Кирилл, уточнив у меня адрес и забив его в навигатор, выехал с парковки. Я, глядя на бегущие по тонированному стеклу дождевые струйки, вслушивалась в их разговоры по телефонам. Почти безостановочные. Малопонятные по сути, но весьма понятные по антуражу, ничего хорошего мне обещающему, хотя дела явно меня не касались…

До больницы доехали быстро. Кирилл припарковался у заезда на территорию и, выйдя из машины первым, любезно открыл мне дверь, удерживая прохладным взглядом, пока Костя, покинувший салон, обходил машину, чтобы выбравшаяся на слабых ногах я, не сразу сообразившая, взяла его за подставленный локоть, и он повел меня ко входу в больницу. Кирилл шел за нами в шаге расстояния и мои надежды съебаться таяли быстрее мороженого в микроволновайке, херачевшей на полную мощь.

Я все же пробно дернулась — только повела корпусом, когда пересекали КПП, но Костя тотчас сжал мою руку локтем, а Кирилл сократил расстояние до того предела, когда физически ощущаешь, что сзади тебя в непосредственной близости человек. И на это раз его хватательный рефлекс не потерпит поражений. В моих мыслях было только одно: трунь.

Внутренний двор больницы был пустынный в эту ненастную погоду. Пересекая небольшую аллею, ведущую ко входу в приемный покой, я нервозно вытерла рукавом капли, падающие на лицо с крон деревьев, окружающих подъездную к приемнику дорогу. Дернулась, чисто на рефлексе, когда Анохин, зажав телефон между плечом и ухом, сухим жестом натянул мне на голову капюшон ветровки. Натянул и в ответ на мое движение снова теснее сжал мою руку. Тоже, видимо, рефлекс выработался.

Мой рюкзачок, свешанный с руки, взятой им в плен, уныло бренькал Анохину по бедру, но он этого как будто и не замечал, беспрестанно разговаривая по телефону и ведя меня к приемному покою.

Невысокие ступени, тяжелая дверь, потянутая Кириллом на себя и первым вступающим в недлинный полутемный коридор, выкрашенный персиковой краской. Анохин, завершив звонок, подтолкнул меня вслед за ним, замыкая процессию.

Несколько шагов в тишине по направлению к небольшому помещению, откуда доносилось бормотание телевизора и запах кофе, и шаг за порог.

Увидев того, кто сегодня на приемах дежурил и сейчас переводил на меня взгляд от улыбающейся ему медсестры, сидящей за соседним с ним столом, у меня в глазах потемнело от непередаваемой смеси радости и отчаяния. Радости, ибо синдром утопленника на секунду взял перерыв, и я снова обрела надежду, что не все так беспросветно хуево. Отчаяния… ну, тут перечислять заебешься.

— Здравствуйте, Артур Дамирович, — пробормотала я глядя в глаза бывшего и, сжимая обеими руками рюкзак, просеменила к кушетке возле врачебного стола.

Артур справился с лицом прекрасно, хотя и был бесконечно удивлен, но чтобы это понять надо хорошо его знать. Его профессионально невозмутимое лицо спасло нас от… не знаю чего, но определенно спасло.

— Здравствуйте. — Отозвался он, мазнув взглядом по моему сопровождению, оставшемуся возле двери.

— Я у вас три года назад в отделении лежала, — тихо пролепетала, печально глядя в пол, неверными, подрагивающими руками доставая папку с документами. Положив ее на край его стола, вцепилась в ремешок рюкзака на коленках и посмотрела на Арчебальда в еще большей печали.

— Да… ваше лицо кажется мне знакомым, — я уже ненавижу эту фразу. Артур посмотрел на мои документы и поднял взгляд на Костю и Кирилла, адресовывая вопрос им, — а вы, простите, кто?

— Я дядя, — невозмутимо проинформировал моего бывшего Костя, опираясь спиной о стену, облицованную кафелем, — а это мой водитель. — Повел подбородком в сторону кивнувшего Кирилла, набирающего сообщение в телефоне. — Племянница утверждает, что у нее начались некоторые проблемы со здоровьем. Решили не откладывать и провериться. Будьте добры.

Пауза на мгновение, однако, психиатр из Арчебальда всегда был отличный. Он, не став устраивать ненужные загоны по поводу присутствия «водителей» и прочего, взял папку с края стола, жестом велев медсестре начать готовить документы на прием.

— Венедиктова, да, я вспомнил. — Кивнул Артур, задумчиво прищурившись, глядя в мой паспорт и передавая его вместе с полисом медсестре.

