Однажды, попрощавшись с Бланкой, Сабина столкнулась у дворцовых ворот с графом де Дрё. Она и не знала, что он в Париже, а вот Робер, судя по всему, терпеливо ее поджидал. Очевидно, он прибыл накануне вечером и успел узнать время ее визитов.

— Добрый день, мадам д’Альбре! — Граф изящно поклонился и поцеловал ей руку.

Он был по-прежнему галантен и щегольски одет. Под тонкой изумрудной накидкой, украшенной золотой каймой и скрепленной на плече массивной застежкой, алела шелковая туника до колен.

— Рада видеть вас, граф! Будь я собакой, весело завиляла бы хвостиком, — сказала Сабина, скрывая растерянность за легким смешком.

— Чувство юмора вам не изменяет. — Робер вежливо улыбнулся, но подергивающееся веко выдало его волнение. — У меня к вам серьезный разговор, мадам. Уделите мне немного времени? И, если можно, сейчас?

— Сейчас?.. Хорошо! — подумав, согласилась Сабина: не в ее характере было наслаждаться унижением просящего мужчины. А вот скрыться от любопытных придворных не помешает. — Давайте прокатимся к башне Филиппа, не возражаете?

— Почту за честь, мадам!

Слуги по знаку графа уже вели оседланных лошадей.

Съехав с Малого моста и повернув направо, Сабина и Робер легкой рысью двинулись вдоль берега. Сена, усеянная десятками лодок, все еще дарила весеннюю свежесть. Цветущие деревья благоухали.

— Так о чем ваше сиятельство хотели со мной поговорить? — начала разговор Сабина. Ее насторожило обращение «мадам» вместо привычного «счастье мое».

— Я уже немало сказал о любви к вам, — набрав в грудь побольше воздуха и явно волнуясь, заговорил Робер. — Не буду повторяться. Те полтора месяца, что мы не виделись, я безотлучно находился в родовом замке и много размышлял, пытаясь разобраться в своих чувствах и понять, как жить дальше.

— И что же вы решили?

— Я буду добиваться развода с женой! — громко выдохнул граф и вытер крупные капли пота, выступившие от волнения у него на лбу.

— Ты рехнулся, Робер! — От изумления баронесса забыла о правилах приличия; она натянула поводья. — Твое безрассудство очаровательно, но не сейчас! На каком основании ты будешь требовать развода?

— Я хочу назвать графиней де Дрё тебя! — Робер тоже остановил коня.

— А я хочу иметь дворец на дне морском! И луну пощупать руками тоже не прочь! Твои слова — бессмыслица. Никогда Церковь не позволит тебе расторгнуть брак! У тебя нет причин для этого!

— Но бывали случаи, когда папа разрешал развод. Вспомни Людовика Молодого и Алиенору Аквитанскую!

— У них был повод — отсутствие наследника мужского пола у царствующей династии. У вас же с супругой четверо здоровых детей, и трое из них — мальчики! Вы с Аэнор не приходитесь друг другу близкими родственниками, у вас идеальная разница в возрасте — ты всего на семь лет старше своей жены! Не то что у меня: мой Арно был старше на тридцать два года, — уже тише добавила Сабина и вновь пустила коня шагом.

Из-за нее первый вельможа королевства готов рассориться со всем миром! Ее женское честолюбие ликовало, глаза победно сияли. Но есть ведь еще и рассудок. А он безжалостно говорил Сабине: все это чушь! Она не позволит Роберу разрушить ее и свою жизнь.

Граф, прищурившись, уставился в затылок едущей впереди всадницы. Ее последняя фраза заставила его иначе взглянуть на их отношения. Робер знал, что покойный барон д’Альбре был значительно старше своей супруги, но как-то не задумывался об этом и точно их разницу в возрасте не знал, а она оказалась огромной. Вот почему Сабина так стойко ему противилась! Она сама не понимает, от чего отказывается! И, возможно, Ангерран на рождественском пиру был близок к истине… Мотнув головой и проведя ладонью по лицу, граф де Дрё стряхнул с себя низменные мысли. И быстро догнал Сабину.

— Что касается примеров, разрешите напомнить вам судьбу Рауля де Вермандуа и Петрониллы Аквитанской[74], — продолжила баронесса, успокоившись и снова перейдя на «вы». Ей на ум пришел неоспоримый довод, который разрушит иллюзии графа. — Сколько лет они прожили в мнимом супружестве, отлученные от Церкви? А все потому, что папа не признал развод Рауля с предыдущей женой, разрешенный местным епископом. И только смерть первой супруги графа заставила прелатов признать законность его второго брака. К тому времени Рауль и Петронилла прожили вместе уже шесть лет и имели детей.

