— Мать знала?

Саня кратко и сухо улыбнувшись, полукивнул с тенью прохладной иронии глядя в глаза отца.

— Пиздец, — едва слышно выдал Костолом качая головой и с неприязнью оглядывая побитое лицо сына. — И не отвела к психологу?

— Это не болезнь и не психологические проблемы, — Саня поморщился, пытаясь сесть удобнее. — То, что ты можешь любить человека это не проблема, отец, даже если этот человек одного с тобой пола. Проблема в неспособности любить, понимаешь? — Скепсис в зеленых глазах. У обоих. — А это… это не проблема.

— Это было два года назад, — ровно произнес Костя. — О сумме и методе ее сокрытия мы узнали именно благодаря проболтавшемуся сыну Демина. Сразу же после этого Саша прекратил все контакты с ними.

Очень сильно и весьма показательно резануло — он никогда не называл его Сашей. Никто из них. Они все называют друг друга не по принятым сокращениям имен. Только по полному имени, либо по свойски, либо креативно сокращая, или уменьшительно-ласкательно, но не так как Костолом, не обыденно. Они и Костю только Костей зовут, когда почти все называют его Рикой. А он против кличек. И ни у одного из них нет погремухи. Он не дает.

«…но имена прогремели. Уже не просто как сыновья Костолома, а как братья Костомаровы».

И не позволяет дать клички.

Мои похолодевшие губы так и пыталась растянуть неуместная злая улыбка, когда посмотрела на Костолома, без интереса мазнувшего взглядом по Анохину и уставившегося на своего младшего сына.

— Ты тоже голубизной отливаешь? — Костолом, когда тот отрицательно качнул головой, удовлетворенно кивнул, — хорошо. Хоть это радует. Ты про него знал? — впился взглядом в лицо младшего сына, пристально оглядывающего лицо брата, не отвечая и не реагируя. Костолом усмехнулся, качая головой и безошибочно заключил, — знал. И не сказал ему, что это ненормально? — Дождался, когда Аркаша переведет взгляд на него и приподнял бровь, удивленно глядя на сына. — Ты не сказал своему брату, что это не нормально, Аркадий? Чувства его патологические побоялся задеть? Слабак.

Костолом долго молчал, постукивая пальцами руки с разбитыми костяшками по столешнице рядом с ополовиненным бокалом с виски. Молчал долго, в глазах переливы чего-то, не обещающего ничего хорошего никому, и внезапно твердый приказ:

— Чернов, оружие. — Не глядя выставил руку, чтобы Чернов, застывший за его плечом, мгновение спустя извлекший из кобуры на боку под свободным пиджаком пистолет, подал его рукоятью в крепкие пальцы Костолома, прищурено глядящего на Костю перед собой и повелительно скомандовавшего, — замолкни. С тряпкой в сыновьях я еще могу смириться, если докажет, что не совсем тряпка, — пистолет по столу придвинут к Аркаше. — С предателем, к тому же еще и пидором, я смириться не могу. Чья девочка? — и внезапно взгляд мне в глаза. Пронзительный, прошивающий, с отчетливыми бликами безумия. Я с трудом подавила порыв сделать шаг назад и почти сразу Кир тихо вздохнул. Тотчас взгляд Костомарова на него. В зеленых глазах легкое удивление, а в интонациях сухой и тихий шелест уважения, — аппетиты возросли, Мазур? Как ты с таким гаремом справляешься-то? Ах да, Чалая же у нас перешла и теперь только по семейным праздникам появляется, а главное — стабильность, верно? — Кирилл слегка ухмыльнулся и кивнул, вызвав одобрительную улыбку Костолома, через секунду уже совсем без улыбки оценивающе посмотревшего на Аркашу. — Давай, Аркадий, нам вот это пятно на репутации в виде предателя и пидора ни к чему.

Аркаша смотрел на Костю. Едва заметно кивнувшего и очень спокойно произнесшего:

— Ты уверен, что ты этого хочешь, Жень?

— Почему ты мне в глаза никогда не смотришь, дорогой мой человек? — улыбнулся Костолом весьма добродушно, вглядываясь в лицо все так же не смотрящего на него Анохина.

Внезапно тихо хмыкнувшего и произнесшего:

— Потому что жалеть начну.

— И что же в глазах моих? — Костолом искренне изумленно приподнял брови.

— За тоннами фальши, — рассыпающийся дробящимися эхо голос Анохина, — я вижу тонны боли, Жень. — Резко повернул голову к Аркаше и выдал императивно, повелительно, без права на возражение и обдумывание, безапелляционный приказ, — стреляй.

Приказ, сжавший палец кронпринца на курке.

Шах и мат.

Ибо в момент грянувшего выстрела:

— Нет! — безумный, отчаянный, просто нечеловеческий страх в рявканье Костолома, вскакивающего с кресла.