Ему бы в театральный, а не в мед, так натурально отыгрывал, хвала высшему разуму! Ну, а чего удивляться-то. У него было время прорепетировать, столько времени изменял, а я не заподозрила. Актер от бога! Так, не о том я сейчас, совершенно не о том.

— Снова голоса, Евгения? — спросил Артур, принимая историю болезни от медсестры, заполнившей титульный лист и теперь разносящей мои данные по журналам.

— Да. У меня был стресс недавно и начались голоса. — Вздохнула я, снова, почти уже привычно паникуя внутри, ибо почти не помнила, что там говорить надо. Артур обычно сам все писал и с врачами разговаривал. — Говорят, что нужно, ну… делать всякое, мужчиной быть, одеваться там как они… делать все это…

— Да, я вспомнил, — Артур кратко посмотрел на меня, заполняя бумаги, — снова угрозами заставляли носить мужскую одежду?

Господи, спасибо! Похуй на Эмму, серьезно! Мой бывший адекватный человек! Я едва не разревелась, судорожно, сбито кивнув и думая только о том, что если Эмма его обидит, я буду не равнодушна к ее рыжим волосам. Это моя благородная стерва, а не ее. Сейчас с ходу понявшая, что дело пахнет керосином и снова без расшаркиваний делающая то, чего не должна была, даже не подозревая из какой бездны помогает выбраться.

Дрожащим голосом отвечала на его вопросы, изредка метая напряженные взгляды в угол и моя напряженность вкупе с этими телодвижениями прекрасно сходила за типичный для сей патологии уровень повышенной тревожности. Артур продолжал уточнениями тонко наводить меня на воспоминания характерной симптоматики, заполняя историю. Я старалась не смотреть в сторону своего дяди и его водителя, стоящих все так же рядом со входом и не проронивших ни слова.

Нервничала, едва не сбивалась, глядя на ручку в пальцах Артура, пишущую чуть обширнее и красочнее то, что я ему говорила. Выписывая строчка за строчкой гарант того, что в таком состоянии мне необходимо находиться здесь, под контролем профессионалов.

Сердце заходилось, когда он, сверившись со сводкой по местам в отделениях, определил меня в то, где я уже была и, дописывая последние строки в истории болезни, велел крепкому санитару, незаметно скучающему на стуле в углу помещения, отвести меня туда.

— А назначения? Тарасыч опять ругаться будет, что с приемника поднимаем без назначений, — отметил санитар, глядя как Артур, только было закрывший историю, но тут же сделавший вид, что просто перелистнул страницу, быстро написал пару строк на следующем листе и протянул бумаги санитару, взглядом никак не выказав явно сходные со мной мысли: ублюдок! Вот тебе какая разница вообще? Твое дело маленькое: пациентов по отделениям разводить и иногда скучивать сопротивляющихся лечению.

Я робко посеменила за санитаром, вынимающим из кармана пижамы ключ-вездеход и направляющимся в сторону двери, ведущей во внутренний коридор больницы. Стараясь не оглядываться на все так же молчащих конвоиров вышла в коридор и поплелась за сволочью в сторону лестницы.

Неширокая площадка перед массивной дверью в отделение. На стульях возле входа своей очереди на свидания ожидали родственники пациентов. Щелчок замка от спецключа и я вслед за санитаром пересекаю коридор с кабинетами врачей и дверью в виппалату, до следующей двери, ведущей в уже общее отделение.

На первом посту возле входа, пожилая санитарка, переписавшая мои данные в журнал и тепло мне улыбнувшаяся. Зинаида Петровна, в большинстве своем добрая и общительная бабулька, лихо скручивающая и вяжущая к кроватям пациентов в моменты их обострений.

— Привет, Женечка, — ласково улыбнулась мне она, сердобольно добавив, — снова, да?

Я грустно покивала и пошла вслед за сволочью мимо дверных проемов в палаты, к сестринскому посту. Вообще, народу не так уж и много, многие лица узнаваемы. Ну, херли, психиатричка это такое подразделение с постоянными клиентами, как правило. На посту медсестра новенькая, смена мне не знакома, кроме тети Зины. Быстро и поверхностно меня опросила, заполняя херову тучу бумаг и, изъяв и описав украшения, документы и телефон, пока второй медбрат, тоже мне неизвестный, осматривал мой рюкзак, определила меня в палату.

