— Я еще не перестал радоваться, слыша «Габриэль д’Эспри» вместо «Джибраил».

— Вот и ответ! Сделавшись храмовником, ты вновь потеряешь имя, станешь братом Габриэлем. — Повисло долгое тяжелое молчание. — Хочешь вернуться во Францию?

— Скорее да…

— Несчастная любовь преградила дорогу домой? — мягко улыбнулся Рено, и Габриэль, тяжело сглотнув, уставился в проницательные глаза друга. — Ну, ну, не нервничай! Все мы бредем по жизни, подгоняемые демонами: завистью, тщеславием, ненавистью, страхами. Нам же с тобой достался не самый худший из них — любовь. Правда, у тебя она основательно приправлена ревностью, отчего ее вкус изменился.

— Угадал. Моя невеста, не дождавшись меня, вышла замуж за другого. Но все уже перегорело. А свобода, очевидно, вскружила мне голову. Нужно привыкнуть к своим и удержать равновесие, — засмеялся шевалье.

— Вот это мудрые слова! Ты человек целеустремленный, но после плена немного растерялся, потому и захандрил. Поживи-ка годик-другой в Акре, затем решишь: орден или Франция. А сейчас будем ужинать. Изабель, присоединяйся к нам! — громко позвал Рено. — Кстати, шевалье, где твой оруженосец?

— Отпросился навестить очередную девицу. Меняет их, стервец, чуть ли не каждую неделю. Не пойму, что они в нем находят?

— Когда-то отец говорил обо мне то же самое!

И, весело подмигнув, хозяин дома принялся разрезать зажаренную баранью ногу.

***

К зиме следующего года Изабель превратилась в привлекательную девушку. У нее были выразительные, слегка раскосые карие глаза; белая кожа прекрасно гармонировала с густыми темными волосами. Лишь любопытный носик постоянно влезал во взрослые беседы отца.

Рено с Габриэлем за прошедшее время очень сдружились. Они вместе воевали — стычек в приграничных районах хватало с избытком — и проводили свободное от службы время. Д’Эспри даже снял жилье неподалеку, чтобы после затянувшихся далеко за полночь бесед было проще добираться до собственной постели.

Изабель, проявляя упорство, вертелась рядом с ними. Ее детская восторженность красивым другом отца постепенно переросла в откровенный флирт. Рубец на лице Габриэля благодаря стараниям Хайфы давно превратился в еле заметную полоску, а отточенная физическими нагрузками фигура выглядела как никогда эффектно. Он находился в зените мужской красоты, и редкая женщина могла смотреть на него равнодушно. Изабель, к сожалению, не стала исключением; она не сводила с рыцаря влюбленных глаз. Пытаясь бороться с этим, Габриэль прибегал в общении с ней к холодной строгости, а иногда и к открытому пренебрежению. Не помогало.

— Рено, негоже юной девице слушать наши грубые беседы с пикантными подробностями походной жизни, — уже не в первый раз сказал он другу.

— Перестань наговаривать! Пошлостей и сквернословия мы избегаем. А девочке скучно. У нее нет матери. С кем ей беседовать? — отмахивался Рено, делая вид, будто не понимает сути проблемы. — На днях отправимся к родственникам жены в Цезарию. Для меня эти поездки тяжелы — там все напоминает о покойной супруге. Но для Изабель это развлечение.

— Когда поедете, возьми с собой моего Андре. Дороги неспокойные, и еще один человек вам не помешает.

Спустя неделю во дворе дома д’Эспри раздался громкий цокот копыт. Рыцарь читал перед сном. Вдруг к нему в комнату влетел Андре. У него заплыл один глаз, а одежда была покрыта кровавыми разводами.

— Беда, сеньор! На нас напали разбойники и захватили в плен Изабель!

— Это твоя кровь? — спросил Габриэль, указывая на рубашку.

Он уже опоясывался мечом. В критических ситуациях шевалье принимал решение и действовал одновременно.

— Не моя, Этьена. Со мной все в порядке. А вот Рено ополоумел. Еле привезли его домой. Пришлось связать!

Де Вир сидел на табурете и, обхватив голову руками, громко выл. Усевшись напротив, Габриэль бесцеремонно приподнял лицо несчастного отца за подбородок.

— Ты успел рассмотреть нападавших? Кто это был? Сколько их? Остальные, — он бросил взгляд на оруженосцев, — тоже пытаются вспомнить.

— Разбойники, кто же еще? — первым заговорил Андре. — Только в их шайках арабская речь мешается с лингва-франка.

— Не сарацины — точно, — сказал Этьен, поддерживая ладонью раненую руку, обмотанную окровавленной тряпкой.

