Оргазм — это высшая степень удовольствия. Что со мной происходило там, у этой чертовой двери, охарактеризовать очень трудно. Нет, не разнесло, не разбило на миллиарды кусочков и прочее подобное.

Я просто внезапно перестала существовать. Меня просто не было, когда импульсы закоротили мозг настолько, что он внезапно отключился. Я совершенно не осознавала, что закричала, что сползла по дверному полотну, потому что судорога. Она не свела мышцы опорной ноги, она свела все тело, подыхающее от разрыва, от непереносимого наслаждения вспарывающего одновременно все и сразу. Душу, разум, тело, что в его удерживающих руках, в его губах, прикасающихся к виску, когда с моих губ кроме его имени ничего… когда во мне, кроме его имени, неистовым смерчем разносящим безжалостные мощнейшие удары тока сразу и везде, больше ничего не было.

Эта остаточная, совершенно неконтролируемая судорога, как только сознание начало проясняться… она сжимала мышцы почти до боли и каждый раз разные. Сжимала от остаточных импульсов не удовольствия, вовсе нет, от бескрайнего медленно сходящего наслаждения, которое пил поцелуем Костя. Очень осторожным, поверхностным, сразу отстраняясь, когда ощущал, что спазмом перехватывает так, что не могу вдохнуть. Удерживая в руках, оглаживая лицо, улыбаясь и отстраняясь, когда все вроде на спаде, но лишь бы не дискомфорт…

И я, глядя в его глаза, ощущая, как он стирает подушечками пальцев слезы, чувствовала, что такое любовь. Не та, героическая, из книг, а когда смотришь в глаза и не понимаешь, как жил без этого. Когда больно, но одновременно так, что понимаешь — не нужно мир менять, нужно самому просто остаться прежним, чтобы не происходило с этим миром… Не нужно ждать любви, просто нужно любить, вот так, не требуя взаимности и сходя с ума, когда она есть. Просто нужно быть.

Душ, дым сигарет поочередно. Он лежал на спине, я снова, почти уже привычно, на его груди.

— М, Кость. — Хитро улыбнулась и, отклонившись назад, вынула из прикроватной тумбочки небольшую продолговатую упаковку. — С др. — Деловито положив ему на грудь. — Вчера бы еще поздравила, но Кот поздно оповестил.

— О, спасибо, — усмехнулся он, извлекая футляр очками. Примерил у зеркала и мы оба остались довольны, но он, посмотрев на бра и пару раз приподняв и опустив очки, снял их и прищурено посмотрев на буквы бренда внутри дужки, оглядел элегантную титановую оправу, присел на край кровати. Заглянув в упаковку и вынув сертификат, сжал его в пальцах с непонятным выражением на лице, не глядя на меня, спросил, — оригинал?

— Ну, да… — несколько растерялась от такой реакции и торопливо заверила, — Кость, я налом платила, карты не засвечены мои.

Анохин удивленно так на меня посмотрел, потом на очки, потом опять на меня. Ясно. Я снова вообще не о том подумала.

То, что у нас кэша нет, но он его постоянно находит и спускает едва ли не семьдесят процентов на меня, это нормально. То, что Стас ему Кадиллак подогнал, это тоже нормально, в этом нет ничего такого, а то, что я очки ему купила на свои деньги и не за сто рублей, это удивительно, и, видимо, так не надо было делать. Может, еще нужно было попросить у него деньги ему же на подарок?! Да что там в голове этой, блять…

— Анохин, это подарок, даже не думай сейчас хуйню какую-нибудь сморозить. — Приподнимаясь на локтях и помрачнев, предупредила я, даже не собираясь юлить и хитровыебанно на нужные частоты его настраивать, ибо задел за личное, — иначе я их сломаю и в задницу тебе засуну, если ты меня сейчас обидишь.

Он с полминуты на меня смотрел молча с нехарактеризуемым выражением в глазах. Мотнул головой, прокашлялся и аккуратно убрал очки в футляр, с деланным бурчанием сказав:

— А вот хрен тебе, это мой подарочек, не смей его трогать, — резко подтянул меня на себя и мягко коснулся губ, до перехвата дыхания стиснув в руках. — Так, мне по ходу, проставиться надо.

* * *

В связи с поздним часом все близлежащие магазины были закрыты, а то, что предлагал отель, Константина Юрьевича кардинально не устраивало. Потому, дотоле уныло курив в окно, я внезапно приободрилась, когда остановились у заведения, в которое Константин Юрьевич намеривался отправиться в одиночку, чтобы раздобыть стратегический запас.

