Вечером у Сабины снова начался сильный озноб. Под воздействием травяного отвара и болезни она пребывала в каком-то странном обморочном оцепенении. Женщина стучала зубами и, не просыпаясь, куталась в плащ. Граф не мог смотреть на ее мучения. Он решил согреть Сабину испытанным способом — своим телом. Робер с трудом стянул с себя хауберк и подкольчужник и забрался под плащ. Льняная камиза на Сабине давно высохла, и жар ее тела обжигал мужские руки, сжимавшие ее. Болезненная дрожь долго не отступала, но в конце концов все-таки прекратилась.

Тихо застонав, женщина повернула голову и уткнулась Роберу в лицо. Он замер, но потом все же не удержался и едва заметно коснулся губами ее глаз, носа, рта… Вдруг ее уста ответили на поцелуй. Решив, что у него разыгралось воспаленное воображение, граф слегка отодвинул голову. Но женский рот жадно нашел его губы; тонкие руки обвились вокруг его мускулистой шеи. Последняя совестливая мысль в его голове — негоже пользоваться болезненным сном Сабины, — вильнув хвостом, исчезла в глубине сознания и уступила место всепоглощающему желанию. Страсть поселилась на жестком топчане, изгнав остальные чувства прочь. Руки Робера задрали рубашку Сабины и уверенно заскользили по ее телу. Наконец она с первобытной требовательностью притянула его к себе. Любовный танец ног и рук, сплетенных в единое волнующее действо, подарил графу бесконечное блаженство и закончился мощной волной конвульсивной дрожи. Протяжный сладостный стон, сорвавшийся с женских уст, стал для него бесценным призом. Долгих полтора года он мечтал об этом упоительном миге.

«Сабина не проснулась и, скорее всего, любила только что Габриэля. Как же быстро ему удалось разбудить в ней дикую чувственность! — устраивая ее голову на своем плече, думал Робер, но затем отогнал печальные мысли прочь. — Пусть воспоминания об этой прекрасной ночи будут мне подарком, о котором она никогда не узнает…»

Граф проснулся на рассвете от пристального взгляда. Сабина, немного отодвинувшись и запрокинув голову, с болезненной обидой в упор смотрела на него.

— Почему мы спим вместе? — еле слышно прошептала она.

«Не помнит», — пронеслось в голове у Робера, и последняя искорка надежды — что ласки Сабины все же предназначались ему — погасла. Хорошо, что он поправил на них одежду.

Как можно беспечнее граф произнес:

— Я согревал вас проверенным способом. Лихорадка не отступала, а мой плащ не помогал. Костра тут не разожжешь. Оставалось только мое тело…

Взгляд Сабины потеплел. Женщина облегченно выдохнула — она научилась безоговорочно доверять графу. Прочитав на ее лице эти бесхитростные мысли, де Дрё устыдился и поспешил повернуться к ней спиной.

— Спасибо, Робер!

Мужчина растерянно оглянулся.

— За то, что в очередной раз спасли мне жизнь! Не знаю, каким чудом вы оказываетесь рядом в трудную минуту, и не могу подобрать слов…

— Не стоит, Сабина, я по-прежнему вас люблю. Этим все сказано.

Робер едва уловимо выдохнул, но его мужское самолюбие удовлетворенно ухмылялось.

Пора одеваться. Граф встал с топчана.

— Вы ранены? — Сабина заметила на его штанине кровавое пятно. — Очень больно?

— Ерунда, небольшая царапина, я уже и забыл о ней, — совершенно искренне отозвался Робер, но улыбнулся, тронутый ее неподдельной тревогой.

Вскоре пришел их вчерашний спаситель с завтраком.

— Какие новости? — жадно уплетая хлеб и запивая его молоком, расспрашивал граф.

— Кто-то из ваших воинов, похоже, спасся и сообщил господам, что вы остались в лесу. Уходя из деревни, я заметил небольшой отряд всадников, разыскивающих вас.

— Так ты сказал им, где я? И какой у них герб?

— Вы же приказали молчать! А герб бело-синий, поперек — такие штуки. — Мужчина нарисовал в воздухе зигзагообразную линию.

— Люди графа Шампани! Ты все сделал правильно. А теперь разыщи их и приведи сюда.

***

На закате обессиленный Габриэль ввалился в дом Сабины. Но хозяйки не было. Вивьен доложила, что госпожа еще не вернулась от графа Шампани, к которому отправилась по приказу королевы. Ноги не держали шевалье, спина ныла, и он, тяжело опустившись на широкую лавку, оперся о стену. Служанка рассказывала ему подробности, а он слушал ее с закрытыми глазами, не в силах разлепить тяжелые веки. Несколько суток Габриэль почти не спал, лично контролируя план по возвращению короля. Под щебетание камеристки в мозгу шевалье пронеслась мысль: «На рассвете выезжаю навстречу Сабине…»

Вивьен едва успела подложить ему под голову подушку. Затем разыскала Андре с Родриго, уснувших прямо на полу у входа, и позаботилась и о них.

