Открыв дверь я посмотрела на удивленную девушку-консультанта, видимо, действительно ожидавшую увидеть Андрея и несколько растерявшуюся. А потом было то, что пошатнуло мою вредность, стремящуюся сохранить остатки девичьей чести и подсказавшее, что этот день мы закончим как минимум интересно — Анохин притащил мне босоножки на небольшой танкетке с открытым носом, но весь сок был в бежевом ремешке с ниспадающими цепочками, предназначенными украсить лодыжку, которую будет обхватывать ремешок.

— Мне нравится, — глядя на мои ноги в выбранных им черевичках заключил Костя, стоя напротив открытой примерочной и засунув руки в карманы.

А я глядя в отражение его глаз, поняла, что ему не просто нравится. Так-так, а дяденька-то у нас, по ходу, фетишист. С ходу размер ноги подобрал и не ошибся ведь, вероятно, «сфотографировал». Надо бы проверить еще кое-что.

— Платье сидит не очень, мне кажется. — Приподняла волосы, удерживая у затылка, открывая шею и повернувшись, разглядывая идеально сидящий на мне сарафан с боку, — да?

Его взгляд и по груди и по заднице с ощутимыми паузами. Мужскими паузами. Но да, на шее задержался.

— Вполне неплохо, — очень спокойно отозвался он, удерживая то, что зародилось в его глазах. Конечно, старт распродаж, народу дохерища, кабинки маленькие, а я вчера еще девственница была. Естественно никакой инициативы от него сейчас не будет, там себя, небось, вообще прокляли уже раз двести исходя из его реакций после, так сказать, дефлорации и моей истерики в машине.

Вот с учетом всего этого и того что он… как там Данка называла… феноменально культурный хищник, мне в ближайшее время не быть вновь обесчещенной сим респектабельным мракобесом.

Впрочем, чувствуя, как загорается жар в венах и стекает к низу живота от выражения его глаз и такого его самоконтроля, я сдаваться не собиралась, с легкостью махнув рукой на обескураженную вредность. Мне ведь такие пряники светят, до которых еще добраться надо, потому, возмущенные остатки девичьи чести надо убрать подальше, иначе пряники мне могут вообще не обломиться из-за чрезмерного джентльменства капо ди капи. Поменялись ролями, значит. Теперь мне надо красиво и тонко домогаться. Окей, вообще не вопрос. В арендованной квартире только одна кровать, оставим этот факт на случай возникновения необходимости в тяжелой артиллерии, а пока попробуем на фетишах сыграть. И, перебирая всякую хрень на кассе, когда он рассчитывался, я сунула кассиру симпатичненькую ерунду, что на Костю явно подействует, если использовать правильно, пока по пакетам раскладывали однотонный стильный кейп (кусок ткани по версии Анохина), строгие расклешённые брюки (штаны (с) Анохин), в тон блузка (блузка. Да? Надо же, совпало! (с) Анохин), свитшот в милитари расцветке (камуфляжный свитер(с)), джинсовые капри (как понять не джинсы? Вот тут не надо, Андрей! (с)), ну и так неинтересные мелочи, типа сарафана, платьев, футболок и шорт. Сомнительный момент, когда Костя исчез из поля зрения пока я выбирала себе нижнее белье, опустим. С него и босоножек хватило.

Потом настал черед выбора гардероба для Константина Юрьевича. Я и не сомневалась, что его сниженная инициатива по выбору себе шмотья в мужском отделе прямо продиктована интересом, во что я там его одену. Приободренная коварными планами, я выбирала быстрее и безошибочнее. Он не успевал примерять все, что ему притаскивала все больше входящая в раж я. Потому что Константин Юрьевич сложен был ну очень хорошо, и… подлецу все к лицу, на самом деле. Я бы, лично, купила ему все, что волокла, но Константин Юрьевич предпочитал умеренные расцветки и строгость форм, хотя даже в стандартном кэжуале выглядел очень элегантным. А когда я, рискнувшая, даже понимая, что это бесследно не пройдет для моей женской физиологии, но все-таки рискнувшая, притащила ему приталенную темно-синюю рубашку, подобрала брюки и ремень и оглядывала результат, то поняла, почему он смылся, когда я выбирала себе белье. Руку на отсечение готова была дать, что внутренний эстет у нас силен одинаково и аларма, предупреждающая о потере самоконтроля, тоже звучит одинаково громко.

Походив по магазину и старательно припоминая вкус кислого лимона, что значительно урезало похабные мысли и реакции тела на эти похабные мысли, я решила больше не рисковать, тем более помня мимолетную весьма однозначную полуулыбку, скользнувшую по его расслабленным губам, следящим за моим отражении в зеркале, и стала тащить что-то более подходящее для эстетсва, а не запредельной эротики.

