Скомкала кусок обоев, рассеяно оглядываясь. Пакет из-под сушек, ага. Подхватив лифчик и пакет, пошла на выход. Демонстративно кинула лифон с запиской в подкладке и пакетик с недоеденными сушками в мусорный пакет у порога, что, разумеется, не укрылось от соколиного взора кронпринца, подошедшего к изображающей Пьеро мне, пока псевдопокойница пидорасила полы в столовой.

— А эту деталь гардероба зачем? — осведомился он, с сомнением глядя на мой кружевной лифон венчающий пакетики с мусором в большом пакете для мусора.

— Мне так сказали, — оповестила я, отрешенно глядя в потолок.

— Кт… о-а-о-о… — искренне горько простонал Аркаша с силой проведя ладонью по страдальчески поморщившемуся лицу и, повернувшись к монстру-Данке, изображающей растерянное недоумение, велел, — просто выбросите. Без вопросов, пожалуйста.

Она покивала и, как только он направился в арочный проем столовой, сделав страшные глаза, кивнула в сторону столовой, понимающе глядя в мусорный пакет.

Я, со сжавшимся сердцем проплыла мимо нее, направляющейся к выходу, пока я, демонстративно вынимая из заднего кармана пачку сигарет и зажигалку, направлялась к вытяжке. Аркаша, успокоенный отсутствием левых людей на подконтрольной территории, полностью погрузился в документы на столе, чем позволил мне забрать телефон из-под шторы.

«Чек ин» — падая на свою кровать быстро напечатала я на единственный забитый в память смартфона номер.

«Пидорковатые мужики пидорковаты, даже если бородаты» — почти сразу отозвалась сообщением чокнутая, заставив меня умильно улыбнуться и поцеловать экран.

«На передовой пока мыши сосут» — написала я, раза с третьего сообразив как сказать так, чтобы она поняла, но не поняли те, кто может в перспективе вскрыть наш канал.

«На флангах тоже. Через два дня контрразведка доложит позиции».

Она нашла записку, она ее прочитала и уже подобрала вариант смыться из страны, чтобы проехаться по конспиративным хатам Дениса. Единственное но — уровень заряда телефона. Подзарядник чокнутая не успела оставить, а без связью с электросетью мой черный выход в мир не выдержит длительно.

Аркашино приближение услышала весьма запоздало, когда он уже поворачивал ручку двери в мою комнату. Торопливо сунула телефон под подушку и, сделав стеклянные глаза, уставилась на шкаф-купе.

Кронпринц открыв все двери и ящики, при этом не прекращая разговаривать по телефону, но трогательно отведя трубку от уха, удостоверился, что я с ним согласна и никого в шкафу нет, удалился, а у меня внутри мандраж, ибо что бы было, если бы я слишком увлеклась. Ну, коли кронпринц настолько впечатлительный, тут грех не удержаться.

Я проплыла в кухню, взяла нож и ушла в ванную комнату. Сначала он требовал открыть, когда я, сидя на каменном краю интегрированной в стену столешницы, врубала воду в раковине, а потом, не дождавшись от меня ответа, неожиданно быстро и тоже ножом выломал замок. И, снедаемый яростью, узрев меня, застыл на пороге.

Я, насуплено свершающая свое черное дело, не обращала на него никакого внимания.

— Ты что делаешь? — старался говорить грозным голосом, но шок этому препятствовал. Я насупилась еще сильнее, чтобы не было видно, как у меня кривится лицо, потому что мне хочется расхохотаться. Глядя на струю воды, которую раз в секунду пересекала лезвием, твердо молвила:

— Мне надо отрезать.

— Нет, блядь. Это уже ни в какие ворота, — пробормотал Аркаша, вынимая из кармана смартфон.

А через час приехал Леня Корчагин, под строгим надзором кронпринца допрашивающий меня о моем «прогрессивно ухудшающемся» состоянии. Улучив момент, когда Аркаша, расслабленно сидящий в кресле на балконе и пристально наблюдающий за беседой доктора и пациента, отвлекся на входящий вызов, я одними губами шепнула другу бывшего «выписывай по факту». Леня, напряженно глядя на меня, начертал список препаратов и отдал блокнотный лист Аркаше, как я и предполагала, тут же проверившиму фармакологический эффект препаратов в интернете, и, удостоверившись, что именно они подходят для моего состояния, отпустил моего психиатра с миром и даже не в жопу.

А дальше… а дальше я отплатила за свою сучность.

Мы поужинали с Аркашей и он проследил за тем, чтобы я приняла препараты. Последствия не заставили себя долго ждать. Лежа в полумраке отведенной мне комнаты, я скоропостижно трансформировалась в компост. Безвольный и безынициативный под гнетом принятых препаратов, за одну дозу быстренько и без возражений превращающих человека в овощ.

