Сабина спряталась за ширмой гордой невозмутимости:

— Я не состою с вашим мужем в любовной связи, поэтому смотрю вам в глаза прямо, не боясь прогневать Господа ложью. А обморок был настоящий, и вы тут совершенно ни при чем.

Несколько мгновений женщины сверлили друг друга взглядами, в которых смешались оскорбление и вина, недоверие и вызов, злость и жалость.

— Лучше разделите с ним постель, и он, насытившись, сразу же вас позабудет! Но вы — опытная соблазнительница — своим отказом лишь еще больше интригуете его. Ненавижу вас! Мой муж всегда бегал за юбками, но прежде его интрижки меня не касались.

— Что же изменилось?

— Не прикидывайтесь невинной дурочкой! Вы порочны, но глупость, говорят, не входит в число ваших недостатков! — Аэнор сорвалась на визг, утратив самообладание и перестав следить за словами. С ее пояса посыпались самоцветы. — Я никогда не дам мужу развода! И он не обменяет мой титул на вашу постель!

— Я уговаривала Робера отказаться от этой безумной идеи. — Спокойная уверенность Сабины действовала на собеседницу уничтожающе.

— Не верю ни единому слову из уст ведьмы! В постели у моего мужа побывало множество любовниц, но ни одна из них не покушалась на священные узы нашего супружества! Я буду и дальше с мольбами ползать у него в ногах, но не позволю опозорить себя разводом!

Горькая обида вернулась к графине унижением. И чтобы в придачу ко всему не разрыдаться на глазах у соперницы, Аэнор убежала.

Возле королевских покоев она столкнулась с мужем. Граф схватил заплаканную супругу за рукав и попытался выяснить причину ее огорчения.

— Оставь меня! Утешай свою любовницу! — сердито выпалила Аэнор и, выдернув руку, умчалась.

Сабина услышала крик и поняла: Робер обо всем догадается и вскоре ее отыщет. Как это некстати! Баронесса облокотилась на колени и уткнулась лицом в ладони.

— Вы плачете? Вас кто-то обидел? — послышался вскоре нежный шепот.

Граф присел перед Сабиной на корточки, выставив вперед колено и опершись на него рукой.

— Нет, мессир, со мной все в порядке. — Сабина выпрямилась. — А вот ваша жена в слезах.

— Мы с ней столкнулись. И я захотел убедиться, что вам не причинили зла.

— Считаете свою жену чудовищем, способным причинять боль? Нет, она всего лишь оскорбленная женщина. Но, слава Господу, мы с вами вовремя одумались и я могу прямо смотреть ей в глаза. — Сабина решила не упоминать о разводе: пусть супруги разбираются сами. — Робер, все-таки догоните и успокойте свою жену.

— Только после того, как вы ответите на один вопрос.

— Что вы хотите знать? — В ее голосе послышалось усталое нетерпение.

— Из-за чего вы упали в обморок? Только не говорите, что из-за жары, не поверю. — И, помедлив, граф выдавил из себя: — Из-за мужчины?

— Угадали, ваше сиятельство. Я увидела человека, которого без малого десять лет считала погибшим.

— Вы его любили?

Ревность любого делает проницательным.

— Очень.

— И любите до сих пор?

— Это уж слишком, мессир! Вы просили ответить на один вопрос, а задали уже несколько.

— Значит, любите. — Уязвленный граф уронил голову на кулак.

Сабина готова была вспылить, но сжалилась над поникшим графом. Кто-кто, а де Дрё не заслужил от нее резких слов. С ее стороны это было бы черной неблагодарностью.

— Робер, пожалуйста, не сердитесь на меня. — Сабина погладила его по затылку, и граф поднял лицо. — Я и вправду сегодня очень устала. Сначала призрак из прошлого, затем — объяснение с вашей супругой, а теперь вы устраиваете мне допрос…

— Хорошо, удивительнейшая из женщин, я ухожу. Соберитесь с мыслями. — Граф уже обуздал свою ревность и поцеловал Сабине руки с нескрываемым обожанием.

После его ухода в голове у баронессы стало удивительно пусто, все мысли исчезли. Ароматы летнего сада немного ее успокоили, и она решила вернуться на пир.

На ярко освещенной площадке возле парадной лестницы Большого зала Сабина увидела гостей. Они разбились на несколько групп. В центре одной из них — женской — жонглер высоким голосом исполнял душераздирающее лэ[77]; со стороны рыцарей донесся басовитый хохот. Неожиданно отделившись от кучки гостей, к ней уверенно направился какой-то мужчина. Габриэль! Ноги баронессы вновь предательски подкосились.