Роуденим шел ему невероятно. И когда я принесла обалденный тонкий джемпер, с которым это нереально бы сочеталось, мне категорически отказали.

— Просто примерь! — взмолилась, протягивая ему вещь, как пажи подают рыцарям меч.

— Тогда сходи в меховой магазин, а потом в ювелирный. — Отрицательно повел головой, отворачиваясь от меня.

— Зачем? — оазадачилась я, растерянно глядя в его глаза в отражении.

Он выдержал паузу и ответил:

— Потому что без шубы и цепей с руку толщиной, я в этом, — кивнул на джемпер в моих скрюченных от отчаяния пальцах, — буду похож на шаблонного гомосексуалиста. А с шубой и цепями на сутенера. Лучше сутенер. Принеси мне что-нибудь другое, я пока эту кучу примерю.

Ты глянь, как раскомандовался. Во вкус он вошел.

— Ну, примерь, Кость. — Пробубнила я, с тоской глядя на ткань у себя в руках.

— Я не буду носить розовый свитер. — Отчеканил Константин Юрьевич, резким движением закрывая шторку, оставив взгрустнувшего пажа с отвергнутым мечом вне зоны доступа к рыцарскому болиду.

— Это джемпер. И он не розовый. — Оценивающе посмотрев на ткань у себя в руках, убедительно соврала, — пастельно-лиловый. Примерь, тебе подойдет, я уверена.

— Мне подойдет? — вкрадчиво повторил он, вновь открывая шторку и с нехорошим прищуром глядя на угрюмую меня, — хочешь такого же цвета синяк под глазом, Андрюш?

Ну и ходи некрасивый.

Нагруженные пакетами (разумеется, не я) покинули магазин. Я только собиралась спросить, что дальше, как план уже был обозначен командором, с которым мне очень нравится быть в бегах.

— Я лет сто в кино не ходил, — сказал он и направился в сторону касс, чтобы через сорок минут подняться с кресла зале и сказать, — и лет сто не пойду.

Осталось прикупить деталей для сносного вынужденного бытовушничества, потому направились к гипермаркету, но по дороге я только стрельнула взглядом в сторону магазина косметики и открыла рот, чтобы обозначить, что даже в бегах моему болиду нужен специализированный уход из-за принадлежности к женскому полу, как Анохин тут же сменил маршрут по направлению к этому магазину.

— Отдел конструктора — собери свою женщину сам. Люблю такие отделы. — Хмыкнул он, взглянув на меня, на этот раз успевшую в зачатке задавить должную восторженную реакцию, и снова отвечая на мой невысказанный вопрос, провел небольшой блиц, — у меня пять сестер. Я много чего знаю и к чему терпимо отношусь.

Воно оно как… ну, в принципе, некоторые вещи стали более понятными…

Пока я выбирала себе шампунь и уход для волос, закинув в корзинку на его локте необходимый минимум, Костя, разглядывая подиумы в отдалении, дождался, пока я сделаю выбор и ровно так произнес:

— Вон там косметика.

Ощущение как тогда, в вечер знакомства, когда я подумала, что не понравилась. Ровно такое же ощущение. Уняла неприязненное чувство и, разглядывая бальзам для волос, чтобы чем-то были заняты руки и взгляд, чуть приподняла бровь. Ответа не было довольно долго, хотя стоял у соседнего стеллажа. Пальцы едва не раздавили банку.

— Когда ты без макияжа, я чувствую себя педофилом. — Вздохнув, признал он, вертя в руках коробку с бровями, не глядя на меня, несколько ошарашено посмотревшую на него.

— А тебе сколько лет? — прочистив горло, ровно спросила я. Подавляя. Подавляя все. Потому что оно путало мысли и восторженно посылало нахер и без того обиженные остатки девичьей чести.

— Уже тридцать шесть, — чуть поморщившись ответил он и посмотрел на удивленную меня, — что?

— Я думала тридцать. Тридцать два максимум. — Отводя от него взгляд честно ответила я, ставя на полку бальзам.

— Я в машине тоже очень переживал есть ли тебе двадцать. — Ирония в голосе и что-то такое, заставляющее на него посмотреть и я повернула голову. Чтобы полностью охуеть. Другой характеристики не подберешь.

Потому что над верхней губой Анохина была приклеена искусственная бровь, напоминающая кривоватые усики утонченного французского джентльмена. Я застыла, шокировано глядя на сие бесчинство. И пропустила момент, когда он выстрелил рукой, прикрепляя над моей губой вторую бровь.

