— Самое кровопролитное сражение, насколько я понимаю, было на левом фланге? Оттон и Ферран уже покинули поле боя, значит, там остались Уильям, граф Солсбери и Рено, граф Даммартена? Все верно?

— Абсолютно! Вы с неженским вниманием следите за моим рассказом о военном сражении. — Робер приостановил коня и с откровенным восторгом уставился на необыкновенную даму.

— Я же сама попросила вас рассказать о битве! Или мне полагается лишь умиляться пробегающим мимо зайчикам? — Сабина попыталась изобразить возмущение, но шальные искорки в ее глазах все испортили.

Они с графом весело расхохотались.

— Простите, мадам Сабина, я вовсе не хотел вас обидеть! — Отсмеявшись, Робер приложил руку к сердцу и низко, насколько позволяло седло, поклонился.

— А вы меня и не обидели! В какой-то мере ваши слова можно принять за комплимент. Итак, левый фланг. Как разворачивались события там?

— Здесь сражение длилось до позднего вечера. И Уильям, и Рено дрались с великой отвагой. Исполин Рено де Даммартен, обладающий неимоверной силой, выдержал бессчетное количество яростных боев. По словам очевидцев, он то и дело выкрикивал, что хочет сразиться с братьями де Дрё, считая их основными виновниками своего несчастья. Дядя Филипп оглушил булавой Уильяма Солсберийского и пленил его. А неутомимый Рено продолжал крушить французов и, даже придавленный раненой лошадью, не подпускал к себе никого, остервенело орудуя клинком и не признавая поражения. Только канцлеру Герену граф де Даммартен вручил свой меч. Главная ставка этой битвы — Бувинский мост — осталась в наших руках, и не последнюю роль в этом сыграли мой отец и дядя. Битва закончилась полной победой французского короля!

— Оттон сбежал, графа Солсбери обменяли на вас. А что было с остальными?

— В плену у Филиппа оказалось пять графов и двадцать пять баронов. Всех их рано или поздно отпустили на свободу за выкуп. Только Феррана Фландрского и Рено де Даммартена его величество не помиловал. Кодекс рыцарской чести не позволял ему казнить именитых вассалов, но он навсегда оставил мятежников в заточении, показав всему миру, что восставать против королевской власти отныне опасно.

— Великая победа!

Сабина задумалась. У нее в ушах еще звучали боевые кличи, вылетающие из сорванных глоток, а звон клинков перемежался со стонами раненых и душераздирающим ржанием смертельно искалеченных лошадей. И повсюду в небо были устремлены стекленеющие глаза умирающих. Где-то среди них остался и супруг Луизы д’Энви.

Рассказывая о грандиозном сражении, граф де Дрё и сам разволновался, поэтому некоторое время они ехали в молчании. Наконец осознав, что молчание затянулось, Сабина стряхнула с себя наваждение. Перехватив очередной осторожный взгляд Робера, она лучезарно улыбнулась.

— Мне очень интересно с вами, мессир.

— Позвольте вернуть комплимент, мадам: вы великолепная собеседница!

Несколько раз кортеж останавливался, чтобы напоить лошадей и дать им отдохнуть. Дамы высыпа`ли из экипажей, желая размять ноги. Но на долгий привал и обед не было времени, поэтому путники решили поесть уже в Санлисе, в вотчине канцлера Герена, куда прибыли поздним вечером. В городе придворные разместились в просторном епископском дворце, остальные — на постоялых дворах. Герен пригласил всех к себе на ужин. В огромном, ярко совещенном зале столы ломились от яств, и голодные путники отдали должное изыскам епископской кухни.

За ужином граф Робер продолжал соблазнять понравившуюся ему женщину. Он ни на шаг не отходил от Сабины д’Альбре, собственноручно прислуживал ей за столом и сыпал остротами. Другой родовитый вельможа — Ангерран де Куси — тоже хотел поухаживать за красивой баронессой, но, поймав гневный взор Робера, предпочел ретироваться. Виновница этого молчаливого поединка наслаждалась мужским вниманием и радовалась замечательному вечеру. Однако в спальне королевы — Сабина продолжала ночевать в комнате монархини — она получила нагоняй.

— Надеюсь, мадам, вам известно, что ваш кавалер женат? — холодно уточнила Бланка, когда они с баронессой укладывались спать.

— Да, конечно, — обескураженная резкостью, отозвалась Сабина. — Но я думала, что разговаривать с женатыми мужчинами не возбраняется.

— Разговаривать — да, но Робер вьется вокруг вас, как оса возле плошки с медом. Чтобы заметить его влюбленность, не надо обладать особой проницательностью. А вы флиртуете с ним, поощряете ухаживания.

