целующимся и… занимающимся другими глупостями, — смущенно прыснула камеристка, затягивая на тонкой талии хозяйки шнуровку дамастовой котты с цветочным орнаментом.
— Ох, Вивьен, Вивьен! Если бы я не знала, сколько тебе лет, больше пятнадцати ни за что бы не дала. А ведь твой отец ждет не дождется внуков…
— Давайте так, госпожа, — слегка повысила голос служанка, — ваше замужество мы обсуждать больше не будем, но и мое оставим в покое. Я выйду замуж, когда придет время.
— Ты права! Мы предполагаем, а Бог располагает, — поставила Сабина точку в этой шутливой перепалке. С явным удовольствием разглядывая себя в оловянном зеркале, она поправила сборку шелковой камизы в квадратном вырезе верхнего платья. — Принеси темные бархатные туфли и скажи Родриго, что я готова!
На Большом мосту — самой оживленной торговой улице Парижа — было не протолкнуться. Но, завидев королевский герб на груди у гонца, сопровождавшего знатную даму, люди с поклонами расступались. На острове Сабина и ее спутники повернули направо и увидели перед собой металлические лилии, цветущие на дворцовых воротах. Лихорадочно оправив платье, баронесса глубоко вдохнула и решительно вступила в королевскую обитель — до заветной цели оставались считаные шаги. Оставив сбоку старенькую часовню Святого Николая и миновав дома каноников, Сабина и все, кто ее сопровождал, подошли к монаршим покоям. Дворецкий, встретивший их возле боковой двери, коротким путем — по винтовой лестнице — провел посетительницу в кабинет ее величества.
— Мадам, прошу вас немного подождать, — сказала королева, кинув на гостью быстрый взгляд.
Ее величество заканчивала что-то писать за изумительным письменным столом; его ножки были выполнены в виде причудливых зверей, держащих в пасти массивную столешницу.
Сабина обрадовалась этой паузе, позволившей ей перевести дух и осмотреться. Но ничего ошеломляющего она не увидела. В просторной комнате с высоким сводчатым потолком, поддерживаемым двумя стройными колоннами, не было особых украшений: те же сундуки, скамьи, кресла, шпалеры, разве что более искусно сотканные, и обилие восковых свечей. И тут Сабина заметила в углу придворных дам, сидевших тихо, будто мышки. Одна из них, постарше, с остатками былого очарования на лице, выглядела очень серьезной, другая — удивительно некрасивая молоденькая женщина — уставилась на Сабину немигающими глазами, не скрывая злобной зависти. Пяльцы в их руках с едва начатым узором свидетельствовали скорее о желании соблюсти приличия, чем о страсти к вышиванию.
— Вот и все. Присаживайтесь. — Бланка поднялась из-за стола и указала рукой на полукруглые кресла. Королева оказалась одного роста с Сабиной — она тоже была высокой.
— Ваше величество! — Низко поклонившись, баронесса присела в предложенное кресло возле невысокого многоугольного столика.
— Мадам Луиза, оставьте нас! — не поворачивая головы, бросила Бланка, обращаясь к придворной даме постарше. — И вы, мадам Анна.
Колыхнув огромными рукавами, дамы с недовольным видом направились к выходу. По комнате почти осязаемой волной прокатился запах сплетен, которые сейчас же возникнут за дверью и стремительно разнесутся по дворцу. Но королева, уже позабыв о придворных, обдумывала первое впечатление, которое произвела на нее визитерша: «Потрясающе красива. Взгляд настороженно-почтительный, но без тени заискивания или подобострастия. Это не просительница!» Наконец, услышав, как хлопнула дверь, Бланка села напротив Сабины.
— Сеньора д’Альбре, мне доложили, что вы явились ко мне с каким-то поручением…
— Да, ваше величество! Если в двух словах, совершая паломничество к мощам святого Иакова, я имела удовольствие познакомиться с доньей Терезой, вашей кормилицей. Она просила передать вам эту ладанку. — Сабина непослушными руками стянула шнурок с мешочком через голову, на которой был сложный убор, и мысленно обругала себя за то, что не сделала этого заранее. Затем отвязала от пояса кошель доньи Терезы. — А также этот кошелек, который она специально для вас вышила золотыми нитями.
