Отстранилась, облизав ноющие, опухшие губы, часто дыша, поверхностно, с трудом сглатывая из-за болезненности разлившейся в горле, на котором еще и ощущалась сдавление и жжение, будто хватка еще не ослабла, чувствовался дискомфорт от ее силы, но все это растворялось от того, что пело в крови и вихрями отражалось в его глазах, когда закусив губы, смотрел на меня, качая головой, с трудом восстанавливая дыхание.

Подался вперед.

— Так, ну-ка не трогай, — хрипло возразила, уводя лицо от его улыбающихся губ. — У меня кожа начала портиться, — с кряхтеньем поднялась с гудящих, покрасневших колен и стала распределять массирующими движениями белковую маску по лицу, глядя на него, прикусившего губу, смазывая улыбку и приподнявшего бровь. Нравоучительным тоном оповестила, — это прекрасное косметическое средство, так что имей в виду, что я буду за ним периодически подваливать. Моей коже нужен постоянный уход ибо экология, возраст, все дела.

— У тебя будет идеальная кожа, а я, кажется, самый счастливый мужик на Земле, — ловко перехватил только было царственно уплывающую меня и попытался дернуть на себя, но я стоически сопротивлялась. — Давай тебе салон откроем? От доноров отбоя не будет.

— Да в том-то и дело, что предложение превысит спрос, я уже думала об этом. — Отрицательно покачала головой, возмущенно отпихивая его хваталки, так и норовящие меня вернуть на свои колени, — не все хотят быть с идеальной кожей и счастливыми мужиками. Странные люди, скажи же.

Анохин солидарно покивал и сменил тактику — перехватил под колено, удерживая второй рукой под ягодицу и рывком оторвав мою ногу от пола, спускаясь на кресле еще ниже, упер мое колено в спинку над своим плечом, помогая хватом за бедра удержать равновесие на одной опорной ноге, оставшейся на полу. И еще прежде чем я успела сообразить, подался вперед, касаясь горячим языком между ног.

— Кость… — имя сорвано сбившимся дыханием под пониманием, что всякая попытка сопротивления парализована. Оперлась о спинку кресла руками, чувствуя, как вот-вот подведет опорная нога, но отчаянно не желая сменить положение, потому что почувствовала язык. Внутри. Он, обхватив за бедра теснее, резко насадил на него глубже.

Удар колкого онемения из низа живота разрывом осознания происходящего, слабостью в мышцы и меня все-таки повело. Всхлип отчаяния из-за осознания, что сейчас все прервется, но удержал. Перехватил удобнее, опуская мою ногу с кресла по другую сторону от себя и, сжав меня, медленно опустил на себя, на эрекцию, горячо выдыхая в шею.

— Кость, без защиты… — сжимаясь на нем от яркости, от чувства распирания, почти отрубившего возможность соображать, а он языком по шее и надавил на ягодицы, призывая двигаться потерявшуюся меня.

Куснув за мочку уха, низкой хрипотцой обозначил: «я успею», снова нажал на бедра, втискивая в себя до упора, порвав ощущением пульсирующей горячей тяжести.

— Нет… — подалась было назад, пытаясь удержать рациональность.

— Прошу. — Поцелуем в яремную ямку, шепотом в кровь, обнимая за талию, чуть подаваясь снизу и снова туман в мыслях. Развеявшийся окружающим миром, прорывающегося настойчивыми звонками на его мобильный.

— Не сейчас, — глухо, с откровенным страданием выдала я, рывком вставая с него. Откинувшего голову назад и прикрывшего глаза. Что там в них было — не видела. Но не препятствовал. С трудом встала ровнее, опираясь бедром о край стола, сгоняя горячую тяжесть, растворившуюся в венах и чуть было полностью не накрывшую сознание.

Костя, на мгновение с силой прикусив губу, открыв глаза, взглянул на трезвонящий на краю стола телефон. Полностью в самообладании, ни на лице ни в глазах нет и тени того, о чем думал и что хотел сказать, только оттески сходящего возбуждения. Отклонил вызов, посмотрел на меня, мягко улыбнулся и, попросив принести сменное белье, направился в ванную, а то его уже ожидают внизу.

Осело внутри что-то такое. Вот если бы требовать стал или уговаривать, или выяснять, но нет. Все просто: отказала, он настаивать не станет. Вот это белесым налетом чего-то, напоминающего не то вину, не то стыд. Непонятное совершенно, но нехорошо так стянувшее в подсознании уже измученный ящик с помидорами.