— Я насчитал человек семь или восемь, — отозвался Рено; решительный голос друга заставил его очнуться. — Они неожиданно выскочили из темноты и попытались захватить вьючную лошадь со скарбом. Изабель заметила их первой и подняла крик. Пока мы отвоевывали назад свои пожитки, кто-то из разбойников схватил мою дочь и, перекинув через седло, ускакал. Остальные негодяи, быстро смекнув, прикрывали отход своего товарища. Нам удалось уложить двоих, но остальные успели скрыться. На небе были тучи, ни черта не видно… Разбойники просто растворились в темноте.

— Господин прав, — закивал головой Андре, — я поскакал следом за мерзавцами, но они исчезли, словно призраки. Даже стука копыт не было слышно.

— Таким образом, их осталось шестеро, — подсчитал Габриэль. — Копыта лошадей они обвязывают тряпками, чтобы скакать бесшумно… Значит, так! Завтра ты, Рено, останешься дома — будешь ждать вестей от разбойников. Они обязательно потребуют выкуп за Изабель.

— Но ее могут продать в какой-нибудь гарем! — воскликнул де Вир. При упоминании о дочери у него на глазах вновь появились слезы.

— Могут. Но сначала попытаются получить выкуп! Ты заплатишь за нее гораздо больше, чем дадут в любом гареме, даже учитывая то, что она девственница. Мы же с Андре пройдемся завтра по базарам и харчевням, будем вслушиваться в болтовню прохожих. Может, кто-то обмолвится о вчерашнем похищении. А сейчас всем спать, — приказал Габриэль, но, взглянув на де Вира, с искренним сочувствием добавил: — Тем, кто сможет.

Утром, переодевшись в бедняцкие отрепья, Габриэль и Андре стали прохаживаться по торговым кварталам Акры в поисках каких-либо сведений. Протолкавшись напрасно весь день, вечером они вновь сошлись в доме у Рено. Рассевшись полукругом возле горевшего на кухне очага, мужчины сообщили о неутешительных результатах. О еде никто не вспоминал — слишком все были подавлены.

— Все бесполезно! Надо собирать отряд и прочесывать окрестности! — Де Вира охватила болезненная жажда деятельности; он готов был на все, чтобы спасти свою дочь.

— Ага, чтобы разбойники побыстрей избавились от нежелательной пленницы, продав ее первому попавшемуся купцу, торгующему живым товаром, — подавляя сочувствие, жестко возразил Габриэль. — Эти мерзавцы не разглядели у тебя на лбу, где ты живешь! А Изабель наверняка ничего им не скажет. Им нужно время, чтобы все выяснить.

Железная логика друга несколько отрезвила Рено.

— Что будем делать завтра? — спросил он.

— То же самое! Думаю, им понадобится три-четыре дня, чтобы понять, как именно требовать выкуп. Может, нам повезет раньше. — Хлопнув ладонями по коленям, Габриэль закончил совет и встал. — А сейчас всем спать. Рено, и тебе тоже! Выпей травяного настоя и попробуй заснуть. Нам всем нужны силы.

Служанка, услышав последние слова, уже бросилась к котелку готовить отвар.

Лишь к вечеру третьего дня Габриэль, спрятавшись за выступом одного из зданий на Кожевенной улице, услышал то, что его интересовало. Два коренастых парня в дорогой, но поношенной одежде негромко переговаривались между собой.

— Мы узнали, что это дочь сеньора де Вира. Где живет, тоже выяснили.

— Так в чем же дело? Надо требовать выкуп!

— Требуй! Постучись в двери и скажи: «Господин, ваша дочь у нас, дайте денег!» А к вечеру будешь болтаться на виселице посреди главной площади.

— Что же делать?

— Надо отправить письмо. Но как? Никто из нас не умеет писать, хромой лишь с трудом читает.

Решение пришло молниеносно. Отделившись от здания, Габриэль оббежал несколько домов и вернулся на эту же улочку с противоположной стороны квартала.

— Составляю договоры, пишу письма, беру недорого! Письма, договоры — напишу для любого!

Сквозь толчею, прихрамывая, протискивался писарь, устало выкрикивая одну и ту же фразу.

Разбойники одновременно уставились на босоногого мужчину в латаном халате и нелепом головном уборе, нахлобученном на голову.

— Уважаемый, — ехидно оскалившись, крикнул один из них, — подойди-ка сюда.

— Молодые люди желают написать любовное послание? — Габриэль заискивающе улыбался, потирая многодневную щетину на лице.

— Угадал. Только писать будешь у нас дома. За это мы тебя накормим и приютим на пару дней.

