— В смысле наебал? По факту, я уже мог согласование и без него делать, напрямую с владельцами псарен.

— Только ты его не сделал — проигнорировав Костино «просто не успел», продолжил Кот, — в проекте крутилось бабло неизвестного происхождения и были готовы отчеты с открытыми датами, чтобы больше двух третей скрыть. Это было теневое Ярого и ты его прикрыл, взяв на себя, я точно это знаю. Спросить хочу, а стоило ли это отмены собственного повышения, того скандала с Тисой, хозяевами вашими и всех последовавших событий?

— У тебя снова паранойя, Стас. Мой это был проект. — Эхо усталости в голосе, такое, когда вопрос звучит уже не в первый раз. И ответ прежний.

— Стоило?

— Паранойя.

— Ага, ну да, конечно. Я тоже подумал, что не стоило. Ярый, с которым вы незаметно для всех посрались, так и не одуплил с хуя ли мы с тобой так плотно спелись, ты в высший эшелон все-таки вышел и ксиву получил? Не дошел твой дружбан до мысли, что это последствие похорон твоего названного отца, на которых тебе в присутствии отказали, и Ярый здесь не последнюю роль сыграл? Знаешь, чего я никак не пойму, ты сам-то осознавал, что взятие на себя Истоминского косяка отпинет тебя нахуй от этого повышения и дай Будда, что просто отпинем, а не на расформирование пустит, с учетом того, что тебе ошейник тогда уже нацепили? Я помню, в каком ахуе был Тиса, когда вскрылось, сколько теневого и сколько и у кого пиздил Ярый, которому Марвин все проекты одобрял, даже когда у нас было туго. Спрашивается, ну, что тебе, дебилу, еще надо в этой жизни? Работа есть, начальство дорожит, даже с учетом его бэкграунда. Это должно было навести Ярого на мысли, что он как бы уже с жиру беситься начинает. Почти цитата Тисы Марвину, пока мы с кошельком и Дубом вокруг него с опахалами бегали, пытаясь затушить его горящий пердак и уговаривая не сносить Ярому башку, а то все в пизду полетит. А тут выпадает так, что у самого Тисы сходный зажравшийся скот под бочком оказался, ведь якобы Рика, драгоценный Рика Тисы, тоже имеет теневое от этого самого Тисы, и чуть ли не похлеще, чем все несогласованное Ярого в комплексе. Поэтому, видимо и сбагренное Рике, чтобы Ярому точно приговор не выписали. Не дошло до твоего дружбана, что первое, что он должен был сделать, когда у вас начался каскад пиздеца, это извиниться и со всеми последствиями помогать разгребать? Пожизненно, блядь. Ибо отец отцу рознь, и если его родной был хуетой из-под ногтя, то не факт, что у тебя такой, пусть вы и кровью не связанные. Все об этом знали, все это видели. Он должен был это делать, отложив, а по совести и вовсе послав нахуй свой план побега из системы. Должен был именно он разгребать твой пиздец, а не Лютый. И я.

— Тебе впору фантастическо-детективные сериалы снимать. — Насмешливое хмыканье Анохина.

— Ага, назову «каждый должен сам отвечать за свои проебы», думаю, смысл ты поймешь как никто другой.

— Стас, ты нормальный мужик, но иногда ведешь себя как конченная стерва. — Удрученный выдох Кости, смех Стаса, звучное рукопожатие и хлопок двери.

Тишина. Некоторое время полная тишина, затем звук его шагов обратно на кухню. «Конченная стерва» в близких, потому что, видимо, правду в глаза не боится сказать. Не боится вывести из равновесия так, как боятся те, кто его окружает. Те, кого он оберегает, а они оберегают его. Но иногда лучше правда…

Прищурено смотрела в окно, сна как не бывало. В голове тысячи вариантов, от панических мыслей немедленно сбежать, до яростного безапелляционного протеста и жажды скандала. Все не то. Не то…

Все это не имеет значения, но имеет последствия, когда у него есть необходимость в том, чего я очень не хочу, за что боюсь…

Крестная семья пополнена?.. Пришло время проверить так ли это, и нужна ли мне такая семья. Достойна ли. Она меня. А я ее.

Глубокий вдох и поднялась на затекшие ноги. Судорожный выдох, когда коснулась дверной ручки. Приведение мыслей в порядок и повернула. Он не поднял глаз на меня, когда я вошла в кухню и села напротив него за стол. Он так же смотрел в блокнотные листы. Исписанные, лежащие на первый ряд хаотично, но это была схема. Структура, написанная малоразборчивым почерком. Когда не имеешь такой же. Я разглядывала строчки, блоки имен, наметки, слабые и непрорисованные, кто с кем связан. Смотрела на основную верхнюю строчку с датой кражи.

