***

Гонец от графа Шампани, прибывший пять дней назад, рассказал, что на короля готовится покушение. Королева, даже будучи беременной, всегда держалась со стойкостью, вызывавшей у всех уважение. Но на этот раз она упала в обморок.

Получив ужасающее известие, коннетабль де Монморанси с небольшим королевским войском немедленно двинулся к Орлеану, но дошел только до Лонжюмо — дальнейший путь преграждали мятежники. Потоптавшись на месте и понимая, что силы неравны и ввязываться в бой — безумие, Матье вернулся в Париж, куда уже стягивались армии верных баронов.

Королевский дворец походил на военный лагерь. По двору, лязгая железом, сновали толпы рыцарей и сержантов. Гортанная речь, громкие приказы, визг молоденьких служанок, попавших по шаловливую мужскую руку, сливались в тревожный гул.

Сабина вновь перебралась во дворец, и Габриэль часто приходил на Ситэ, чтобы с ней увидеться.

Они стояли на углу Счетной палаты в вечерних сумерках, и Сабина взволнованно рассказывала шевалье о состоянии королевы и о последних новостях от коннетабля Матье. Вдруг они увидели Родриго. У секретаря был весьма потрепанный вид. У баронессы округлились глаза:

— Ты как здесь очутился? И почему в таком виде?

— После, госпожа, я все расскажу вам подробно, а сейчас мне необходимо срочно увидеть королеву. Я от его величества.

Не задавая лишних вопросов, Сабина отвела Родриго в Малый зал, где как раз проходило очередное совещание. Графы де Дрё и де Монфор, коннетабль де Монморанси, великий камерарий де Руа и еще несколько вельмож, горячо споря, окружили сидевшую у камина королеву.

— Ваше величество, к вам прибыл посланник от короля! — Нарушая этикет, баронесса д’Альбре растолкала мужчин, и Бланка, вцепившись в подлокотники, подалась вперед.

Родриго согнулся в низком поклоне. Ему почудилось, будто он слышит, как учащенно бьется сердце матери, и потому кастилец начал с главного:

— Король жив! Но успел дойти лишь до Шатр-су-Монлери. Дальнейший путь ему преграждают внушительные силы мятежных баронов. Его величество с охраной укрылся за стенами замка, который еще не осаждают, но подступы к нему перекрыты, а это мало чем отличается от осады. Король просит помощи. — И, заметив в глазах Бланки животный страх за сына, добавил: — Его величество хорошо себя чувствует, но очень напуган и не понимает, что делать дальше.

Королева закрыла ладонями лицо, и зал замер. Но Бланка быстро справилась с чувствами — надо действовать, а поохает и поплачет она потом, ночью, на плече у Сабины.

— Господа, я готова выслушать советы о том, как освободить короля.

— В Париже уже несколько отрядов; они продолжают прибывать, — начал коннетабль Франции. — Думаю, через пару дней мы сможем собрать армию для сражения с мятежниками.

— А вы представляете, сколько будет жертв? Два огромных войска сойдутся в смертельной битве — и где? В центре Иль-де-Франса, недалеко от Парижа! — Королева пыталась сдерживаться, но паника неумолимо рвалась наружу.

— На переговоры они не пойдут, значит, надо сражаться! — сказал Матье, и его поддержали другие рыцари.

— Я не позволю омрачить первые годы царствования Луи кровопролитием! Все что угодно, только не жестокая междоусобица! Иначе сын, став взрослым, проклянет мое неумелое регентство! А я желаю, чтобы потомки вспоминали царствование Людовика Девятого как золотой век Французского королевства. Думайте, господа, думайте!

Королева гневно взирала на вельмож. Ее взгляд остановился на шевалье д’Эспри, вошедшем в зал следом за Сабиной. Бланка помнила, как ловко тот вызволил любимую женщину из лап герцога Бретонского, и сейчас смотрела на него с надеждой.

Шевалье, соблюдая этикет, стоял в стороне. Он вскинул голову под взглядами мужчин, направившимися в его сторону. Габриэль уже несколько дней обдумывал возможные варианты освобождения Луи, а встреча с Родриго наконец-то подсказала ему недостающие ходы в шахматной партии, и она окончательно сложилась в его голове. Без лишних предисловий д’Эспри откликнулся на немой призыв Бланки:

— Ваше величество, необходимо узнать у сеньора де Руа, как быстро он сможет побеседовать со старейшинами ремесленных гильдий.

— Да завтра днем и побеседую, — поймав вопросительный королевский взгляд, ответил Бартелеми. — Только вот о чем?

— Попросите их оказать содействие в освобождении короля.