— Это стрипбар? — уточнила я, воодушевленно глядя на вывеску.

— Да. — Кивнул Костя, с сомнением осматривая небольшой прогал между машинами и явно прикидывая, как половчее загнать туда машину. — Так удобно сделано, посмотри, — подруливая и не обращая никакого внимая на консоль с разметками и советами, когда стал жопой втискиваться в прогал, указал рукой в сторону проспекта, — во-о-он там институт, а тут бар. Ночью отработала и сразу на пары. — Удовлетворенно кивнул сам себе, выравнивая танк там, где датчики, натыканные в изобилии по кругу автомобиля, недалече истерили, что Эскалейд не поместится, пока Константин Юрьевич, наплевав на их истеричные вопли в салоне, деловито парковал машину. — Удобно, однако.

— Пошли там посидим? — гоготнула, выкидывая сигарету и потягиваясь на сидении, с удовольствием глядя на двух фейсконтрольщиков у входа.

— Там голые тети танцуют. — Предупредил Костя, со значением посмотрев на меня.

— Тогда тем более пошли, сегодня я Андрей и я хочу в стрипушную. — Ухмыльнулась, глядя на усмехнувшегося Анохина.

Далее весьма скучно — вход беспрепятственно. Коридор, пояснение Кости подскочившей и подобострастно улыбающейся полуголой гейше-хостес, что мы хотим немного отдельно от общего зала, но будучи в курсе творящегося бесчинства. Ее быстрый сканирующий взгляд по нам, оценка шмоток, манер и перспектив прибыли для средненького заведения, подобострастное кивание и провод на второй этаж за столик, откуда открывался чудесный панорамный вид на местные Содом и Гаморру.

Пролистав меню с досадой заключила, что цены с учетом нашего «бедствующего» положения, прямо скажем, откровенно кусались. В основном потому, что Анохин, вытянув из пачки несколько купюр и уложив остальные в потолке номера, вовсе не рассчитывал, что мы заскочим в стрип и в нем останемся.

Пока я делала заказ, прикидывая, сколько у него с собой, ведь платить мне он не даст, Костя ушел в туалет. Вернулся, когда когда мне ставили средненький (зато бюджетный) стакан алкоголя и уточняли у него заказ.

Заказал себе коньяк и стейк, а мне бокал очень недешевого вина и рыбу на гриле.

— А платить как? — с сомнением спросила я, глядя вслед удалившейся развратного облика официантке. — Снова пойдешь стариков обкрадывать?

— Нет, тут контингент не того финансового диапазона, — оценивающим взглядом пробегаясь по залу, отозвался Анохин. — Пойдем посуду мыть. Пойдешь со мной? Ты не подумай, я сам, ты просто рядом постоишь, а то бытовуха наводит на меня скуку.

И ведь не шутит. Я, испытывающее глядя в его расслабленное лицо в ожидании смотрящее на меня, закатив глаза, покивала. Конечно, пойду. Как это, такое приключение и без меня? Если что, сгоняю в отель за баблом, но он так сексуален, когда в бытовухе… Хоть бы разрешили посуду помыть…

Тем временем на сцене творилось шоу и Анохин, слегка улыбнувшись мне уголком губ, кивнул в сторону оного. Предлагая оценить и ожидая вердикта. Его действительно заинтересовала моя инициатива и, видимо, понять хотелось… Да и ладно. Не жалко.

— Ну, красиво. — Задумчиво заключила я через пару выступлений. — Но вторая красивее была. — Покивала сама себе, думая о длинноволосой и длинноногой шатенке. И еще думая о том, что можно и на стрипденс записаться. Фигурой боженька не обидел, только грацией. Но ничего, медведи тоже на велосипеде катаются, чай я не совсем уж медведь, палку не перегну.

Перевела на него взгляд и невольно стушевалась. Он был совершенно расслаблен. На губах полуулыбка.

— Замечал, что не всякая женщина может другую назвать красивой искренне, и терялся в догадках почему. Сейчас понял. Только цельность и эстетика вкуса вот так просто признает чужую привлекательность. Это и есть красота, — отвел взгляд, прикрывая глаза, слегка качнув головой, а я ощутила немеющее покалывание потому что он не успел отвести взгляд до того, как я прочитала что там расцветало и перехватило мое дыхание так мучительно-вдохновляюще. Потому что так мужчина смотрит на желанную. — А когда она еще и с такими внешними данными… — улыбнулся и посмотрел уже не утаивая.

Потеря контроля из-за того, что там, в его глазах, почти черных в полумраке. Обжигающих. Хотел что-то сказать, но подошла официантка, и он молчал, а когда она удалилась, я подло выстрелила вопросом:

— Хочешь, я тебе приват закажу? Только с темненькой, она двигается грациознее.