— Но они все же добились своего… — буркнул Робер понуро.

— Мессир, это стало возможным лишь после смерти первой жены Рауля! — повторила Сабина, повысив голос. Она поняла: мысль о разводе глубоко запала в душу графу де Дрё, заглушив доводы рассудка. — К тому же не забывайте: Рауля и Петрониллу всецело поддерживали король с королевой, даже в войну ввязались с графом Шампани из-за их брака. У нас же с вами все иначе. Юный и набожный Людовик ни о чем даже слушать не станет, а королева попросту прогонит меня с глаз долой.

— Что же нам делать?

— Жить дальше! — Сабина ободряюще улыбнулась Роберу. И, чтобы как-то развеселить графа, решила пригласить его на новоселье. Она немного волновалась из-за того, как отнесется к этому Бланка, но поддержать Робера сейчас было важнее. — Жду вас послезавтра к себе на пир!

— Буду непременно! — Он нашел в себе силы улыбнуться ей.

Робер прекрасно понимал: людям его положения Церковь просто так развода не дает. Подобный бракоразводный процесс — прежде всего политика, а значит, прекрасный повод для спекуляций. Но страстная любовь к Сабине, будто сокрушительное землетрясение, встряхнула его душу и сознание, и граф готов был принести ей любые жертвы. К тому же он считал себя любимцем судьбы: старший сын, а значит, наследник, наделенный привлекательной внешностью и незаурядными физическими способностями, а также сильным характером, подкрепленным великолепным воспитанием. Робер всегда добивался своего, а потому свято верил, что при поддержке обожаемой женщины сможет горы свернуть. Но его возлюбленная оказалась прагматичной, ее не соблазнила даже возможность породниться с королевским родом. Мечта графа разбилась вдребезги.

***

— Хочу поблагодарить вас за чудесный праздник! — произнесла Бланка, прогуливаясь по дворцовому парку вместе со своей конфиденткой.

Со дня новоселья прошло совсем немного времени. Королеве понравилось, как Сабина справилась с ролью хозяйки: обаятельная, приветливая, ровная в общении, как будто всю жизнь принимала у себя первых лиц королевства.

— Пир и впрямь удался, — не стала скромничать баронесса и вдруг рассмеялась: — А как восторгались моей коллекцией оружия взрослые мужчины? Будто мальчишки!

Перебивая друг друга, женщины стали весело вспоминать, как после очередной смены блюд Сабина провела гостей в зал, где на бледно-зеленых стенах висели ромейские кинжалы, арабские сабли, толедские мечи, грозные булавы и внушающие ужас боевые топоры. И мужчины — воины до мозга костей — хищно впились взглядом в восхитительные образцы оружия.

— Можно потрогать? — зачем-то уточнил Ангерран де Куси, уже примеривая к руке тяжелый кистень.

Он был в Париже проездом и напросился в гости к баронессе, чтобы лишний раз подразнить Робера.

— Наш меч все-таки более честен в своей прямоте, — взяв в руки кривую легкую саблю, философски изрек Матье де Монморанси, — а сарацинское детище изогнуто и лукаво, как и его хозяева.

— Думаю, лукавых людей повсюду хватает, — не поддержала Матье королева.

Она бросила ироничный взгляд на графа де Дрё, который с приоткрытым ртом рассматривал великолепно исполненный, но грозный в своей дробящей силе увесистый пернач.

Рыцари еще долго с любовью перебирали оружие, пока в пиршественном зале не заиграла музыка, приглашая гостей вернуться к столу. Мужчины нехотя направились следом за дамами, давно зевавшими от подобного «развлечения».

— Какие же вы дети! — поддразнила королева недовольных мужчин, которых оторвали от любимых игрушек.

— Господин Бартелеми, задержитесь ненадолго! — негромко попросила Сабина сеньора де Руа.

— А мне позволите остаться? Иначе я умру от любопытства, — хихикнула Бланка.

Она весь вечер пребывала в отличном расположении духа, явно наслаждаясь обществом после долгого перерыва.

— Безусловно, ваше величество, у меня нет от вас секретов и, надеюсь, никогда не будет.

— Это неожиданно. — Услышав признание, королева вскинула изящные брови, но потом ласково улыбнулась: — Я польщена.

— Сеньор де Руа, от всего сердца благодарю вас за участие в своей судьбе и прошу выбрать в память об Арно любой клинок из его коллекции.