— Да, я с ним кокетничаю, — сказала Сабина, почувствовав себя оскорбленной, — и не скрываю, что мне приятно внимание высокородного вельможи[58]. Но я же не прыгнула к нему в постель!

— Простите, баронесса, я была излишне резка, — примирительно произнесла Бланка. — Наверное, во всем виновата усталость. Скорее всего, вы еще не сталкивались с таким типом мужчин, поэтому будьте осторожней. Граф способен произвести прекрасное впечатление за считаные мгновения, но женщины помнят о нем до конца своих дней… И не забывайте о его жене. Я не потерплю при своем дворе скандальных адюльтеров.

— Поняла, ваше величество. Спокойной ночи, — ответила Сабина, подавив раздражение.

Она всего лишь провинциальная глупышка, королеве же хорошо известны нравы ее вассалов. Бланка наверняка хочет лишь предостеречь ее. Поразмыслив, Сабина решила поощрять ухаживания Робера не так откровенно.

***

На второй день пути гомон, создаваемый королевским кортежем, стал тише: путники порядком устали, да и лошади, казалось, ржали реже. Лишь граф Робер с неослабевающим пылом развлекал Сабину разговорами.

Неожиданно из леса вынырнул виллан* с собакой. Увидев кавалькаду с королевскими лилиями, он сорвал с себя шапку и низко поклонился проезжающим. Но его собака оказалась не столь почтительной. Заприметив на противоположной стороне дороги зайца, она с громким лаем бросилась прямо под ноги Дамаску. Встав на дыбы и заржав, испуганный конь бешеным галопом помчался в лесную чащу. Сабина от неожиданности чуть не упала на землю, но все же удержалась в седле и, вцепившись в поводья и гриву, понеслась вперед. Успокоить коня сейчас было невозможно, главное не вылететь из седла. Сабина наклоняла голову, пряча лицо от больно хлеставших веток. Как хорошо, что она, пренебрегая светскими условностями, ездит исключительно в мужском седле! Из дамского баронесса вылетела бы еще на дороге.

Через некоторое время дикая скачка стала замедляться, и Сабина приподняла голову от холки, намереваясь обуздать коня. Она откинула капюшон, и длинный рукав ее котты зацепился за сук. Страшная сила выдернула баронессу из седла. Ткань с треском разорвалась, и женщина с глухим звуком упала на землю. Дамаск пробежал еще немного, но, почувствовав, что потерял седока, растерянно остановился. Конь тихо заржал и виновато скосил глаза на хозяйку.

Робер, бросившийся следом за Сабиной, увидел ее падение. Ловко уворачиваясь от ветвей, искусный наездник уже через мгновение был рядом с баронессой и на ходу спрыгнул с коня. Граф опустился на колени и с тревогой осмотрел лежащую на спине женщину.

— Сабина, очнитесь! Сабина! — Стянув кожаные перчатки, Робер легонько похлопал ее по щекам.

Женщина отрывисто застонала. Облегченно выдохнув, граф ощупал ее голову. Крови не было — еще одна удача. Значит, пожухлая трава и опавшая листва смягчили падение. Оставалось удостовериться в том, что у баронессы нет переломов.

— Сабина, дорогая, вы можете говорить?

Она медленно открыла глаза. Из туманной пелены проступало встревоженное лицо… Габриэля. Сабина улыбнулась. Но по мере того, как пелена рассеивалась, все отчетливей вырисовывался облик огорченного Робера. Баронесса удивилась этой смене лиц, но ее память вскоре прояснилась.

— Со мной все хорошо, — еле слышно прошептала женщина.

— Сосредоточься, родная моя. — От неподдельного волнения у графа подергивалось левое веко. — Руки, ноги, спина целы? Ты чувствуешь где-нибудь боль?

— Нет, только голова кружится.

— Понятно. Я возьму тебя на руки, но если станет больно, сразу же кричи.

Сабина слабо кивнула. Робер заботливо запахнул на ней плащ, затем свистом подозвал своего верного коня, и тот по команде хозяина опустился на передние ноги.

Граф устроил женщину впереди седла и, сильной рукой придерживая ее за талию, медленно двинулся к дороге.

Покрутив в раздумьях ушами, Дамаск пошел следом за хозяйкой: виноват, конечно, но теплое стойло и заботливые руки в лесу вряд ли найдутся.

— Господи, жива!

Сердце стоявшей на обочине королевы радостно забилось. Пока де Дрё разыскивал баронессу, Бланка лишь отчаянно молилась, не участвуя в женских пересудах. И, как могла, успокаивала рыдающую Вивьен.

— Сабина, вы сможете пересесть в экипаж?

— Попытаюсь, ваше величество.