Константин Юрьевич застегивая манжеты вышел из ванной через несколько минут. Вынув из лопатника карту, положил ее передо мной, сидящей в его кресле (уже оттертом от следов эротического преступления против обшивки) и потягивающей остывший кофе, с интересом читая какой-то бессвязный бред в его бумагах. Заявил, что через полтора часа мне будет подана карета с кучером и стражами, с которыми мне предстоит отправиться на закупку материально-технического оснащения для своего болида, но компанию мне в шопинге на этот раз он, увы, не сможет составить, но будет болеть за меня всей душой. И, подхватив бумаги, направился в коридор, предварительно чмокнув меня в темечко.

— А сколько можно потрат… — только начала задавать вопрос я, облокотившись плечом о стену, пока он деловито душился вкусными вонялками перед зеркалом.

— Безлимит, — обозначил он, кратко посмотрев в мое отражение и распахивая дверь, рядом с зеркалом, где была еще одна гардеробная, с башмаками и одеждой, предназначенной для ненастья на улицах.

— Это значи…

— Да, это значит безлимит, — невозмутимо подтвердил Костя, усаживаясь на пуфик и обувая красивые башмаки.

Я, с грустью глядя на него, подумала, что ну, да. Его умственные способности в двадцать восемь лет в сотку мультобачей оценили и что-то мне подсказывает, что дяденька с тех пор прокачался немного.

Почесала репку, размышляя, как бы аккуратно спросить мистера «я-за-все-плачу» о своем холодном кошельке, который у меня отобрал дядя-депутат в психушке, а потом так и не отдал. В этом моем кошельке куцие, конечно, по сравнению-то с «да, это значит безлимит», но все же родненькие почти два лимончика и мне без них грустно. Ощущение, что я нищебродина подавить все же не получилось, потому я в лоб спросила:

— Где мой холодный кошелек?

— Вечером вместе с документами привезут, — спокойно так отозвался Константин Юрич, подхватывая свои бумазейки с полки у двери. — Ты список накидай, что тебе еще из дома захватить. В обед позвонят, уточнят. — Повернулся к несколько опешевшей мне и улыбнулся, — всё, пошел мир на колени ставить. — Подался вперед, поцеловал в лоб и дежурно так, будто это давняя традиция, — люблю.

И ушел. Вот умеет же… Еще несколько секунд поглазев с любовью на дверь, пошла в душ, готовясь к одиночному походу по магазинам.

Ровно через полтора часа звонок на мой мобильный и представившийся кучер, оповестил, что карета подана и стража в боевой готовности.

Потом пара торговых центров. Считать затраты я перестала после того, как в багажник моей кареты не вместились пакеты, пришлось грузить машину сопровождения. И ни одного возмущения — телефон молчал. Реально, что ли, безлимит?..

В обед мне действительно набрали и осведомились, что бы я хотела взять из своей старой провинциальной дикости в новомодный столичный движ. Пережевывая чизбургер, задумчиво перечисляла междугородному извозчику милые сердцу материальные блага, нажитые непосильным крестьянским трудом. Едва не подавившись бургером под неожиданно нахлынувшую сучью мысль и в конце добавила-таки то, что мне по сути нахер не нужно, просто было интересно, как отреагирует Анохин. По дороге домой решила заехать в тюннинг-ателье для болидов, для частичной покраски комплектующих. Потом кучер отвез меня в местное элитное сельпо, где я купила ингредиенты для будущих харчей. Чтобы не зазнаться и не забывать свои крестьянские корни, решила взять генерацию ужина на себя. Готовить я умею. Не сказать, что прямо люблю, но умею. По настроению могу, в общем.

Когда возвратилась в квартиру и кучер со стражами затаскивали пакеты, я познакомилась с консьержем дома, строго наблюдающим за джентльменами в рабочей униформе, заканчивающими сборку дополнительной мебели — комода и банкетки в спальне, шкафчика и стеллажа для боевого женского арсенала в ванной. То чувство, когда кажется, что любить сильнее невозможно, но твой мужик открывает новые горизонты…

Костя вернулся когда на часах было около семи вечера и я уже все, что мне надо было, сделала. Получила свое шмотье, оперативно доставленное из другого города и теперь неприкаянно шаталась по квартире в обнимку с кадкой с раскидистой маминой пальмой, о состоянии которой она по телефону интересовалась чаще, чем мной. Никак не находила места, куда бы сей кустик удачно вписался. Ну, не тот интерьер, вообще не тот…

Анохин, разувающийся на пороге, отложив небольшой черный пакет на пуфик, задумчиво смотрел на меня, застывшую перед ним с расстроенным видом в обнимку с маминой сраной пальмой, кою сейчас трепетно прижимала к груди и большими оленьими глазами смотрела на щиплющего подбородок Константина Юрьевича.