Теряется ход времени. Вроде и спишь, а вроде и нет. Провал, и вот мысли снова начинают формироваться, а, как оказалось, минуло чуть менее суток.

Душ принимала вяло, еще более вяло загрузила в пластилиновое тело небольшую порцию безвкусной еды, потом новый дозняк под новым караулом Тани и Лизы, и, спотыкаясь поплелась в комнату. Снова прогал во времени, его просто не отмечаешь, только то, что в комнате стало темно и кто-то за дверью сообщил, что нужно поесть, что принесли ужин и нужно…

Проверила телефон. Уровень заряда еще держит, но его мало. Оповещений от чокнутой еще нет, все будет завтра. Вяло поплелась из комнаты.

Ворс ковровой дорожки скрадывал звучание моих шагов и во тьму, окружающую меня, впитался обрывок девичьего диалога, приглушенно раздающегося из столовой:

— … плевать было, но не сейчас. Какая вообще разница, кто и что подумает, Таш? Ты для чужих живешь или для себя, для нас?.. Все и всегда и в любом случае осуждать будут, так всегда было. Осуждали, осуждают и будут осуждать. — Эхо жестко подавляемого страха, срывающего твердость голоса, парадоксально, но зазвучавшего от этого еще тверже, — так какая нахуй разница кто и что думает? Они чужие. И таковыми останутся.

— Какая нахуй разница? — эхо раздражения в мелодичном голосе, вкрадчиво повторившем прозвучавшие слова. — А тебе есть разница, что думаю я, Лиз? — краткая пауза, пока я невольно застыла недалеко от проема арки, и вновь зазвучал голос Тани, но уже с нотками просьбы и почти отчаяния, — не плачь, пожалуйста. — Тень мольбы. Такой, которая бывает, когда человек морально измотан, — Ли, я же тоже сейчас разревусь, малыш, ну не надо, пожалуйста. Я нагрубила, не права, пожалуйста, прости…

Шаг в проем, не глядя на Лизу, тотчас отвернувшую голову и незаметно утирающую дорожки слез точенными, холенными пальцами. Не глядя на Таню, усаживающуюся на кресле ровнее, задерживая дыхание и закрывая глаза, обретающую самообладание, ровным голосом сообщающую, поправляя и без того ровные стопки бумаг разложенных по всему столу:

— Женя, возле холодильника ужин. Мы разогрели, поешь, пока теплое. Твой доктор сказал, что нужно лекарства после еды… — Отстраненно, с подавлением и вбиранием в себя того, что горечью разлилось вокруг них двоих.

Я, отправив немного стейка и ложку овощей на гриле в удовлетворенно уркнувший желудок, подошла к барной стойке, затуплено сверяясь с памяткой, готовя себе новую ударную для разума дозу, пока Лиза и Таня, невербально скоординированно собирали бумаги на столе.

Взгляд зацепился за телефоны на углу столешницы.

— Извините, можно попросить зарядник? — набирая воды из кулера, спросила я, кивая на телефон со схожим портом. — Костя дал мобильный, но зарядник у меня дома, а вдруг мама позвонит, она разволнуется, что телефон выключен…

Брюнетка, проследив за моим взглядом, приподняла телефон, разглядывая порт и направилась ко мне, отправляющей горсть медикаментов в рот. Я не успела никак отреагировать и благо — она шла по направлению ко мне, потому что на кофе-машине, примостившейся с краю барной стойки, была ее сумочка.

Порылась в ней и извлекла короткий порт, предназначенный для соединения гаджета с ноутом. Оглянулась на Лизу, понятливо кивнувшую, и роющуюся в своей сумочке, в поиске переходника, который, мгновением позже, отсоединив от провода, перекинула Тане, в мгновение ока подсоединившей порт к переходнику и протянувшую его благодарно кивнувшей мне, со словами:

— Только такой провод. Смотри, какой длинный. Взяла у Лизкиного бывшего.

— Хорошо, что не у нынешнего, — усмехнулась та, щелкая замком сумки и раскладывая оставшиеся стопки листов по папкам, деланно удрученно вздохнув, — иногда я думаю, что зря отбила тебя у Воскресенской.

— Но-но! — рассмеялась Таня, не без удовольствия наблюдая за Лизой. — Ничего не зря. И не надо мне про нынешнего, все там у него нормально, я точно знаю.