— Здравствуй, Сабина. — Шевалье остановился на почтительном расстоянии; его глухой голос звучал совершенно бесстрастно.

— Габр… Габр… — Слезы душили ее, мешая продолжать. Как же трудно выговорить любимое имя! Сделав глубокий вдох, она все же вымолвила его и лучисто улыбнулась: — Габриэль!

— Как живешь?

— Как я живу? — Сабина ужаснулась, услышав его бесстрастный голос и взглянув в глаза, отливающее в бликах факельного огня холодом начищенной стали. — О чем ты?

— Я спросил, как ты живешь, — повторил Габриэль, пожав плечами.

— Нам сообщили о твоей гибели, и я год медленно сходила с ума! Но, выжив, ты даже не удосужился сообщить мне об этом! — закричала Сабина, взбешенная его показным спокойствием. — Ты пропал на бесконечные десять лет, на целую жизнь! Почему, за что ты так поступил со мной, Габри? Или мадам Алиса, написавшая о твоей смерти, нарочно меня обманула?

— Она знала, что я выжил. Эта женщина не способна на подлость! — Маска равнодушия все же сползла с лица шевалье.

Страстное возмущение его собеседницы привлекло внимание окружающих. Ситуацию спасла подбежавшая к ним придворная дама.

Прервав их разговор, она попросила баронессу незамедлительно явиться на зов королевы.

— Мне надо идти. Но если я не получу ответа, Габри, на этот раз я и вправду лишусь рассудка. Мы сможем поговорить?

— Конечно! Но здесь невозможно побеседовать спокойно. Не желаешь ли совершить завтра загородную конную прогулку?

— Как в юности? — На губах Сабины расцвела нежная улыбка. — С удовольствием! Давай встретимся в полдень у ворот Монмартр.

— Хорошо. Я…

Не успев договорить, шевалье замолчал. К нему сзади подошла демуазель и развязно взяла его под руку:

— Габриэль, представь меня своей собеседнице!

Язвительная улыбка невысокой девушки в роскошном платье казалась неуместной на юном, почти детском личике.

— Познакомьтесь, — проговорил Габриэль сквозь зубы, выполняя просьбу, — баронесса д’Альбре, моя знакомая из Тулузы, и дочь моего погибшего друга Изабель де Вир. Мы вместе с ней прибыли из Леванта.

— Очень приятно, — сухо кивнула Сабина. — Простите, но меня зовет королева.

И она торопливо удалилась. В ушах у нее звучало эхом: «знакомая из Тулузы». Не невеста, не любимая, просто знакомая! От слов же «мы вместе прибыли» полыхнуло адским жаром. Мы! Эта девушка его жена? Невеста? Горькие мысли вновь закружились в голове у Сабины, и вопросов после этой мимолетной беседы стало еще больше.

Габриэль, освободившись из цепких рук Изабель, не скрывал злости:

— Сеньора, с каких пор мы перешли на «ты»? И что это за бестактность — вклиниваться в чужой разговор?

— Осваиваюсь в новой стране! — самоуверенно выпалила девушка, понимая, что добилась, чего хотела. Шевалье же посердится и успокоится.

И она помчалась собирать сплетни о мадам д’Альбре, безошибочно распознав в ней соперницу. Никто, кроме Изабель, не заметил, что эти двое даже в одежде предпочли одни и те же цвета.

Через некоторое время д’Эспри отыскал скамейку, которую незадолго до этого облюбовала Сабина. Ответив на вопросы короля, он отправился на поиски баронессы и застал ее беседующей с графом де Дрё. Хорошо, что в саду было темно и он смог остаться незамеченным…

Закрыв глаза, Габриэль откинулся на спинку скамьи. Он едва сдерживал желание громко зарычать. Когда-то он влюбился в красивую девочку, теперь же перед ним была роскошная загадочная женщина, приближенная королевы. Но неизменными остались бездонные, до боли родные глаза. А с какой трогательной радостью она улыбнулась, вспомнив о конных прогулках!

Играя желваками, Габриэль глухо застонал. Он-то думал, что его страдания остались в прошлом. Какая наивность! Стоило ему лишь взглянуть Сабине в глаза, и его любовь снова стала реальностью.

«Самая лучшая реальность», — вспомнил он, и печальная улыбка тронула его губы.


Глава 4


Левант. 1218–1227 гг.