— Это Виолетта, — обозначила я, деланно насупившись. — Она должна жить здесь, а то мама расстроится, если я ее брошу.

— Маму нельзя расстраивать, — серьезно кивнул Константин Юрьевич, забирая у меня Виолетту, до того бывшую Прохором. Направился в обеденную, где, распахнув дверь на широкую, утепленную и застекленную лоджию, водрузил пальму на плетенный стол. Отошел, отрицательно качнул головой и переставил ее в угол застекленной стены. И вот здесь она неожиданно вписалась. — Так пойдет? Окна в тонере, прямого ультрафиолета нет, плюс автоматическое кондиционирование, если станет жарко. Стандартное удержание температуры на двадцати пяти в любое время года.

— Думаю, да. — Неуверенно глядя на Виолетту решила я, подавляя то, что мне сейчас хотелось сделать и похер, что горло еще побаливает, а справа у ветви нижней челюсти отметина, замазанная тональником, потому что в реакции Константина Юрьевича я не была уверена, а вот то, что тогда было в его глазах, мне хотелось видеть. Желательно постоянно. Умильно улыбнувшись, перевела взгляд на Костю, оценивающе рассматривающего пальму и, подойдя к нему со спины, обняла, пристав на цыпочки и коснувшись губами шеи. — У тебя все нормально?

— Изумительно. — На краткий миг сжал мои руки сцепленные на его груди. — Там, на кухне, вроде бы, снедью пахло…

Ужин и пара глотков его любимого виски. Он взглядом почти неотрывно в экран ноута перед собой. Склонился было, чтобы подобрать мои ноги и водрузить их на бедро, но было еще рано. Лукаво улыбнулась, убирая корячки под свой стул, не поднимая взгляд на него от экрана своего телефона.

— Давай быстрее доедай, — деловито скомандовала я, отпивая чай, — у тебя показ мод еще впереди. Я тебе пару вещей прикупила.

— Если розовый свитер, Андрюш, то у кого-то будут печальные последствия под глазом… — со значением повел бровью Костя, набирая кому-то текстовое сообщение.

Пиджак, пара блейзеров, несколько рубашек и джемперов, все так, даже с джинсами и брюками угадала — сидели идеально, и все, как он предпочитает: сдержанная цветовая гамма, а в остальном… подлецу все к лицу, если кратко. Ну и вкус у меня действительно неплохой.

— Теперь ты давай показ мод веди. — Разваливаясь на кровати, взяв упор на локти, велел командор, невыразимо сексуальный в темно-синем приталенном блейзере на голый торс.

— Да там неинтересно… — отлипаясь от косяка двери покачала головой я, направляясь к коробкам на комоде. — Туфли вот взяла, не знаю, не совсем уверена…

Бессовестная ложь.

И мы оба это знали. И он, не отрывающий взгляда от моих ног в изящных черевичках, и я, снявшая сейчас носки и оправившая браслет на лодыжке, создавшем чудесный ансамбль с черевичками, в которые несколькими часами ранее влюбилась без памяти с первого взгляда и велела кучеру ехать в другой молл, потому что только в нем был филиал магазина, где был мой размер, который забронировала затерроризированная мной консультант, чтобы, не дай боже, эти черевички в другом молле никому не ушли, пока мы туда домчим.

И да, если Костю заводили стопы и щиколотки, то в сочетании с нормальной обувью он заводился сильнее, и мой расчет был прекрасен — он заметил. Заметил и миниатюрную подвеску в виде капли на браслете. Заметил педикюр. И заметил кольцо у основания среднего пальца левой стопы. Тонкое очень, змеевидное, в два оборота.

Я ощущала, как он сходит с ума.

И начал сходить сильнее, когда я, все такая незамечающая, сбросила туфли и, усевшись на пуф у зеркала, скрестила ноги, слегка покачивая стопой. С кольцом. И приложила полоску тонкой черной мягкой кожи к шее, убирая волосы и застегивая сзади чокер. Почти ошейник. Спереди небольшое и изящное кольцо, которое мягко обхватывали линии черной узкой кожи. Оправила и обернулась.

Он был преисполнен. Не бешенным желанием обладать, не сминающим неистовым возбуждением. Сексом. Стилем. Наслаждением.

— Тоже есть пара обновок. Сейчас похвалюсь. — Расслабленно улыбнулся мне, поднимаясь с кровати и, поправляя эрекцию, пошел на выход из спальни.