Бланка с трепетом вынула из бархатной, украшенной самоцветами ладанки две пряди светлых волос и, закрыв глаза, поцеловала каждую из них. Затем, нежно погладив пальцами кошель, с упоением вдохнула давно забытый аромат рук своей няни. Огромные лучистые глаза королевы затуманились слезами, и Сабина поймала себя на мысли о том, что любуется ею. Точеный носик, идеальный овал лица, четко очерченные губы… Цвет волос нельзя было разглядеть под вимплом, но, скорее всего, они были белокурыми — не зря же ее назвали Бланш[46].
— Расскажите о себе. — Бланка уже взяла себя в руки и, заметив, что гостья откровенно ее разглядывает, снисходительно улыбнулась.
— Прошлой зимой я овдовела, — выпалила удивленная Сабина. Она ожидала чего угодно, но не того, что ее попросят рассказать о себе.
Королева обладала удивительным, обволакивающим грудным голосом, а в ее серо-голубых глазах сквозило неподдельное любопытство. Ей хотелось доверять. Однако Сабина, желая произвести на ее величество хорошее впечатление и боясь показаться назойливой, лишь вкратце поведала историю своей не богатой событиями жизни.
— Так вы с юга, прекрасного солнечного юга! — Ностальгию в голосе королевы нельзя было спутать ни с чем. — Выходит, мы с вами провели детство в одной и той же культурной среде и получили похожее воспитание?
— Несомненно, ваше величество, ведь корни кастильцев, арагонцев, каталонцев и жителей Лангедока уходят в вестготское и римское прошлое.
В глубине души Сабина уповала на то, что именно схожесть культур, в которых они обе выросли, поможет им найти общий язык. И то, что Бланка сразу же подметила это, вселило в баронессу уверенность.
— Когда-то наши земли были провинцией Римской империи — отсюда название «Прованс», затем входили в вестготское королевство, короли которого провозгласили себя преемниками римлян. Мне посчастливилось побывать в Толедо, и я знаю не понаслышке, как похожи наши языки и традиции.
— Да, да, все именно так! — Королева на мгновение задумалась. Эта красивая баронесса бесхитростна, но не проста. И к тому же почтительна — Бланку тронуло то, что она хранила чужую реликвию на своей груди. Ее величеству, бесспорно, понравилась новая знакомая, а она доверяла своей способности разбираться в людях. — Я считала себя парижанкой, но, услышав о родине, разволновалась. Как там моя нянька, здорова?
— Вполне. Она уже немолода, конечно, но весьма энергична. Кажется, что ее теплоты и заботы хватит на весь мир.
— В этом нам с Урракой очень повезло. Моя мама умела подбирать людей. — Бланка походила по комнате, пытаясь успокоиться. — Что-то вы совсем меня растрогали. Сентиментальный вышел день: сначала я писала мужу письмо, а теперь на меня нахлынули детские воспоминания…
— Говорят, король сейчас на юге, осаждает Авиньон?
— Воюет, как обычно. Если помните, два года назад Амори де Монфор, не обладающий отцовской жесткой хваткой, передал свои южные земли королю. А весной, после того как отлучили от Церкви моего кузена Раймона Тулузского[47], муж снова отправился в поход в Лангедок, чтобы окончательно доказать, кто там хозяин.
— Бедная земля! Опять кровь и страдания, — еле слышно прошептала Сабина.
— Не спорю. — Бланка на миг разделила ее печаль, но тут же добавила бодрым тоном: — Однако не бывает великих свершений без боли. А мой супруг — воин! Он не успокоится, пока не присоединит земли тулузского графа к французской короне.
Словно в подтверждение этих слов раздался зычный голос дворецкого:
— Ваше величество, срочный посыльный с письмом от короля Людовика!
Посторонившись, он пропустил вперед пошатывающегося от усталости гонца. Оставляя после себя дорожную грязь, тот с низким поклоном передал свиток, скрепленный царственной печатью.