И ужас, непередаваемый ужас, исказивший лицо отца за доли секунды до понимания, что усмехнувшийся младший выстрелил в пол у ног недрогнувшего старшего, спокойно глядящего в глаза брата. Они, все вчетвером, поняли, что произошло за миллиардную долю секунды. За прозвучавший выстрел.

— Он бисексуален. — Глядя брату в глаза, негромко произнес Аркаша.

— Саня, нет! — внезапно рявкнула Ли в секунду, когда Саня абсолютно по-звериному полуулыбнулся и начал движение подбородком вниз, не моргая глядя в глаза усмехнувшегося брата. Таша почти одновременно с Лизой дернули меня за руку и плечо с такой силой, что я не устояла на ногах и упала на колени, а они рухнули сверху, стиснув в руках и прижимая к полу, одновременно с тем как перед нами вставал Зеля и Кир, звучно леденяще рявкнувший:

— Костя!

Костя тотчас вставал с кресла и разворачивался к Аркаше, уже переведшего пистолет на отца и с могильным холодом прошептавшего «а пидор это ты».

Выстрел вновь грянул. На этот раз не в пол, в потолок, потому что вставший перед Аркашей Костя успел перехватил его руку и увести вверх.

И почти одновременно с ним прозвучал еще один выстрел. Костя скрипнул зубами и прикрыл глаза, задержав дыхание, пока Костолом врезал в столешницу лицом выстрелившего Чернова. Целившегося в Аркашу, но попавшего в Анохина, вставшего так, чтобы Аркаша был полностью за его спиной.

— Нет… — мертво с моих губ, не отпуская взглядом Костю, неслышно протяжно выдыхающего и резким толчком отталкивающего Аркашу к Киру, стремительно шагнувшего вперед и стиснувшего кронпринца в руках.

— В плечо… — срывающийся шепот Таши на ухо и она теснее сжала меня в руках. — Касательно… Женя, касательное в плечо. Нельзя сейчас, Женя. Нельзя.

С трудом кивнула, глядя, как стремительно намокает кровью белая ткань его рукава в верхней трети.

Ли расслабила руки и приподнялась. С трудом. Подав руку мне, встающей так же с трудом. Костолом, сжавший хрустнувшую в пальцах шею дернувшегося Чернова, поднял взгляд на Аркашу, стиснутого в руках Кира и так же неотрывно глядящего на него. Полным ненависти взглядом.

— Пистолет убрал? — спросил Костя, поворачивая голову в профиль.

— Да. — Отозвался Костолом, почти пинком отшвыривая Чернова. Тот врезался в покачнувшийся шкаф и с глухим стоном сполз по нему, зажимая ладонями разбитое лицо, а Костолом, многообещающе глядя на него, спросил у Кости, — младший цел?

Костя кивнул и, развернувшись, вновь сел в кресло. Одновременно с усаживающимся на свое место Костомаровым, швырнувшим пистолет в ящик стола.

— Навылет? — спросил Костолом, наливая виски в свой бокал доверху и двигая его по столу к Анохину.

— Царапина. — Спокойный голос Кости, встряхнувшего рукой и алая капель сорвалась с пальцев на пол. Он почти залпом выпил весь поданный Костоломом алкоголь и зажал плечо.

Костолом взглянул на Саню, склонившего голову и неотрывно глядящего на Чернова, что почти в той же позе что и он, сидел у шкафа. Почти в той же позе, только сжатый, дышащий часто, не видящий звериного изумрудного пламени в глазах Сани, глядящего на него, медленно и плавно склоняя голову — безмолвный, но явно звучащий приговор. Который не видел Костя, поморщившись, сильнее сжал рукой ранение, но видел отец, с секундной задержкой отведший взгляд.

— Аркадий, — произнес Костолом, откидываясь в кресле и пристально глядя на сына, все это время не отпускающего его взглядом, — ты совсем сбрендил? Может тебя в психушку сдать, сынок?

— Если ты в соседней палате будешь лежать, — улыбнулся Аркаша глядя на отца как на последнюю мразь. И улыбаясь так же, как последней мрази. Гнили. Да.

— Костолом. — Тихий голос Сани, улыбнувшегося идентично, как и Аркаша, когда отец посмотрел на него. — Ты действительно думаешь, что я и мой брат верим в то, что наша мама сбежала с любовником? И за восемь месяцев не нашла способа связаться с нами? — сплюнул в сторону кровь, утирая разбитые губы тыльной стороной ладони. Глядя на отца еще тише произнес, — скажи, где ты ее похоронил. Мы сами не смогли найти.

— А нет могилы, Саш, — ровно отозвался Костолом, поведя бровью.

— С-с-сука… — хрипло, как-то страшно рассмеялся Саня, стискивая ладонью глаза, сорвано выдыхая сквозь улыбающиеся, дрогнувшие губы.