Ох, как это глупо… как же глупо сидеть напротив такого мужика и ждать стандартных реакций. Он покупался на мои манипуляции, безусловно, но исключительно так, снисходительно, и когда ему по мужски необходимо. На откровенную провокацию вполне закономерно последовала провокация:

— А если я соглашусь?

Изнутри рвался горячий протест, чувство, не поддающееся рациональному объяснению — учинить перепалку, тут же гасящийся под осознанием, что не те методы и не с тем противником. Он тут танцует всех, это Константин Юрьевич, сейчас поведший уголком губ и намекающий, что на него где залезешь там и слезешь и наглеть можно исключительно изящно и только в строго отведенные часы. Угум. Тоже не с шелупонью с помойки сидишь, Константин Юрьевич, потому, расслабленно усмехнулась, прищурено глядя в улыбающиеся глаза, и:

— Так я для чего предложила-то? — Старательно удерживая расслабленность в голосе.

— Заказывай. — Кивнул он и глаза как-то очень неоднозначно замерцали.

Твою мать… по ходу, с Киром они похожи в некоторых взглядах… ну не может же быть все так идеально… Сейчас его слова и его ведение подбородком, предлагая оценить происходящее на сцене действительно выглядело не совсем однозначно. Как и согласие на приват. Каково это, смотреть как твоего мужика ублажаешь не ты?.. Не моя тема, однозначно не моя. А мы в стрипе, предложила идти я и он наблюдал за мной, оценивающей шоу… Бля-я-ять…

Подняла руку и официант подошла. Я только раскрыла рот, чтобы подписать себе приговор, убедившись, что нет, как бы больно и мучительно не было, мне нужно подтверждение. Я с таким никогда не смирюсь… я только открыла рот, как грянуло его:

— Еще вина девушке.

— И… — упрямо начала я, уже понимая, но из вредности попыталась снова, не глядя на него, которому кивнула официантка, а он вновь меня перебил:

— Мне виски.

— И…

— И все.

— Нет, еще…

— Ах да, девушке овощи на гриле.

— Нет, — возразила, упрямо глядя в откровенно смеющиеся глаза Анохина.

— Да. — Негромко, но твердо обрубил он. — Пить на голодный желудок не лучшая затея, с учетом того, что я хочу продолжить наш секс-марафон.

Прямо при официантке, немало опешившевшей и с паузой удалившейся. Когда я в упор смотрела на Константина Юрьевича, что закрыл глаза ладонью, как-то страдальчески простонав и убито качая головой. Напрягло еще сильнее и принесло удовольствия больше. Спустя мгновение он встал и пересел рядом, чтобы сдавить в руках меня и почти шепотом на ухо оповестить:

— Я категорический собственник, ужасно ревнив, строго моноаморичен, если ты еще не поняла, Андрюша, — прикусывая за ухо одеревеневшую меня. — И я люблю тебя.

Вот так, да. Вот именно так. Признание в любви в средненькой стрипушне и я счастлива до беспредела, как будто до того и не догадывалась. Не ощущала. Прямо только что поняла.

Помидор и дюбель. Трунь, блять.

Я только обхватила его плечи, собираясь сожрать эти полуулыбающиеся губы, как позади нас раздался неуверенный мужской голос:

— Извините, вы у меня телефон просили в туалете. — Я оглянулась, внимательно разглядывая молодого, всего такого на пафосе мужика, теряющего этот самый пафос, когда Анохин повел головой в профиль и выжидательно приподнял бровь, глядя в пол. По случайности явив собой капо ди капи, когда его прервали в важный момент… — Тут перезвонили, вас спрашивают.

— Да неужели… — тихо произнес он, довольно улыбнувшись и вставая из-за стола. Взял с сомнением протягиваемый ему телефон, пока я, мило улыбнувшись, извлекала лопатник из ветровки Анохина и отсчитывала купюры, чтобы поощрить мужественность мужика и сгладить неловкость ситуации.

Через несколько минут Константин Юрьевич с непроницаемым лицом отдал телефон мужественному дропу и жестом подозвав официантку, расплатился картой. Я молча смотрела на него, интуитивно чувствуя, что нужно подождать с вопросами. Глядя в его прищуренные глаза, потемневшие, глядящие вроде на сцену, но в одну точку, молчала, цедя вино. Посидели так недолго. Бросил взгляд на часы и потянув меня за собой на выход, кратко обозначив, что бега неожиданно закончены и нас ожидают.