Отстранился лишь на миг, чтобы подцепить ткань джемпера сзади, у ворота. Одним движением снял его через голову и швырнул куда-то в сторону моих джинс. Я снова пальцами по его горячей коже, обнимая за плечи, касаясь поцелуем губ, выгибаясь под ним, теснее сжав внутренней стороной бедер его торс. Он отодвинулся, ведя языком по моим раскрывшимся губам. Склонился, целуя шею и спускаясь ниже. Слегка прикусил ключицу и спустился еще ниже. Отогнув край лифа, обжег дыханием грудь прежде чем коснуться губами, зубами и языком. Но крушение мира произошло не от этого, а от пальцев его руки с нажимом идущей от груди, чуть ногтями по животу, до границы белья. Огладил пальцем кожу поверх ткани, вновь прильнув губами к губам и снова пожрало то ощущение, что вспыхнуло тогда, в его автомобиле, а потом расцвело и поглотило в коридоре, когда он чисто на интуиции, будучи не совсем уверенным, сделал ставку и обездвижил меня, чтобы несколько секунд спустя утянуть меня за собой в исходящую жаром бездну. Чтобы вбить в мою память свой дурман ирландского виски, горечь кофейных зерен и отзвук никотина на своих губах. Оттеснить печатью собственности и, отстранившись, взглядом пообещать рай и ад в коктейле. Который, наконец, происходил сейчас. В одуряющем, нарастающим и истребляющим все живое чувстве, когда он скользнул пальцами за границу белья и с несильным нажимом провел по чувствительной точке. Одним этим действием заставив сбито выдохнуть его имя в его же улыбающиеся губы, раскрываясь полностью под ним, вцепиться в его плечи и сбиться в поцелуе на его шее, чувствуя, как пальцами идет ниже… Коснулся, но не входил. Отстранился корпусом, одновременно целуя глубже и извлекая из заднего кармана черных джинс серебристый квадрат фольги.

— А ты, я смотрю, подготовился, — усмехнувшись, хрипло заключила я, подаваясь вперед, намереваясь прикусить его кадык.

— Странно, что для тебя это неожиданность, — фыркнул, склоняя голову и ловя мои губы своими, чтобы через мгновение в них прошептать сумасводящее, — я же сказал, через три дня… — немного отодвинулся, чтобы снять свою одежду, играючи отстраняясь, когда пыталась сорвать его поцелуй. Но сорвала-таки. Под поволоку в его глазах, когда, перехватив его пальцы, сама раскатала латекс по стволу.

Сжала основание, целуя его глубже, впиваясь свободной рукой в его затылок и массируя его. Ощущая, как вдавливает собой в сидение и подлокотник, как последняя ткань с моего тела прочь, и горячая кожа касается исходящей жаром кожи. Бедрами сжимала его бедра, вздрогнув, когда прислонился к низу живота и, оттянув мою голову за волосы, снова приник губами к шее.

Хоть бы рассосалась, — пронеслось в мыслях, когда почувствовала как слегка надавливает, выпивая стон немеющего удовольствия, тяжелой пульсацией оседающей внизу живота. Поцелуй глубже и одновременно с этим продолжал неторопливо вжиматься, разжигая еще сильнее.

Но нет, не рассосалась. Преграда была и когда он на нее натолкнулся…

Сжалась и зажмурила глаза от чувства дискомфорта, а Костя резко замер. Секунда, выдохнула сквозь стиснутые зубы и посмотрела на него. Едва не хихикнула нервозно, благо донельзя изумленный Анохин, взявший упор рукой в подлокотник над моим плечом, воспринял это за истерику.

Его зрачки расширились, челюсть твердо сжалась. Огонь неверия и почти шока в золотистых крапинках глаз. Приоткрыл пересохшие губы и в светло-карих глазах тысячи вариантов того, что сейчас сказать. От просьбы прощения до гневной отповеди, что не предупредила. Сжалась сильнее, чувствуя, как под таким взглядом быстро спадает запредельное возбуждение. Он на секунду прикрыл глаза дрогнувшими ресницами и кистью свободной руки мне под подбородок, приподнимая мое лицо и, глядя в глаза, негромко, просительно и очень осторожно произнес совершенно иное. То, от чего у меня действительно едва не случилась истерика, ибо просьба в двух буквах:

— Да?

Отвернула голову, истерично хихикнула и… всхлипнула от того, как засвербела совесть. Кивнула.

Отстранился, одновременно снимая руку с подлокотника, чтобы взять за подбородок и повернуть мою ненормальную голову к себе и прильнуть поцелуем. Первым поцелуем. Не теми кусающими, провоцирующими и проверяющими, а мягким, извиняющимся прикосновением.