— Авиньон пал! — быстро пробежав глазами послание, громко воскликнула Бланка и с благодарственной молитвой упала на колени перед распятием из слоновой кости. — Мадам Сабина, мне бы очень хотелось еще о многом расспросить вас и выслушать историю вашего путешествия в Компостелу, но сейчас, к сожалению, у меня нет времени. Необходимо срочно собрать совет и оповестить всех о знаменательном событии. Жду вас ровно через неделю в это же время. Охрана на воротах будет предупреждена.
На следующее утро королевская свита прошествовала на торжественную мессу в еще недостроенный собор Нотр-Дам. Париж ликовал, оглашая округу малиновым звоном колоколов. Не ограничившись щедрой милостыней, Бланка на радостях приказала выкатить из монарших подвалов бочки вина, чтобы парижане достойно отпраздновали победу любимого и доброго короля после тяжелой трехмесячной осады Авиньона.
***
Сильный штормовой ветер, угрожавший снести палатки военного лагеря, резко стих, сменившись проливным дождем. Людовик Лев, находившийся внутри королевского шатра, с удовольствием прислушался к стуку тяжелых капель, гулко затарахтевших по крыше. Наконец-то долгожданная вода, льющаяся с небес, хоть немного смоет грязь и едкую вонь, скопившуюся за полтора месяца в его лагере. Все-таки осада крупного города — весьма монотонное занятие. Авиньонцы решили сначала пропустить королевские войска, двигавшиеся по левому берегу Роны вглубь Тулузского графства, но затем, взбунтовавшись, заперли городские ворота, и никакие мирные переговоры не смогли их переубедить.
Молниеносного покорения юга Франции не получилось. Пришлось приступить к длительной осаде. К стенам Авиньона стянули большие требюше, прозванные в народе «орудием дьявола»[48]. Собственно, работали только те, кто обслуживал невиданные доселе грозные камнеметные орудия. Остальные воины бо`льшую часть дня слонялись без дела по лагерю. Изредка голодные осажденные устраивали отчаянные вылазки и ввязывались в яростные стычки с северянами. Но подобные мелкие сражения, не давая каких-либо ощутимых результатов, позволяли противникам лишь выпустить пар. Королю тяжело было сдерживать свою огромную армию, да и снабжение такого количества людей стоило немалых денег. Но он решил настоять на своем и покорить взбунтовавшийся город, а затем снести его крепостные стены.
Июльским утром, привычно отстояв мессу в походном шатре-капелле, Луи обсудил текущие вопросы с незаменимым канцлером Гереном и подписал несколько подготовленных им документов. Начавшийся ливень помешал королю провести ежедневный осмотр лагеря, и, воспользовавшись паузой, он решил после обеда написать письмо жене.
При воспоминании о Бланке привлекательное мужественное лицо Людовика, как всегда, озарилось нежной улыбкой. Господь послал ему неслыханное счастье в браке, видимо, компенсируя неудавшуюся личную жизнь его отца. Филиппу Августу фатально не везло во всех трех браках, сын же его, женившись один раз, двадцать шесть лет прожил в любви и полном согласии с супругой.
Перед глазами Луи пронеслись воспоминания о красавице Бланке. Вот она — угловатая девочка, какой он увидел ее накануне свадьбы, но с таким пронзительным взглядом огромных светлых глаз, что через несколько мгновений казалось — ей известны все мысли в твоей голове. Прошло три года, и Бланка, с уже приятно округлившимися женскими формами, взошла с ним на супружеское ложе; их брак был консумирован. Затем — рождение детей, умерших в младенчестве, первые радости и неподдельное родительское горе. Но юность не может долго печалиться, а дети, появлявшиеся на свет один за другим, вносили в их жизнь новую радость и заботы. Они были уже шестнадцать лет в браке, когда бесстрашная супруга Людовика бросилась в ноги свекру, чтобы добиться помощи для английской экспедиции мужа, а не получив согласия, начала его шантажировать. Кого?! Сильнейшего европейского монарха, после битвы при Бувине[49] находящегося на пике могущества. И Филипп сдался, пусть тайно, но помог сыну в его авантюре. Наконец апогей их жизни — коронация в Реймсе. Отныне они не просто супруги, а король и королева Франции.
"Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству" отзывы
Отзывы читателей о книге "Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству" друзьям в соцсетях.