— О-ля-ля, вы прекрасны, Андрэ! — с французским акцентом заключил Костя, вдохновлено глядя на меня и играя бровями. Своими.

Брови пришлось покупать, потому что он нарушил целостность упаковки и возмущенная этим консультант отнесла их на кассу, после того, как давящаяся смехом я, уложила их обратно в коробку.

Потом все же гипермаркет, где снова была толпа из-за распродаж. Решили разминуться, чтобы пережить это быстрее и легче. Косте за каким-то хером надо было в канцелярку, а я взяла на себя ответственность пойти в хозтовары.

— Если потеряюсь, то буду плакать среди овощей и ждать тебя, — махнув рукой на прощание мрачной мне, едва разминувшейся с какой-то теткой сосредоточенной на скупке всего магазина, обозначил Костя и направился в ровно противоположном направлении от ловко маневрирующей тележкой меня.

Когда я решила, что собрала необходимый минимум, а разнообразие я себе позволить не могу из-за объема посетителей, бесящих меня до крайности, то пошла разыскивать Анохина с деньгами. Естественно, в канцелярке его не было. Горестно простонав, направила тележку к отделу овощей.

Он действительно был там. Стоял, оперевшись плечом о высокий холодильник со всякой хренью типа зелени и разглядывал аквариум с рыбой напротив отдела овощей. В одной руке блокнот с ручками и всякие мыльно-рыльные для мужчин, во второй бутылка минералки, которой медленно и мерно постукивал по бедру.

— Извините, — обратилась к нему я, оставив тележку недалеко от него и деловито перебирала помидоры на стеллаже, — вы тут плачущего мальчика не видели?

Костя расслабленно приподнял уголок губ, все так же глядя на аквариум.

— Это не слезы, — отвинтив крышку, смочил водой пальцы и все так же глядя на рыбу, провел себе по щеке, оставляя влажный след, — это дождь. Ты рыбу на ужин не хочешь? — тут же без перехода спросил он, переводя взгляд на меня, мучительно сдерживающуюся, но все-таки хрюкнувшую, однако упрямо не глядящую на него. — Нет? А если я сам почищу?

Внутри взвыла, едва не раздавив помидор.

— И сам пожарю. С тебя гарнир.

Все-таки раздавила. И, стремясь скрыться с места преступления, торопливо погнала тележку прочь, в сторону кассира обслуживающего отдел с рыбой и мясом, чувствуя, прямо чувствуя, как довольно усмехнулся командор.

После кассы пакетов стало больше, но Анохин с ними справлялся, порицательно стукнул меня по лапке, потянувшийся даже за самым легким пакетом. Уже шли на выход, минуя фудкорт, когда решили, что пока доберемся, пока приготовим… в общем, нужен легкий перекус.

Пока готовился заказ, я, сидя за небольшим столиком напротив Кости, рылась в пакетах в поисках блокнота и ручек.

— Кость, а давай я тебя протестирую. — Распечатывая блокнот, предложила я, сунув ему ручку и как бы лишая выбора.

Впрочем, скучающий Анохин и не был против. Согласно моим инструкциям прошел ненавистный тест, лишающий меня покоя который год и… последняя пара ассоциаций в виде «прикрепление» и «шурупа» дали ему в конечном итоге дюбель.

Мне кажется, мы друг другу подходим. Мое подсознание тревожат помидоры, а его подсознание дюбели.

— Каков вердикт? — поинтересовался Анохин, разглядывая мое очень довольное лицо.

— У тебя, очевидно, проблемы, Кость. — Важно заключила я. — И ты бы нанес психическую травму психотерапевту, если бы он тебя тестировал. Потому что у нормальных людей подсознание тревожат здоровье, другие люди, смерть и прочее, а твое — дюбели.

— Удивлен. — Слегка пожал плечом он, глядя в исписанные таким похожим почерком листы. — Честно говоря, хтонический ужас у меня вызывают петухи. Должен был быть петух. В детстве за мной погнался один, он был очень большой и суровый. Ты зря смеешься, эта птица нереально быстро бегает.

— Догнал тебя? — выдавила я, мучительно подавляя неистовый ржач и убито закрыв ладонью глаза.

— Минутка позора, — раздосадовано кивнул Анохин. — Выражение есть забавное: пока петух в задницу не клюнет. На своем опыте скажу, что это очень мудрое выражение. Бегаю с тех пор я очень быстро, чтобы больше не догнали. — Нельзя смеяться. Все с этого начинается, я точно знаю. Но очень трудно было сдержаться глядя на него, притворно взгрустнувшего и, добавив злорадства в голос, продолжившего, — дедушка из моего обидчика суп сварил потом. Я ел стоя и мне было вкусно.