— Вы хотите, чтобы ремесленники выставили дополнительных вооруженных людей? В таком случае будет лучше, если ее величество поговорит с цеховыми мастерами лично. — Не дав ответить д’Эспри, великий камерарий продолжил развивать собственную мысль: — Они народ тщеславный! Будут долго советоваться, важничать, пока придут к какому-нибудь решению.

— Да я вступлю в переговоры даже с разбойниками на большой дороге, лишь бы вернуть сына в Париж целым и невредимым! — запальчиво ответила королева.

Но Габриэль уже не слушал — отойдя в сторонку, он тихо разговаривал с Родриго… на арабском.

— У тебя есть приятели среди схоларов, которые смогут тотчас же отправиться на улицы Парижа? Их задача — призвать горожан двинуться на Шатр-су-Монлери, для того чтобы освободить короля.

— Есть, конечно! Многих из них хлебом не корми — дай поораторствовать, почувствовать свою значимость.

— Отлично, такие цицероны нам и нужны! Пусть пару дюжин схоларов разделят город на равные участки и немедленно приступают к агитации в трактирах, а завтра с утра — на улицах, площадях и рынках города. Затем…

— Может, хватит тарабарщины? — гневно воскликнул Матье; его взбесила таинственность этого захудалого шевалье и то, что королева явно ему благоволила.

Бланка сверкнула на коннетабля глазами. Она давно уже стояла рядом с Сабиной, вцепившись в ее предплечье.

— Ваше величество, еще пару слов — и я все объясню, — сказал Габриэль. Королева кивнула, и он вновь обратился к кастильцу: — Затем схолары должны пройти по селениям до самого Монлери, где также будут поднимать народ для спасения короля. Как думаешь, они справятся?

— Уверен! Не зря же они изучают риторику. Только, господин, вечно голодным студентам надо посулить материальные блага, тогда они землю носом перепашут, — хитро улыбнулся Родриго.

— Скажи им, что все, кто будет участвовать в агитации, получит по новому суконному плащу на овчине. А всей студенческой братии без исключения после успешного завершения дела я обещаю устроить недельную попойку.

— О! Тогда они не только Иль-де-Франс, но и все французские земли на уши поставят.

— А вот этого не надо! Я потому и перешел на арабский язык, чтобы присутствующие вельможи не услышали, как легко можно поднять простой люд, — ухмыльнулся шевалье и передал Родриго свой тугой кошель. — На расходы. Время не ждет!

Кастилец исчез за дверью, а Габриэль поделился с присутствующими своими мыслями:

— Простите, господа, что напустил на себя таинственность. Мой план таков. Вы, ваше величество, встретитесь завтра со старейшинами цехов и попросите, чтобы горожане выступили в Монлери. Всем известна их медлительность, и потому схолары, с которыми сейчас побеседует Родриго, своими речами воспламенят патриотические настроения горожан. И тогда завтра за ужином дети и жены будут требовать от мужчин немедленно принять участие в освобождении юного короля. Многотысячная толпа парижан двинется к осажденному Луи и, окружив его живым щитом, доставит в столицу. Рыцари мятежных баронов побрезгуют воевать с простолюдинами, да и, думаю, многим из них благородство не позволит обнажить мечи против детей и женщин, которых в толпе будет множество.

— Вы действительно считаете, что моего мальчика удастся спасти? — Королева не отрывала глаз от шевалье.

— Я много лет водил караваны в Леванте. При хорошей организации все получится. Но невооруженная толпа — всего лишь толпа, — добавил Габриэль и, повернувшись к графу де Дрё, спросил: — Мессир, вы сможете выделить надежных воинов, которые не побрезгуют облачиться в одежду горожан и несколько дней провести среди ремесленников и вилланов?

— Если прикажу, они и коровами прикинутся, — уверенно ответил Робер. — Сколько людей надо?

— С полсотни. Король будет двигаться внутри своей охраны, а я с вашими переодетыми воинами, растворившись в толпе, создам второе вооруженное кольцо. Если что, Луи мы отобьем. Но я уверен, мятежники не рискнут воевать с невооруженной многотысячной массой.

— Я тоже дам людей, — подал голос Амори де Монфор.

— А остальным что делать? — Матье де Монморанси, которого отодвинули на задний план, не скрывал раздражения.

— В полной боевой готовности стоять в предместье Парижа!

— Считайте, что этот приказ исходил из моих уст! — быстро вставила королева, не позволив оскорбленному коннетаблю взорваться. Подойдя вплотную к Габриэлю, она по-матерински перекрестила его и, еле сдерживая слезы, прошептала: — Действуйте, и да поможет вам Господь!