С губ Габриэля сорвался восторженный крик. Шевалье спрыгнул с широкогрудого коня и, сцепив пальцы рук на затылке, жадно уставился на безмятежное море, сверкающее ослепительной лазурью в лучах полуденного солнца. Он три дня глотал дорожную пыль и теперь с наслаждением вдыхал свежий морской воздух, с любопытством рассматривая раскинувшийся у подножья горы суетливый город-порт Марсель. Узкая бухта, глубоко врезавшаяся в сушу, напоминала ему короткий чулок, брошенный на краю кровати. Ухмыльнувшись этому не вполне поэтичному сравнению, Габриэль перевел взгляд на грозные башни древнейшего на галльской земле аббатства Сен-Виктор. Седая колокольня, будто заметив его внимание, отозвалась приветственным зычным благовестом.

Но больше всего Габриэля удивил непроходимый частокол мачт, заполнивших бухту. Надо же, сколько в мире непосед, предпочитающих опасные плавания уютному очагу жилищ! Рассматривая круглые нефы, юркие галеры и рыбацкие лодки, Габриэль не заметил, как обошел гавань. Лишь урчание в животе напомнило ему о том, что уже давно пора подкрепиться. Молодой человек, всегда отличавшийся превосходным аппетитом, а после продолжительной болезни и подавно, не стал противиться своим желаниям. К тому же где, как не в харчевне, можно узнать свежие новости?

Габриэль выбрал приличный трактир подальше от зловонного и шумного порта и, войдя туда, очутился в приятной прохладе. Запах сдобренного чесноком мяса, дразня, ударил ему в ноздри. Шевалье сглотнул обильную слюну и приостановился, привыкая к сумраку после яркого солнца. У огромного очага с тлеющими углями властно покрикивал на слуг здоровяк с кудрявой смоляной бородой.

— Любезный, подскажи, не отправляется ли в ближайшее время какой-нибудь караван в Иерусалимское королевство?

— Господин рыцарь собирается совершить святое паломничество? — Алчно оценивая состоятельность гостя, трактирщик скользнул взглядом по кресту, нашитому на его плече.

— Я задал вопрос! — И Габриэль для убедительности бросил ему пару денье, которые тот поймал с проворством фокусника.

Но тут хвастливая бравада пьяного матроса, приправленная крепким словцом, перекрыла разноязычный гомон людного зала.

— Цыц! Давно я не пинал тебя под зад? — заревел хозяин на моряка, будто медведь, повернувшись в сторону вмиг притихшей публики, и тут же, сменив выражение лица, рассыпался в извинениях перед благородным клиентом: — Простите этих грубиянов. Каждый день на берегу может стать для них последним… Отвечаю на ваш вопрос. Через несколько дней в Акру отправляется большой караван с купцами, рыцарями и мирными пилигримами.

— Понятно. — Габриэль, указав на столик с кувшинами, жестом велел ему налить вина. — Есть ли интересные новости из-за моря?

— Еще какие! Недавно немцы и фламандцы при поддержке армии Жана де Бриенна начали осаду Дамьетты. Решили, так сказать, взять сарацин за египетские жабры, — хрипло рассмеялся трактирщик собственной шутке.

— Значит, из огня да в полымя, — ответил шевалье на собственные мысли и, скривившись от кислого вина, приказал: — Приготовь для меня просторную комнату, только без клопов, и чтобы белье было чистое. И налей хорошего вина! Разве можно пить эту кислятину? Подай сочный кусок жареного окорока со свежим хлебом, овощи, сыр и что там еще у тебя есть. Главное — быстро!

Расплатившись, Габриэль устроился за крепко сколоченным столом возле оконца с видом на крохотный кусочек моря и прислушался к болтовне моряков. Многие говорили о Дамьетте. Разглядывая публику в ожидании обеда, шевалье перехватил вожделенные взгляды трактирных девиц и ухмыльнулся. Но те и не подумали скрывать свое восхищение. Суконная котта в крупную клетку подчеркивала мощные плечи шевалье, перевязь с мечом ладно обхватывала узкие бедра. Даже свежий шрам вдоль уха не уродовал Габриэля, а лишь добавлял ему романтической воинственности. С таким можно лечь в кровать и без денег!

Габриэль окинул девиц беглым взглядом и, выбрав смазливую блондинку, поманил к себе.

— Вечером зайдешь ко мне, — сказал он и щедро сыпнул монеты ей в ладонь.

В перерывах между постельными утехами девушка рассказала ему о часовне, посвященной Деве Марии. Эта святыня была построена на холме недавно, три-четыре года назад, но моряки заметили: если в ней помолиться, вернешься целым и невредимым из любого плаванья. Габриэль лишь отмахнулся от этих слов.