— Сто`ит ли? — скромно произнес Бартелеми, но глаза его с детской жадностью уже разглядывали возможные подарки.

— Сто`ит! Думаю, мой покойный супруг почел бы за честь подарить вам частичку того, чему посвятил свою жизнь.

Бартелеми потянулся к ромейскому кинжалу с витиеватой рукоятью, инкрустированной слоновой костью и драгоценными камнями. Понимая, что выбрал один из ценнейших экземпляров коллекции, он виновато улыбнулся, но его руки не выпускали понравившийся клинок. Лицо Сабины озарила снисходительно-ласковая улыбка.

— Этот кинжал ваш, господин де Руа! Я рада, что великолепное оружие нашло нового достойного хозяина…

Вдоволь насмеявшись от этих приятных воспоминаний, Бланка и Сабина уселись на кованую скамеечку возле пестрой цветочной клумбы, над которой трудились неутомимые пчелы. Ласковое солнце и нежное благоухание сада соответствовали превосходному настроению дам.

— Мне очень понравилось ваше новоселье, и у меня появилась мысль устроить торжественный прием в Большом королевском зале, — призналась королева. — Повод имеется: подданные еще не поздравили нас с рождением принца.

— А его величество не возражает? — Баронесса понимала, что юному королю едва ли интересны шумные застолья взрослых.

— Это часть королевских обязанностей. Народ должен видеть своего монарха и знать: в государстве все спокойно, а значит, можно устраивать шумные пиры.

— Когда вы намерены устроить прием?

— В День Святой Троицы. Епископ отслужит в соборе Нотр-Дам праздничную мессу, а затем мы попируем. К тому времени может появиться еще какой-нибудь повод, — махнув рукой, закончила Бланка и с хитрой улыбкой добавила: — У меня для вас сюрприз!

Они вернулись в кабинет королевы, куда следом за ними вошел довольный Бартелеми. Он в полной мере отблагодарил баронессу за дорогой ромейский кинжал и явился, чтобы сообщить об этом.

— Мадам, я исполнил вашу первую просьбу.

— О Лабри? — ахнула Сабина.

— Да, и, как мне кажется, учел все ваши пожелания. Виконт де Безом приобрел сеньорию Альбре за десять тысяч ливров! Три тысячи он сразу же передает в виде золотых украшений и серебряной посуды, остальное отдаст в течение семи лет, выплачивая ежегодно равными частями. На время погашения долга, то есть до окончательной передачи земель, вы имеете полное право носить имя д’Альбре. Возьмите документы. — И великий камерарий передал Сабине пергамент, подтверждавший сделку.

— Как вам это удалось? — Сабина просияла от восторга.

— Пьер питает нежную привязанность к младшему сыну Аманье и не хочет оставлять его безземельным. Моим людям это показалось странным: пьяница и задира, опустошивший собственное виконтство, готов пойти на немыслимые жертвы, лишь бы обеспечить будущность своего второго сына, и при этом оставляет первенца в разоренном родовом имении.

— Чем же это объясняется? — нетерпеливо спросила Бланка.

— Грехами молодости. Говорят, более двадцати лет назад у Пьера был бурный роман с младшей сестрой Арно д’Альбре. Неистовая любовь женатого виконта к юной девушке, которую родные посвятили Господу и собирались отправить в монастырь, повлекла за собой грандиозный скандал. Влюбленные пытались настоять на своем, но безуспешно. В конце концов дитя, родившееся от греховной связи, передали отцу, а молодую мать все же заперли в монастыре, где она вскоре умерла. Виконтесса де Безом признала бастарда своим ребенком. Уж не знаю, к каким убеждениям прибегнул Пьер, но его супруга сымитировала беременность, и маленького Аманье признали законным отпрыском четы де Безом.

— Боже праведный! Мессир, вы за короткий срок узнали больше, чем я за семь лет жизни в Лабри! — В широко распахнутых глазах Сабины отчетливо читалось изумление. — А ведь Аманье — родовое имя баронов д’Альбре. Полное имя моего супруга — Арно Аманье д’Альбре.

— Барон весьма дорожил вашей чистотой, а потому ограждал вас от сплетен. Мои же люди намеренно копались в грязном белье, выискивая слабые стороны виконта. Что касается имени — возможно, на этом настояла мать ребенка. Домочадцы Пьера утверждают, будто тот до сих пор носит на шее ладанку с волосами возлюбленной, а их общего сына просто боготворит. Поэтому, останься вы, мадам Сабина, в Лабри, виконт любой ценой женил бы на вас Аманье.