К вечеру следующего дня Париж бурлил в неистовом воодушевлении. В своих зажигательных речах схолары уделили особое внимание юному возрасту короля, пробуждая в парижанах не только верноподданнические чувства, но и родительский инстинкт. А наутро огромная толпа, незаметно, но очень умело направляемая д’Эспри, возглавлявшим сотню переодетых воинов, двинулась в направлении Шатр-су-Монлери.

Лишь раз произошла неожиданная стычка. Небольшой наемный отряд мятежников принял разведывательную группу во главе с Габриэлем за отбившихся от основного потока горожан и решил обобрать их. Открывать врагам, что среди толпы парижан есть хорошо вооруженные люди, не входило в планы шевалье, но и погибнуть ему не хотелось.

— К бою! В живых никого не оставлять! — негромко скомандовал Габриэль.

Неожиданность была на их стороне: наемников вскоре перебили, трупы свалили в яму и прикрыли ветками.

В остальном план, тщательно контролируемый Габриэлем, сработал без сбоев. Герцог Бретонский скрежетал зубами, проклиная весь мир и обзывая своих воинов трусами. Но никто не рискнул напасть на тысячи невооруженных людей, среди которых шли веселые дети, гордые своей храбростью женщины и не пожелавшие отставать от молодежи старики. Простой люд использовал вместо оружия молитву; он громко просил Господа сохранить жизнь королю и уберечь его от врагов. Счастливый Луи ехал посреди этой живой реки и подобно римскому триумфатору приветствовал верноподданных, толпившихся по обочинам и славивших его.

Такого Франция еще не видела!

***

В тот день, когда горожане вышли из Парижа, Родриго рассказал своей госпоже о намерении графа Шампани собрать войско и выступить в направлении Корбейля. Так он, пожалуй, сорвет мирный план Габриэля.

— Этого нельзя допустить! — воскликнула Бланка, услышав от Сабины тревожное известие, и забегала по спальне. — Надо срочно предупредить Тибо!

— Гонца с письменным приказом не пошлешь — опасно, — произнесла баронесса. — Да и непонятно, как поведет себя заносчивый граф. А учитывая то, что каждый час обстановка может измениться…

— Все верно! Но Родриго руководит схоларами, а Робер де Дрё как сквозь землю провалился! Наверное, в одиночку отправился спасать мир, — горько пошутила Бланка, опустившись в кресло. — Амори и Матье руководят войсками. Придется поехать вам, моя дорогая.

— Немедленно отправляюсь в путь, — без малейших колебаний отозвалась Сабина.

— Я знаю, что вы сильно простужены. Днем вы сдерживаете кашель. — Королева улыбкой прервала возражения. — Ночью же я отчетливо его слышу. Но надежда только на вас. Вам в подробностях известен план шевалье, а главное, вы знаете характер Тибо и умеете его укрощать. Поезжайте, по моим сведениям, граф сейчас недалеко — в Куломье. Не дайте ему все испортить!

К великому изумлению Сабины, графа Шампани не пришлось уговаривать. Его, как и всех, потрясла идея Габриэля. Тибо пообещал стоять вместе с войском в стороне, но в полной боевой готовности.

— Разрешите, мадам, дать вам отряд воинов? — участливо предложил Тибо. — Времена сейчас неспокойные…

— Спасибо, мессир, не сто`ит. Я прибыла сюда в сопровождении трех охранников; надеюсь, что так же благополучно вернусь в Париж.

— Но вы больны! Может, отлежитесь в тепле? Пусть вас осмотрит мой лекарь…

— Еще раз благодарю за заботу, но боюсь, что от волнений я расхвораюсь еще сильнее. Мне надо срочно ехать в Париж.

— Тревожитесь за своего красавца-шевалье? — добродушно поддразнил ее граф.

— Очень! — улыбнулась Сабина.

Несмотря на иронию, взгляд Тибо выражал восхищение ее мужеством.

Поздно вечером баронесса двинулась в обратный путь. Но дожди вконец размыли дороги, еще не просохшие после зимы, и ее маленькая кавалькада заблудилась в лесу. Вскоре путники заметили костры и выехали на большую прогалину, где у огня грелись несколько дюжин крестьян. Увидев богато одетую даму и трех вооруженных всадников, подвыпившие вилланы окружили их и развязно потребовали спешиться. Один охранник потянулся за мечом, но его тут же сбили наземь огромной дубиной и связали. Двое других воинов, прикрывая сеньору, отступали к чаще леса. Нахальные мужицкие руки тянулись к красивой всаднице, и ее охранникам пришлось покалечить нескольких крестьян. Вилланы взвыли и, стянув воинов с коней, искрошили ножами. Сабину связали, заткнули ей кляпом рот и, бросив наземь у костра, принялись вершить суд.