Однако выспаться мужчинам не дали. В полночь под гулкий цокот копыт раздались крики и настойчивый стук в ворота. Прибыл отряд графа де Дрё. Габриэль, выбежав во двор, принял из рук графа Сабину, изнуренную жестокой лихорадкой.

Дом всколыхнулся. Больную бережно уложили на кровать, и Вивьен, выставив мужчин за дверь, принялась ухаживать за госпожой. Вереница служанок уже несла тазы, горячую воду, полотенца. Родриго помчался в королевский дворец за лекарем Бертраном.

Шевалье пригласил графа де Дрё в Каминный зал; мажордом принес вина. Мужчины сидели в креслах у пылающего очага, и Габриэль, не сводя с Робера требовательного взгляда, ждал объяснений. Тот коротко описал ситуацию.

— Все-таки это случилось! — воскликнул д’Эспри. Граф вздрогнул и вопросительно уставился на него. — Я больше всего боялся, что восторг экзальтированной толпы перерастет в дикую, неуправляемую вседозволенность. Потому на совещании во дворце и говорил с Родриго на арабском, чтобы вы, вельможи, не взбунтовались. Но судьба, обладающая прекрасным чувством юмора, нанесла удар по мне!

Уперев локти в колени, Габриэль обхватил голову ладонями и замолчал в горестных раздумьях. Именно он поднял простой люд, объединил его в решающую силу, благодаря которой был освобожден король. И толпа, почувствовав свою значимость, решила, будто ей все дозволено! Если бы не граф Робер, страшно даже представить, каким чудовищным издевательствам могла подвергнуться Сабина! Немного успокоившись, Габриэль продолжил беседу:

— А что с вашими людьми?

— Нищий сброд накинулся на нас со всех сторон — так свора собак нападает на медведя. Моих верных людей просто искромсали на куски! На их телах насчитали дюжины ножевых ранений. Хвала Господу, мой верный Симон де Робюсте выжил…

— Мне искренне жаль ваших погибших воинов. И, мессир, скажу без пафоса: я ваш вечный должник!

— Бросьте! Вы прекрасно знаете причину, по которой я вступил с ними в схватку! — И граф, пряча лицо, поднес кубок к губам.

Шевалье бросил на него быстрый взгляд. Де Дрё чего-то недоговаривает? Или ему показалось? Ревность не преминула сгустить краски.

— Вы, словно добрый ангел-хранитель, всегда появляетесь вовремя, — произнес д’Эспри с иронией.

— У каждого из нас своя роль в ее жизни: я — ангел, вы — плоть. — Робер вновь опустил взгляд, сосредоточенно массируя раненую голень.

— Я заметил, что вы прихрамываете. Вам сильно досталось?

— Пустяки!

Габриэль взял себя в руки; они с Робером навсегда соперники, и любой его жест будет восприниматься с подозрением. Все же, как бы то ни было, граф де Дрё вырвал Сабину из лап ужасной смерти.

— Мессир, вы спасли жизнь моей будущей жене, и я буду благодарен вам до гробовой доски!

Слова шевалье прозвучали, как клятва. На этот раз Робер не отвел взгляда. Разумеется, рассказывая о спасении Сабины, он опустил подробности. Но все равно эта беседа далась ему тяжело. Чувство вины не давало графу покоя, благодарный взгляд шевалье больно обжигал его. Аллегория про ангела и плоть получилась красивой, но не совсем правдивой. Однако, несмотря на муки совести, Робер не сомневался: случись все опять, он не колеблясь сделал бы то же самое.

И, дабы сменить тему разговора, граф вспомнил о переданных ему знахарем лечебных травах, которые за неделю поставят Сабину на ноги. Надо только посоветоваться с королевским лекарем…

***

Париж ликовал, празднуя чудесное освобождение юного короля. Столичные окрестности три дня оглашал мелодичный перезвон с высоких колоколен; из монарших подвалов одну за другой выкатывали бочки с вином.

Габриэль сдержал свое обещание: парижские студенты — многие в новеньких теплых плащах, — позабыв об учебе, неделю беспробудно пьянствовали.