— Знать не знаю, где она. — Костолом перевел взгляд на качающего головой Аркашу. Улыбающегося. Не дышащего. Вообще. Едва слышно из-за севшего напрочь голоса и отсутствия воздуха в легких прошептавшего:

— Какая река хотя бы, гниль?

— Я же сказал, мне неизвестно. — Отрицательно качнул головой Костолом, вглядываясь в глаза сына. — Мне ничего о ней неизвестно.

— Кир, — спокойный голос Кости.

— Уже, — произнес тот, действительно уже разворачивая Аркашу к себе, одной рукой сжав намертво его дернувшуюся кисть с пистолетом, пальцами второй стиснув подбородок и рывком поворачивая его лицо от отца к себе. Глаза в глаза и я почувствовала, как у меня сердце замерло.

Вот что означает высшая форма эмпатии. Перцептивное восприятие. Полное молниеносное сращение.

И это было одно из жутчайших зрелищ в моей жизни.

Когда с Кира в мгновение ока слетели его блоки и зелено-голубые глаза со скоростью света насыщались чужой и одновременно своей собственной невыносимой ненавистью, запредельной яростью, нечеловеческой злостью, с сокрушительной мощью торнадо сминающие сейчас разум Аркаши, который не моргая смотрел в глаза, полные хаоса. Идентичные отражения своих.

Когда абсолютно синхронно, полностью зеркально повели подбородками и одновременно прозвучал очень краткий скрип их зубов.

Длинные, мертвенно бледные пальцы на подбородке Аркаши свело судорогой, потому что Кирилл брал под контроль. Их обоих. Одновременно. Подавлял, удерживал, приводил в чувство.

Вел к нему.

Кир с трудом разжал челюсть и сбито, глухо:

— Посмотри на кровь. Сейчас же. — Аркаша, шумно сглотнув, отводил лицо, но не взгляд. С титаническим трудом оторвал взгляд от его глаз. Дымка безумия резко рассеялась при виде алой капели срывающейся на пол с руки Кости. И окончательное подавление глядя на брата, удерживающего его взгляд напряжением. Тихий, ровный и успокаивающе, усмиряюще прохладный голос Кира, попросившего, — отдай мне волыну. — Пальцы Кирилла накрыли пальцы Аркаши, судорожно сжимающие рукоять, и едва-едва слышное Кира, — отдай, родной.

Аркаша судорожно выдохнул, разжимая хват на оружии, закрывая глаза дрожащими ресницами, и, снова сглотнув, посмотрел уже трезво и разумно. На брата. К которому решительно направился. Чтобы поднять.

— Девочка Мазура, значит. — Словно бы оставив это без всякого внимания, произнес Костолом, снова прошибая меня взглядом. Перевел взгляд на Костю и тихо хохотнул, — какой ты щедрый. Такой сексуальной девиации у тебя не ожидал.

Но тот смотрел как встают двойняшки. Со второй попытки у них получилось и Аркаша, ведя брата прочь, замер, когда его кисть тронули окровавленные пальцы Кости, тихим наставлением произнесшего:

— Не пополняй стан живых, которых мучают мертвые. — Отстранил пальцы и Аркаша, на мгновение с силой прикусив губу, снова направился на выход, под негромкое Костино, — верно, Жень? — Склонил голову, вглядываясь в лицо Костолома. — Отпусти людей, на сегодня крови достаточно. — Костолом усмехнулся и Анохин вернул ему усмешку в голосе, — Тиса бы не одобрил, — улыбка только начала трогать уголки губ Костолома, когда Костя спокойно и твердо обозначил, — нас обоих. Кардинально не одобрил и очень жестко отреагировал бы. Давай по старой традиции в этих случаях — наливай. Нам есть что обсудить и давно пора было это сделать.

«… Тису хлопнули и Костомар окончательно превратился в Костолома…»

«… Костолому, тоже нелегко переживающему убийство Тисы…»

И Костолом впервые отвел взгляд. На мгновение. Потом твердо приказал:

— Вышли. Все, кроме основных. Чернов, ты далеко не убегай, нам с тобой тоже есть что обсудить.

Остались Костя, Кир и Зеля. Я, Таша, Ли и кронпринцы прочь по коридору в гробовом молчании. Гробовом…

* * *

Аркаша за рулем автомобиля брата, я рядом с ним. Саня, откинув голову на заднем сидении, сидел между Ташей и Ли.

— Ой, иди давай сюда, — Таша потянула его на себя, упирая ноги в мое кресло и создавая коленями небольшой наклон, укладывая на него окровавленную голову Сани. Прикрывая на мгновение глаза, но я успела увидеть и отвернулась, ощущая, как резонирует внутри вот то, что было в ее глазах.