Сглотнув, просительно коснулась шариковой ручки в его руке и написала только одну букву под датой. «К». Отложила ручку и, глядя на букву, произнесла:

— Он никогда бы на это не подписался, если бы знал чье это, он не безумец. Он на это не пошел, если бы знал, я клянусь. Я клянусь, что если бы он знал, у кого крадет, он бы отказался. Поэтому я не хочу сейчас предавать, не хочу, чтобы с ним по моей вине… — решившись, подняла взгляд на непроницаемое лицо Анохина, не отпускающего букву прищуренным взглядом, — у меня информация и я могу ее рассказать, но… Кость, бартер или вопрос доверия? Бартер инфы на его безопасность. Я не хочу его предавать, он такого не заслуживает, потому расскажу, если дашь слово, что вы с ним ничего не сделаете. Бартер. Или вопрос доверия?

Костя молчал довольно долго. Янтарь глаз потемнел, но он не отводил взгляд от одной буквы, а меня изнутри резало паническим воплем, что я предательница и все это давило надеждой, что Анохин… не мразь.

— Хорошо его знаешь, — все так же глядя на букву, приподнял уголок губ он. — Бывший? — чисто по губам.

— Лучше. — Отрицательно повела головой, удерживая его сразу поднятый взгляд. Выдерживая его. — Учитель.

Рассмеялся. Тихо очень, устало, с отзвуком… что его накрыло то, от чего долгое время была возведена преграда, прорвавшаяся таким истощением, что дрожь взяла, когда он, откидываясь на спинку стула, с силой провел ладонью по лицу, стирая это. Очевидно, понимая, что даже взгляд на это оцепеняет. Что же с ним там, внутри…

Смотрел в окно, в ночь. Взгляд на наручные часы. Усмешка и едва-едва слышное.

— Сегодня ровно год. — Покачал головой, невесело улыбнувшись уголком губ и перевел уставший взгляд на меня, кивнул. Не тронет. Верит. Доверился. Он и мне.

Сдавленный выдох, дрогнувшие руки и я поняла насколько, для меня это важно. Каким домокловым мечом висел вопрос, сможет ли этот человек поверить моему слову, потому что это супротив прагматичности и логики, потому что это чисто интуитивно, на ощущениях. Потому что… я бы ему доверилась, поменяй нас местами. Это не поддается рациональности, это просто чувствуешь.

И моей рукой, среди неизвестных мне имен, написанных таким же почерком, выведено полное имя Дениса.

Глава 9

Глоток виски и не глядя в светло-карие глаза начала рассказывать. С самого начала.

Он не перебил ни разу, не уточнил и ничего не спросил. Слушал молча. Закурил лишь раз, когда исповедь подходила к концу. Из-за того что я, касаясь сложных моментов запинывалась и подыскивала слова, мне казалось, что эту часть своей жизни я минимум несколько часов рассказывала, а оказалось меньше часа.

Закончив, посмотрела на Костю, стряхивающего пепел в импровизированную пепельницу и задумчиво глядящего на него. О двух третях он знал. Читал уголовное дело и истории болезни, мои и брата, а о том, кто мне дал удочку, он слышал впервые и с моей позиции. Чувствуя, как ошибается сердце, смотрела на едва заметный намек на морщину на его переносице. Не все, что он услышал, ему пришлось по вкусу, но он был прав, я частенько ухожу не в ту сторону, ибо:

— То есть ты догадалась о том, кто именно ограбил во время встречи с Шеметовым в банке. — Поднял внимательный взгляд на меня, несколько опешившую от такого поворота.

И мысленно застонав давшую себе подзатыльник, что снова не о том думала. Анохина не волновало то, что мне было важно — правильное отношение к Денису. Он не Артур, его не надо уверять в чистоте помыслов, он судит о человеке по поступкам. И не нужно было делать те акценты, он уже сказал о доверии. Он судит по поступкам и если о Денисе ему было все понятно, то со мной не совсем. Я только открыла рот, чтобы сказать элементарную и логичную вещь, что я в тот момент ему не то, что не доверяла, я его боялась, как он припечатал:

— Ты знала об этом, когда я тебя напрямую спросил, дав гарантию полной протекции в том числе и от себя самого и того что я обязан делать. И все равно промолчала.