Завел мои руки себе за шею. Обняла. Вцепилась. Вжалась.

Он пальцами неторопливо от моих лопаток по слабо подрагивающему телу до поясницы, медленно расходясь по ней в стороны, очерчивая подушечками пальцев линии по бедрам. Целовал глубже, но мягче, ловя дрожь, выпивая ее отражение стоном сорвавшееся с губ, когда вновь коснулся чувствительной точки, одновременно слегка качнув вперед бедрами.

Из низа живота тягучее удовольствие и требование, чтобы сейчас и немедленно. Требование усиливалось с возрастающим ритмом его пальцев, с тем, как второй рукой сжимал волосы, снова отводя мою голову так, чтобы мог коснуться губами шеи.

Дыхание сбивалось, как и сердце. Меня вело по ним, все нарастающим ритм пальцами, уводя свои бедра, когда инстиктивно, не выдерживая все увеличивающегося пожара внутри, попыталась двинуться навстречу ему. В ответ на это почти сразу чуть болезненное сжатие моих волос у корней, поцелуй глубже и грубее и еще большее нарастание ритма пальцами. Приближая, выталкивая к тому, где накроет, ибо уже сейчас коротит. Тело, нутро и сознание…

Пара секунд, его имя в его губы глухим вскриком, сжатие мышц не выдерживающих разноса порожденного его пальцами, он снова целует, одновременно рывком подаваясь бедрами вперед и разрывая преграду. Тут же замер, теснее прижал к себе. Словно бы чувствуя мой дискомфорт, пусть почти забитый оргазмом. Не двигался вообще, прикасаясь губами к виску зажмурившейся меня и ожидания, когда расслабятся мышцы, когда схлынет сумасбродство спирали боли и удовольствия, скрутившей мои ощущения, мешающей сообразить. И мешающей ему точно определить, почему именно я все еще сжимаю его бедра и плечи. Поцелуй в висок, мягче обнял и попробовал двинуться. От тупого ноющего чувства внизу живота чуть оборвалось дыхание, но удержала руки так же, как и обнимала до этого — не крепче, не мягче. Даже подавила порыв сжать ногами его бедра, чтобы остановить. Но он и без того снова замер.

Вуаль с разума спала до того предела, когда все можно направить сначала в категорию терпимого, а потом вывести и в рамки удовольствия. Потому, повернула голову и мягко прикоснулась губами к его шее, одновременно расслабляя ноги. Но ничего не произошло, он так же не двинулся. Немного приподнялся, тоже повернул голову и долго целовал, прежде чем… отстраниться. Совсем.

— Кость… — позвала еще сбито из-за только восстанавливающегося дыхания.

Золотистые искры в глазах, полусклон головы, рассеянная улыбка на губах и ответ неозвучен, но так понятен — он не готов продолжать, осознав, для чего мне нужна была эта пауза после моего задержанного выдоха, когда он только двинулся. Он не готов продолжать, когда больно и терпеть это не надо. Ему этого не нужно. Он к такому не готов так же, как и я к продолжению, если совсем уж честно. А ему необходимо именно честно. Это в мягком поцелуе моего плеча, прежде чем отстраниться совсем и, на краткий миг прикрыв светло-карие глаза, посмотреть на меня, сводящую ноги и мысленно проклинающую себя за дебильную идею гименопластики, чтобы воплотить тайную мечту так и не состоявшегося мужа. Реально дебильную идею.

Десять-четырнадцать дней эффекта, после рассасывается. В исключительных случаях может сохраняться до месяца, зависит от особенностей организма. Стоит ли говорить, что мой организм тот самый исключительный, потому что он сейчас подложил мне нехилых таких размеров свинью. Я уже заебалась, но да, трунь. Муд по жизни нахер.

Глава 8

Бывают ситуации в жизни, когда чувствуешь себя капитально не в своей тарелке. Вот такое чувство у меня как началось в клубе, так конца и края ему не было видно.

Еще в клубе, отпросившись в туалет и быстренько сконтачившись в кабинке с чокнутой, бубнящей извинения, потому что она не была уверенна, когда я там одна подвисаю и мне можно сказать о том, что новостей нет, я ее прервала, сказав, чтобы что есть мочи мчалась ко мне домой, скоро я туда ненадолго заеду и нам надо переговорить. Данка заверила, что за ней уже земля дымится, тусовалась она с кардиналами как раз неподалеку от моего дома и я, подавив бестолковый вопль о том, что трупы должны сидеть дома, ибо о них и так уже слишком многие знают, отключив звонок, с сомнением оглядела использованную салфетку. Ну, крови не особо много, да и в целом все намного проще и легче, чем в первый раз. Хотя, смотря в каком плане легче… Да и проще тоже…

Через несколько минут, сидя рядом с Анохиным ведущим машину, глядя на пролетающий за окном ночной город, я вспоминала, как чувство сумасшествия перед росписью все нарастало, и хотелось обнулить все, и, в принципе, идея Артура была не плоха. Ну, и ему приятно. Было бы. А обнулил меня Анохин.