Зашла, поздоровалась с тремя взрослыми женщинами, моими в перспективе недолгими соседками. Только застелила выданным бельем свободную кровать у входа, как меня позвали на процедуры. Пиздец, блять, началось в колхозе утро…

Процедурошная медсестра, именно процедурошная, а не процедурная (в прошлый раз захуярившая мне по случайности пролонгированный препарат вместо аналога краткого действия, за что ее выебли и едва не уволили потом, пока я в коматозе два дня валялась), сделала вид, что она меня не узнала. Захерачила нейролептик и я, чувствуя, что он мне, конечно, нужен, но лучше бы не надо, даже не удивилась тому, чему удивилась она — малой дозе в назначениях Артура, и вышла из процедурной, отчаянно надеясь, что несмотря на действие лекарства соображать я смогу…. Если я перестану соображать это худшее, что может сейчас случиться,

Стоя в небольшом туалете с шумно работающей вытяжкой, угостив нормальными сигаретами двух теток, тут же отставших от меня с разговорами, смотрела через стекло двери на размеренную жизнь отделения.

На третьем посту, возле туалета и душевой, решая сканворды на тумбочке, скучала санитарка. Медбрат прохаживался мимо палат, изредка останавливаясь и перебрасываясь с пациентами парой слов. Возле сестринского поста, разместившись на диванах и стульях, в открытой столовой пациенты проводили досуг за настольными играми и просмотром телевизора. Входная дверь отделения открылась, впуская буфетчицу с ведром компота и двух помощниц из числа самых надежных пациенток, несущих сейчас ящики со жратвой. Все ровно так же, как три года назад. Здесь как будто время застывает, только лица меняются, да и то не все.

Выдохнула дым в сторону вытяжки, чувствуя, как начинается — тормозится внутреннее напряжение, накрывается вуалью вязкого безразличия, но башка пока варит и никак не догоняет, что делать с тем, что должные ситуации эмоции начинают медленно угасать. Хуево.

В своей палате, забравшись с ногами на кровать, изображала рефлексирующее бревно с глазами и не шла на контакт с местными аборигенами, ожидая именно того, важного, напрягаясь каждый раз, когда звонил телефон на посту или щелкал замок двери в отделении. И это самое важное не заставило себя долго ждать — громко прозвучал голос медсестры, зовущий меня по фамилии и сообщающий, что вызвана на беседу к врачу.

Попытка эмоционального фона отозваться на взрыв адреналина. Пока успешно. Я посмотрела на чуть дрогнувшие пальцы, действительно радуясь ватной слабости в ногах, как ответу на обуявшую мысли тревогу.

Зинаида Петровна выпустила меня из отделения и я облегченно вздохнула, глядя как Артур открывает дверь кабинета заведующего и, махнув мне рукой, заходит внутрь небольшого, но уютного кабинета Тарасовича. Я ожидала увидеть зава в нем, но помещение было пустым.

— Укол въебали уже? — спросил хмурый Артур направляясь к окну, выходящему на территорию больницы и вход в административную часть.

— Да, — сипло подтвердила я, тоже было направляясь к окну, но он, не оборачиваясь, жестом остановил.

— На, — достав конвалюту из кармана халата и выдавив из нее пару колес, протянул их мне, все так же глядя через щель жалюзи.

— Это что? — спросила я, забирая холодными пальцами таблетки.

— Купирует, чтобы тебя не накрыло. До ночи слегка поштормит, к утру отпустит. Вове такой разъеб устрою потом за «а назначения», — очень похоже передразнил санитара Артур, снимая с подноса на подоконнике графин с водой и стакан, — дебил, блять, еще и в меде учится. Нихуя не врубает, когда можно пиздеть, а когда язык в жопу засосывать. — Подал мне стакан и снова оперся ладонями о подоконник, вглядываясь за стекло, — куда ты врюхалась опять? Дядя с фейсерской ксивой, а водитель у него с депутатским удостоверением. — Оглянулся на меня, сокрушенно вздохнувшую и опустившую голову, прикрыв глаза. — Они в пару щелчков вырвали гавврача с совещания в министерстве. Тут вся административка на ушах стоит, начмед лично твою архивную историю ищет. Классные у тебя родственники, Женьдос, чего раньше их скрывала-то? — недовольно покачал головой, когда я затравлено посмотрела на него.

— Архивную историю… — залпом допила остатки воды, присаживаясь на подлокотник небольшого дивана, вновь прикрывая глаза, пытаясь упорядочить мысли. — Там же копия постановления… А никак нельзя ее потерять или отказать? — спросила, уже отчетливо понимая как глупы всякие надежды на то, что моя прекрасная биография не скоро вскроется, а значит, у меня все меньше и меньше времени. Сгорбилась, опираясь локтями о колени и стискивая ладонями лицо, пробормотала, охуевая, как наивно сейчас звучат, казалось бы, прежде вполне жизнеспособные истины, — ну, там медицинская тайна, вы Гиппократу давали и все такое?