— Эх, согласен. Не в моих правилах работать за еду, но у меня совсем кишки свело от голода… Где господа живут?

— Увидишь.

И, подхватив писаря под руки, разбойники торопливо направились к городским воротам.

— Но вы не говорили, что живете за городом! — Возмущаясь и икая от страха, Габриэль вертел головой: может, удастся заметить что-нибудь полезное. — Я отказываюсь, это опасно!

— Опасно не слушаться нас! Тебе сказали: еда и ночлег будет. Не шуми! — И один из парней ткнул увесистым кулаком Габриэля под ребра. Тот жалобно заскулил, и разбойник, развеселившись, ударил его еще раз. — Не верещи как девка!

Ночью Рено не сомкнул глаз. Исчезновение Габриэля одновременно радовало и пугало его.

— Сеньор де Вир, успокойтесь! Мой хозяин предупредил заранее: волноваться за него не стоит. Вы же знаете, какой он умный! Наверняка придумал какую-нибудь хитрость, — увещевал рыцаря Андре.

И действительно, на рассвете под двери дома просунули письмо. Рено дрожащими руками развернул кусок пергамента и, с трудом разбирая буквы, прочитал:

«Твоя дочь находится у нас в загородном доме, где ум. Искать бесполезно! Выкуп — 50 безантов — принесешь сам. Будь один. На закате тебя встретят за Северными воротами у оливковой рощи. При малейшем подозрении мы отменим сделку, и девица окажется в сарацинском гареме».

— Они потребовали выкуп! Благодарю тебя, Господи! — И Рено, рухнув на колени, стал неистово молиться.

Пробормотали благодарение и оруженосцы. Когда первая радость немного схлынула, де Вир еще раз медленно прочел послание вслух. А затем в раздумьях принялся кружить по кухне:

— Вам не кажется, что в этом письме что-то не так? Оно по-деловому точное, без лишних рассуждений и описаний. И вот это: «В загородном доме, где ум». Чепуха какая-то.

— Может, они намекают, что у них все продумано? — предположил Андре, опиравшийся на дверной косяк.

— Или же дом расположен где-то с умом, просто так не найдешь, — сказал Этьен. Он спрятался в углу, чтобы мечущийся по комнате сеньор случайно не зацепил его раненую руку.

— Где ум… — бормотал Рено, предчувствуя что-то важное. — L’esprit[95]…

— Д’Эспри! — вдруг воскликнул Андре. — В доме, где находится сеньор д’Эспри! Это он написал это письмо под диктовку разбойников.

— Ты прав! — Потрясенный де Вир крепко обнял сообразительного парня. — Теперь я спокоен, Габриэль рядом с моей дочерью!

— Господин, я знаю, о какой оливковой роще идет речь. Местность там ровная и хорошо просматривается. Разбойники издалека увидят сопровождающих вас людей, — заметил Этьен.

— А никого и не будет, — ответил де Вир. — Я поеду один.

***

Наконец-то тревожная ночь, проведенная в логове разбойников, сменилась рассветом.

Еще вечером, составляя письмо в общем зале за длинным столом, Габриэль запоминал обстановку. В полуразрушенной башне, находившейся часах в трех ходьбы от города, сохранилось перекрытие над первым этажом, служившее разбойникам крышей. В двух угловых комнатах уцелела каменная кладка, а в помещении, куда затолкали шевалье, недостающую стену заменили куском ветхого полотнища. После того как он написал послание, ему сунули кусок сыра с хлебом, кружку с кислой жижей, обозвав ее вином, и велели помалкивать, если он хочет выбраться отсюда живым.

Утром, когда все в башне зашевелились, Габриэль изо всех сил напрягал слух, стараясь различить звуки. Вскоре заскрипела, открываясь, дверь и раздался высокомерный женский голос. Изабель! Она здесь! Рыцарь осенил себя крестным знамением и, бесшумно ступая, подошел к занавеске и осторожно выглянул из-за нее.

Разбойники закончили завтракать и разбрелись по углам. Они то уходили, то возвращались. Определить, сколько их было рядом с башней, Габриэлю не удалось. Лишь возле дверей комнаты, где держали девушку, постоянно дежурил стражник, да у котла, подвешенного над очагом, колдовал колченогий парнишка, и башня наполнялась вкусным запахом еды. Рядом с костром стояла бадья с песком — на случай, если понадобится срочно погасить огонь. Скользнув взглядом по грубо сколоченным, стоящим вдоль стен кроватям, Габриэль заметил в противоположном углу лестницу, ведущую на второй, уже несуществующий этаж. Окна-бойницы почти не пропускали дневного света, поэтому горели факелы в стенных креплениях.