На мне его запах. Я его чувствовала даже сквозь дым сигарет, выдыхаемый мной в приоткрытое окно. Слабо парфюм и что-то такое… не описать. Тончайшей призрачной вуалью по коже. Губы еще припухшие после поцелуев. Тело с непривычки ноет и есть небольшой дискомфорт. Не такой, конечно, как в настоящий первый раз… блять, ну вот что с моей жизнью?!..

Сдавленно прыснула и тут же почувствовала прикосновение.

Скосила глаза на его ладонь, расслабленно лежащую на моем бедре. Подняла взгляд на его профиль. Спокоен. Спокойно ведет машину, взглядом только на дорогу. Профиль строгий в полумраке, лицо непроницаемо. И от этого паршиво… и смешно. Он не знает, что у меня истерика не оттого, что он лишил меня «девственности» в випе закрытого клуба, а от самой абсурдности ситуации в целом. И такой спокойный мужской жест. Успокаивающий… Паршиво на душе… но, блядь, пиздец как смешно! Правда, плакать хочется, но ладно.

Он уже сворачивал к моему дому, как тишину нарушил входящий его мобильного.

— Не к добру, — усмехнулся Костя, паркуясь напротив моего подъезда, отключая мелодию и откладывая телефон с входящим вызовом на консоль. Достал из подлокотника другой мобильный и быстро набирая смс, не поднимая на меня взгляда, произнес, — Женя, у тебя полчаса. Постарайся раньше.

Произнес вроде бы как и всегда совершенно спокойно, но взгляд светло-карих глаз, потемневших, когда вновь зазвучала мелодия входящего вызова телефона, отложенного им на консоль, мне не понравился.

Оперативно поднявшись на этаж и кинув дозвон с почти помирающего конспиративного телефона псевдопокойнице, уже сидящей в засаде этажом выше, дождалась ее и мы с ней зашли в мою квартиру. Кинула на полку ключи, Данка повернулась ко мне, только открыла рот и меня прорвало:

— Я сваливаю! — заорала я и чокнутая испуганно вздрогнула.

— Куда? — растерялась она подскакивая ко мне, ржущей аки лошадь и сползающей по косяку, размазывая слезы по лицу.

— На другую планету! У тебя есть связи с Байконуром или Илоном Маском? — безумно хихикая и плача еще сильнее, пытливо уточнила я, отпихивая ее руки, пытающиеся поднять меня с пола.

— Да что произошло? — обеспокоенно вопрошала Данка, бесполезно пытаясь меня поднять. — Женька! Да встань ты! Что случилось?

— Анохин лишил меня девственности!

— Чего-о-о?! — Ошарашенная Данка с глазами-блюдцами буквально села на пол рядом со мной, бьющейся в смеховом припадке и все так же умывающейся слезами.

— Девственности, вот чего!

Памятуя о лимите времени я, все так же сидя на пороге, вкратце обрисовала произошедший пиздец сидящей рядом Данке, все больше выпадающей в осадок.

— Как Анохин отреагировал? — спросила чокнутая, глядя на меня дергающимся глазом и дрожащими губами уточнила, — удивился?

— Нет, охуел! Хватит ржать, чокнутая, это не смешно! — расхохоталась я, глядя на нее, покрасневшую от натуги и обеими руками сжимающую рот, издавая странные не верифицируемые вообще звуки.

— Давай в душ иди, я тебе вещи соберу и что-нибудь придумаю, а то ты и без того… — скомандовала чокнутая, титанически подавляя себя и поднимая с коврика у двери стонуще хихикующую меня, — выебанная сегодня. Во всех смыслах.

После водных процедур быстро одеваясь в принесенное Данкой свежее шмотье, я слегка взволновалась, когда по квартире прокатилась трель дверного звонка.

Переглянувшись с чокнутой, выглянувшей из спальни, я на цыпочках прокрась к двери и, выглянув в дверной глазок, замахала на Данку руками. Та, понятливо покивав, скрылась в комнате и после того, как до меня донесся юз моего шкафа купе, утвердивший меня во мнении, что чокнутая теперь играет роль любовника при нежданно-негаданно вернувшимся из командировке муже, открыла дяде-депутату дверь.

— Пошли, Андрюх, — сказал он, привалившись плечом к двери и потянув меня за локоть.