Возле Парижа стояли отряды верных короне вассалов. Восточнее Корбейля ожидало приказа мощное войско Тибо Шампанского, а города Фландрии выставили многочисленное ополчение, которое быстрым маршем двигалось к столице. Понимая, что вновь проиграли, мятежники не солоно хлебавши разбрелись по своим вотчинам. Пьер Бретонский и Гуго де Лузиньян потерпели очередное поражение. Но вряд ли они на этом успокоятся.

Все эти новости королева рассказала выздоравливающей Сабине во время очередного визита. И, заканчивая беседу, бодро добавила:

— До свидания, моя дорогая. Может быть, в следующий раз встретимся у меня во дворце?

— Надеюсь, ваше величество. Думаю, через пару дней я полностью поправлюсь.

Женщины сердечно попрощались, и Бланка направилась к выходу. Провожавшему ее Габриэлю она высказала свои мысли о состоянии Сабины и неожиданно добавила:

— Сеньор д’Эспри, я знаю, что за время кампании по освобождению моего сына вы понесли значительные денежные траты. Я должна их компенсировать.

— Вы ничего не должны, ваше величество. Свои обязательства я привык выполнять самостоятельно, — холодно произнес уязвленный Габриэль.

— Что ж, другого ответа я и не ожидала! Простите, если задела ваши чувства, — смиренно ответила королева, но бросила на шевалье хитрый взгляд.

Такие же лукавые искорки заметила и Сабина, когда в начале лета Бланка пригласила ее с Габриэлем на королевский пир и очень настоятельно просила взять в числе сопровождавших слуг и Родриго. Сабина искренне удивилась, но выспрашивать подробности не стала.

Перед началом пиршества герольд в торжественной обстановке попросил шевалье д’Эспри преклонить колено перед троном короля. Сдерживая удивление, Габриэль по-военному выполнил приказ, но слова, прозвучавшие из уст Луи, показались ему настоящим чудом:

— Благородный рыцарь Габриэль д’Эспри! За услуги, оказанные лично нам и всему французскому королевству, жалую в вечное пользование вам и вашим прямым потомкам виконтство Авранш со всеми его землями и доходами.

Шевалье изумленно смотрел на короля, а тот мягко улыбнулся и знаком велел церемониймейстеру поднести Евангелие. Габриэль понял, что от него ждут вассальной клятвы верности. Передав отстегнутый пояс с мечом герольду, шевалье вновь опустился на одно колено и положил руку на священную книгу.

— Я, как истинный слуга, клянусь верно служить вашему величеству и неукоснительно выполнять все древние кутюмы. Я объявляю о своем твердом желании посвятить меч, силы и жизнь на пользу Франции и вам! — Габриэль протянул к королю руки, сложенные ладонями внутрь.

Спустившись с трона, Луи принял оммаж и подарил виконту д’Авраншу поцелуй мира.

Сабина задыхалась от переполнявшей ее гордости и невольно прикоснулась к подарку, преподнесенному ей в день помолвки. Это было шикарное ожерелье, составленное из оправленных в золотую филигрань камней сапфира, изумруда и рубина.

Однако сюрпризы от Бланки на этом не кончились. Не успела Сабина поздравить сияющего Габриэля, как герольд звучно протрубил:

— Мэтр Родриго из Толедо, подойдите к его величеству!

Стоявший возле дверей в толпе слуг Родриго даже не шелохнулся. И, лишь когда Вивьен его ущипнула, понял, что обращаются к нему. Непослушные ноги понесли кастильца к трону под внимательными взглядами вельмож. Церемониймейстер сделал знак Родриго опуститься на одно колено и передал королю освященный меч в новеньких ножнах, прикрепленных сложной перевязью к добротному ремню.

— Во имя Господа, посвящаю вас, Родриго из Толедо, в рыцари! Будьте благочестивы, доблестны и верны! — Слова монарха эхом разнеслись под сводами притихшего зала, после чего Луи хлопнул посвящаемого по плечу и опоясал его мечом.

— Для меня великая честь служить вашему величеству! Клянусь вам в безоговорочной верности! — с трудом выговорил изумленный кастилец.

— Принимаю вашу клятву, шевалье Родриго! — весело отозвался Луи. Возможность изменить судьбу человека к лучшему доставляла ему огромное удовольствие.

Церемониймейстер начал пир, а новоявленный рыцарь по привычке направился к слугам, однако его догнал помощник кравчего.

— Шевалье, ваше место отныне там. — И он указал на столы, где пировали рыцари.

В самом начале застолья Тибо пропел отрывок из жесты[110] о Роланде, искусно проводя параллель с Габриэлем, и зал взревел от восторга. Д’Эспри, как и год назад, вновь оказался в центре внимания, но уже не как гость. Он приобрел славу спасителя короля.