Баронесса с усилием оторвала свою тяжелую голову от мужского плеча. Однако перед глазами у нее тут же все поплыло, и, судорожно вцепившись в руку графа, она вновь прислонилась к нему обмякшим телом.

— Госпожа Бланка, она не сможет ехать даже в повозке. При столь сильном головокружении необходимо хотя бы день отлежаться. — И, не дожидаясь разрешения, Робер поискал глазами виновника происшествия. Перестав дышать, виллан вжался в ствол дерева; пес, чувствуя вину, с поджатым хвостом сидел у его ног. — Эй, Жак, живо сюда! Повесить бы тебя с твоей собакой, да времени нет. Поблизости есть постоялый двор?

— Да, благородный господин. — Осознав, что скорой расправы не последует, крестьянин стал отвешивать графу земные поклоны, подметая бородой опавшую листву. — Лес скоро закончится, за ним — богатая деревня с церковью и громадным трактиром. Там есть комнаты для путников.

Королеве стало понятно: граф, живущий по собственным правилам и ни во что не ставящий общественное мнение, все уже решил и не отступит. Спорить с ним — лишь ронять собственный авторитет в глазах придворных. Но оставлять их с Сабиной наедине нельзя: необходимо соблюсти приличия. Лишние сплетни, в том числе и о ее фаворитке, ей ни к чему.

Поэтому Бланка опередила Робера:

— Сделаем так! Вы, граф, с баронессой и ее камеристкой останетесь в деревне. Пусть Сабина полежит сегодня и завтра до полудня, а затем догоните нас в Суассоне. Обряд посвящения в рыцари произойдет послезавтра, надеюсь, вы успеете. В помощь вам оставляю мадам д’Энви. И не забудьте кликнуть своих оруженосцев. Времена неспокойные, а на вашем попечении три дамы.

— Спасибо, ваше величество, сделаем, как вы приказали. — Говоря это, Робер не успел вовремя опустить глаза, и Бланка заметила в них иронию.

Не важно, главное — он ей подчинился.

Маленькая кавалькада двинулась по узкой тропе в сторону деревни, а королевский кортеж вскоре скрылся за невысоким холмом.

Как и следовало ожидать, «громадный трактир» оказался убогим деревянным строением, правда, двухэтажным. Но для бедного крестьянина, ютившегося в жалкой лачужке, это действительно было гигантское сооружение. Комнаты тут оказались опрятные, с чистой постелью. Нашелся даже новенький таз и горячая вода.

Вивьен обтерла тело госпожи влажной тряпкой, и Сабина тут же провалилась в глубокий сон. Камеристка же принялась чистить и штопать ее платье, а Луиза стала устраивать себе ложе на сундуке. Кровать была занята, но перебраться в другую комнату придворная дама наотрез отказалась. Прервав вечерние женские хлопоты, явился де Дрё, державший в руках деревянный поднос. Шутливо кланяясь, он, как заправский лакей, поставил на столик принесенную еду и кувшин с вином. Граф в роли трактирного слуги выглядел настолько забавно, что Вивьен тут же прыснула смешком.

— Я велел подать самого хорошего вина. Не обессудьте, это все, что удалось найти. — Влив в себя уже не одну кружку хмельного напитка, Робер весело улыбался и то и дело поглядывал на Сабину. — Баронесса спит?

— Как младенец!

— Тогда не стану вам докучать. Ужинайте — и хороших снов. — И могучий воин на цыпочках удалился из комнаты, создавая из-за излишнего усердия еще больше шума.

Вивьен зажала рот двумя руками, чтобы не расхохотаться во весь голос.

— Граф всегда полон озорства. — Даже чопорная Луиза улыбнулась. — При дворе его либо боготворят, либо не понимают, а потому не любят. Третьего не дано.

По едва уловимому вздоху Вивьен поняла: мадам д’Энви относилась к числу поклонниц де Дрё.

***

На рассвете Сабина проснулась и, открыв глаза, сразу же встретила нацеленный на нее взгляд Луизы.

— Доброе утро, мадам. — Баронесса улыбнулась, но, не получив ответа, с сарказмом добавила: — Вы всю ночь не сводили с меня нежного взгляда?

— Я выполняю поручение королевы, — все же буркнула немногословная дама.

— Вам велели не спускать с меня глаз? Ну и как, во сне я так же красива?

Мадам д’Энви по своему обыкновению сжала губы в упрямую складку, и Сабина гневно отвернулась к стене. Она до сих пор не понимала эту женщину. Иногда они с Луизой весело болтали, будто добрые приятельницы, но болезненное желание мадам д’Энви услужить королеве, не считаясь с окружающими, ставило баронессу в тупик.