Пошлые подколы как показатель особого уровня отношений, ибо атмосфера явно разрядилась. И разрядилась сильнее, когда словно бы прозвучал стук льда о стекло бокала с виски под неощутимо, но явственно зазвучавший блюз:

— Спасибо, Таш, мне приятно это слышать, — обволакивающий свежий ментол голоса Кирилла, прислонившегося плечом к углу арки, с полуулыбкой прохладой глаз согревая на мгновение замерших женщин, единовременно, рефлекторно расслабленно посмотревшего на него, бросившего взгляд на наручные часы и сообщившего, — ваш дозор окончен. Зеля паркуется, а я жду когда вы соберетесь, Спиди-гонщицы.

Они направились на выход, минуя его, но он перехватил Лизу. Пальцами за подбородок и с прищуром посмотрел в ее глаза.

— Да зна-а-аю, — произнесла она, накрывая его пальцы своими, глядя за его плечо на Таню, тревожно смотрящую на них, — глаза у меня навыкате, и я похожа на тужащегося шпица, а все почему? — посмотрела на Кирилла, сжавшего челюсть и испытывающее глядящего на нее, — а потому, что Чалая верит всему, что написано на тюбиках туши. Французская-французская! — возмущенно взмахнула рукой, вновь посмотрев на Таню за плечом Кира, — что французского в том, что какой-то чебурек разливая в подвалах гуталин по тюбикам, знает три слова по английски, Таша? Подогнала мне фигню какую-то, к вечеру глаза как у камбалы.

Может быть и не прокатило бы, если бы не голос Тани, с усталым осуждением:

— Господи, Романова, что с тобой в старости-то будет? Уже по ворчанию и занудству КМС.

Поверил. Отступил.

Я, запивающая водой проглоченные транквилизаторы, тупо смотрела как Таня и Лиза обуваются на проходе, пока Кирилл, разговаривая по телефону, терпеливо ждет.

— Твою ж за ногу… — уныло провыла Таня не справившись с балансом, когда обувала вторую сандалю на высокой резной платформе и попыталась проскакать вперед, чтобы не утратить равновесия, но ее спасла гоготнувшая Лиза, перехватив за плечи и прижимая к себе.

— Пострывай, моя храциозна лань, — с отчетливым украинским говором фыркнул Кирилл, завершая звонок и опускаясь на корточки перед ней, чтобы застегнуть на лодыжке три черных тонких ремешка.

Таня смотрела на него, так по простому сидящего на корточках у ее ног, смотрела с особым женским выражением в глазах, накрывая ладонью пальцы Лизы переплетенные под ее грудью. Переплетая с ней пальцы. Кирилл неторопливо и последовательно застегивал ремешки на ее лодыжке, а они смотрели так, что не охарактеризовать. Так… по-женски, что ли, когда мужчина помогает обуться. Мне показалось, что когда он вставал с корточек то, качнувшись вперед, коснулся кратким поверхностным поцелуем колена Тани, но я не была уверена, ибо он выпрямился, а за его спиной я не могла разглядеть лица Лизы и Тани.

— Чего застыли-то? — отчетливо смех в ментоловых интонациях. — Ли, тебя тоже обуть? Одеть? Наоборот?

— Я сегодня не ту обувь выбрала, — вздохнула она, разочарованно глядя на свои балетки, отпуская Таню уже открывающую дверь.

— Так нечего ноги портить, — усмешка в голосе Кирилла, резкое и в то же врем очень осторожное движение, когда подхватывал Лизу на плечо, одновременно прижимая к другому только шагнувшую за порог, рассмеявшуюся Ташу. — О, привет, Зеля.

— Выволакиваешь своих берсерков с фронта? Какой ты молодец. — Смеющийся голос Зелимхана, посторонившегося, когда невозмутимо кивнувший Кирилл выходил из апартаментов.

Действительно раскрепощен. Раскрепощены. Когда вне режима. Чувствуя, как снова все погружается в трясину, поволоклась в свою комнату.

* * *

Состояние полукоматоза. Спать не спишь, тело деревянное, в голове кисель, счет времени, как понятие, вообще перестало существовать.

Первое осознание — шум за пределами комнаты. Кто-то разговаривал, потом хлопок входной и вскоре, а может и через время, дверь спальни приоткрылась. Признаков жизни я не подавала, не хотелось. Просто тишина и темнота. Красота для овоща и его овощебазы.

Дверь закрылась и обоняния коснулся смутно знакомый запах. Парфюм, вроде бы, и я знаю от кого так пахло, а вспомнить не могу сразу. Да и не хочется.

Потом о себе заявил мочевой пузырь. Странное дело, в голове болото, эмоциональный диапазон на нуле, а физические потребности осознаются и выполняются. С трудом поднялась. Походка шаткая, нетвердая. Чувство будто иду сквозь встречный поток воды. Все на ощущениях и никаких мыслей, только цель пересечь полутемный коридор до ванной комнаты.