В его интонации не было ни грамма обвинения, только досада, когда человеку на загадку ответ дают раньше, чем он приходит к нему сам. Вот этим и припечатал. Затянулся, выдыхая в сторону приоткрытого окна и, прикрыв глаза, раздраженно произнес:

— Я ведь думал об этом. — Стряхнул пепел, прищурено глядя в пол и недовольно поведя уголком губ. — Что-то произошло внутри и это не человеческий фактор. У спецов с такой подготовкой он исключен, слишком грамотно все делали. — Качнул головой, прицокнув языком, с нажимом двумя пальцами с зажатой сигаретой ведя по виску и прикрывая глаза. — Я так и думал, что это знак протеста кого-то внутри команды, по-другому не могло быть. Они готовились тщательно и долго и такой ход процесса ограбления, это не глупость и не ошибка, это следствие раскола внутри команды, и раскол должен быть по серьезной причине, не лопатники в богемных ресторанах подрезают же. — Невесело усмехнулся и пристально посмотрел на напряженную меня, вдоль позвоночника которой пробежал холодок. Как и под кожей, от последующих его слов, — некоторые счета блокировали прямо во время слива денег и блокировка была инициирована не системой безопасности, а вирусами, ломающими управление других удаленных доступов и пытающихся снести заморозку с центров управления антивирусной защиты. Денис, по мере возможностей, старательно пытаясь, чтобы его диверсию не вскрыли коллеги, блокировал атаки и пробовал запустить антифрод. — Усмехнулся, глядя на меня, отводящую взгляд, сцепляя челюсть. — И делал это красиво. Группа едва ли понимала, что происходит, коды у вас похожи действительно, с первого раза и не поймешь, ибо маскируется вирус грамотно и почти не оставляет следов. Ученик не превзошел своего учителя, но очень близко к этому. — Нет оттенка похвалы, констатация факта и отстраненность в интонациях, в которых все же были стертые проблески того, что набирало внутри него силу — раздражение. — Они блокировали систему, не понимая, что срыв ограбления делает не она. Из-за этого все криво и в спешке пошло. — Проблески все явственней, когда голос парадоксально спокойнее, — очевидно, Денис был немного против того, чтобы на тебя все повесили, а когда об этом заявил и его не послушали, запротестовал скрыто и умно… — и все же явственный укол опаляющего раздражения, от которого стиснула челюсть сильнее, с трудом подавляя порыв сжаться, ссутулиться и опустить голову. — Догадаться об этом и молчать… Женя! — сквозь зубы, отводя взгляд Медузы Горгоны от окаменевшей меня, неосмотрительно исподлобья посмотревшей на него, когда очень ясно в моем имени услышала то, как он на самом деле хотел меня назвать. И была полностью с этим солидарна. Как и со сквозящим тяжелым осуждением в украинской злой отповеди, заставившей меня снова опешить и снова исподлобья взглянуть на него, — от дурна холова. Одною сракою на два базара и мовчить! Чего балухи вылупив, иди речи собирай. Швидше!

— Я не понимаю… — пробормотала, подавляя неуместное, абсолютно неуместное желание прыснуть, когда внутри все сминало чувством вины в спирали с напряжением.

— Вещи иди собирай ховор… говорю. — Произнесла Медуза Горгона, вынимая вторую сигарету, откинувшись спиной о стену, прищурено глядя в стол, — поедем сейчас. К утру доберемся в соседний город, у меня там дела, заодно постараюсь дать своим команду на поиск. С Антоном и финпир хоть зацепка есть… — Прикурил, вновь потерев висок пальцами с сигаретой и протяжно выдыхая дым, прикрыл глаза. — Тут и так следы есть, здесь больше нельзя ничего делать, чтобы внимание не привлечь. Нужно локацию сменить… Иди, давай. — Я, сглотнув, сдержала облегченный вздох, поднялась со стула и повернулась, чтобы направиться по коридору к комнате.

Как оказалось, очень рано я почувствовала облегчение. Ибо в его титанически спокойном «пострывай», интуитивно ощущалось, что ничего в нем не спокойно. Парадоксально чувствовался внутренний взрыв, волной которого мгновенно снесло мои мысли и ощущения. Просто рефлекторно замерла и обернулась. Костя с непонятным выражением в глазах смотрел в стол. Медленно поднял взгляд на меня и от того, что было в его взгляде, от мощи ярости в плавленом золоте, я полностью оцепенела.

— Дана. — Произнес очень четко, почти по буквам. — Ты сказала, вскользь, — снова по буквам с тяжелым осуждением в абсолютно спокойном голосе, — что она проверила в городе места. В городе, да? Значит, есть еще и не город.

— Есть несколько адресов за границей… — запнулась и невольно отступила, потому что то, что вспыхнуло в глазах Анохина, оно физически давило. Пугало. Очень.