— Таш, меня тошнит. — Слабо сопротивлялся Саня, но она настойчивее потянула его на свое бедро, чтобы придать голове возвышенное положение, а Ли, деловито вцепившись в его колени, перекинула их за свои, облегчая ему полулежачее положение, одновременно препятствуя любой его попытке усесться.

— Давай вот так, на бок. — Мягко повернула его голову Таша, пока я вскрывала упаковку влажных салфеток, подданных Аркашей из водительской двери, чтобы извлечь несколько и отдать Таше, начавшей стирать кровь с его лица.

— Сейчас станет легче, Сань. — Приоткрывая окно со своей стороны, сказала Лиза, — Ташка три года назад на ступенях поскользнулась, тыквой стекло в межкомнатной двери разбила еще и вмятину оставила. Причем не в тыкве. — Слабая попытка шутки, почти у всех нервозные улыбки. — В таком положении действительно легче, ты, главное, надолго глаза не закрывай.

Квартира Аркаши располагалась в жилом комплексе, находящегося неподалеку от дома Мазуров. Они вместе все…

Поднялись на четырнадцатый и Аркаша недолго провозился с дверью, не сразу разобрав в связке ключей брата ключ от своей квартиры.

Переступил порог и включил свет, озаривший широкий просторный коридор квартиры, оформленной в эко-минимализме. Отделка деревом, камнем, в теплой тональности. Плавность и лаконичность форм мебели, живые зеленые панели. Просто и со вкусом.

— Мариш. — Закрывая за всеми дверь, позвал Аркаша, глядя в конец коридора.

— Потише, только Лерку уложила. — Выходя из дальней двери произнесла тонкая высокая девушка с длинными темными волосами. Замерла у проема и, изумленно глядя на Саню, произнесла, — Сань… что?..

— Чихнул. — Фыркнул Саня одновременно с Аркашиным «башней улей сбил».

Она вздохнула и направилась к нам, разувающимся на пороге. Может быть, моего возраста, в простом домашнем платье. Длинные каштановые волосы перехвачены в высокий хвост. Лицо миловидное, очень приятное. Миндалевидные глаза теплого орехового оттенка пристально скользили по лицу Сани. Мельком взглянула на пришедших и, увидев меня, представилась:

— Маришка… Марина… Э-э… все зовут Маришка.

— Женя, — кивнула слабо улыбнувшись, и она снова посмотрела на Саню. Остановилась рядом с ним, привалившимся плечом к стене и устало прикрывшим глаза.

— Господи, да когда уже у него руки отсохнут… — пробормотала она, чуть хмуро разглядывая следы побоев и неожиданно вполне профессионально поверхностно касаясь пальцами его лица. — Бровь точно надо зашивать, а так переломов вроде бы нет. Пошлите в гостиную тире операционную.

— Операционная бригада готовится, — хмыкнула Ли проходя дальше по коридору и безошибочно открывая дверь в ванную комнату.

— Я за льдом, — произнесла Таня, так же безошибочно направляясь на кухню.

Быстрые приготовления в небольшой, уютной гостиной, где я, от помощи которой вежливо отказались, привалилась плечом к арочному проходу, наблюдала за явно не впервые идущим движем.

— Если б я был султан, — негромко пропел Саня, усаживаясь на полу по турецки и полубоком опираясь об угловой диван.

— Я сейчас ошибусь и вместо брови рот тебе зашью, — шикнула на него Маришка под тихий смех Таши, присевшей на подлокотник позади него и спиртовой салфеткой оттирающей оставшуюся кровь с его лица; и Ли, извлекающей из аптечки всякие медицинские причиндалы, пока Маришка, сидя на диване рядом с Саней, заряжала иглу нитью.

Я оглянулась, заметив движение. Аркаша. Коснувшийся ручки двери, ведущей в комнату из которой выходила Маришка, когда мы только пришли. Коснулся и замер, глядя на свои пальцы. На засохшую на коже кровь Кости.

Отступил от двери. Сделал шаг спиной назад и, развернувшись, направился в ванную. Глядя, как латают Саню, я прислушивалась к звукам в ванной. Шума воды не было довольно долго, потом все-таки зажурчала, и вскоре вышел он сам. Снова к той же комнате и лицо его заметно смягчилось, когда он переступал порог тонущей в темноте комнаты.

Я, ощущая холод в пальцах, плотнее скрестила на груди руки, слушая перебросы шуточками, милое возмущение Маришки, угрожающей зашить уже все его отверстия, если болтливый пациент не прекратит мешать ходу операции. Но Саня продолжал балаболить и шутить, вынуждая смеяться меня, Ташу, Ли и изощряться в угрозах Маришку, с трудом сохраняющую строгий вид, чем подстёгивала кронпринца сильнее. Разумеется, никому эта тишина не была нужна. Все, что угодно, только не она и мысли в этой тишине, у каждого разные, но примерно об одном и том же…

— Пойдем, — тронул меня за локоть Аркаша, — хирург и операционные сестры не впервые в деле. Впервые в вечерних платьях, а так не впервые.

Пошла за ним, в просторную светлую кухню. Аркаша предложил кофе, я отказалась, устало опускаясь на стул и подбирая под себя ноги. Он сел рядом, задумчиво глядя в стену напротив. Посидели в безмолвии относительно недолго и он прервал его. Видимо, ему из всех присутствующих, было хуже всего…

— Вот так и живем, — невесело усмехнулся Аркаша. — Отец до сих пор не знает, что у него внучка есть. И не узнает. У него какое-то извращенное понятие семьи, я буду нервничать. Блять, в больнице лежишь, а жена ко мне прийти не может, пиздец, нахуй… — задавленный смрад ненависти, отведение взгляда.

Я протяжно выдохнула и, оглянувшись на бар в углу, пошла к нему. Коньяк. Они оба, и Саня и Аркаша, пьют коньяк. Взяла початую бутылку, пару бокалов с подсвеченной стойки и, сев рядом с ним, плеснула алкоголь в бокалы, вновь подбирая под себя ноги. Не стала возражать, когда он поднялся и пошел включить обогрев пола.

— Маришка врач? — не придумав ничего умнее, тихо спросила, когда он вновь сел рядом.

Аркаша улыбнулся уголком губ и, тихо стукнув бокалом о мой, в два глотка осушил. Кратко выдохнул, плеснул себе еще и отодвинул, удерживая бокал на столе, слегка его накренив и играя мерным плеском жидкости в стекле.

— Маришка поступила в мед и подрабатывала в больнице ночами, — спустя длительную паузу очень тихо начал он, — пять лет назад у Костолома случился первый психзаход. Мама меня в больницу отвезла. Пока мне репозицию костей делали, мама и Саня разговаривали с приехавшими Костей и Киром. Когда я выписался из больницы у меня была семья. Брат, мама, два отца и будущая жена, это единственное в жизни, за что я спасибо могу сказать Костолому. За те две недели в больнице. — Невеселая улыбка, бокал накренился сильнее и с негромким стуком поставлен на стол. Аркаша откинулся на спинку, прикрывая глаза. — Нашей с Маришкой дочери месяц назад исполнился год. Мама так и не увидела первые шаги внучки.

В его голосе почти нет эмоций, он спокоен и ровен. Как и сам Аркаша, вновь открывший глаза и, немного склонив голову, посмотревший на свой бокал. А за грудиной дерет. От этой отрешенности, от понимания, что нужно пережить, чтобы суметь говорить об этом отрешенно. Да и пережить ли?… Там, в том кабинете, когда Кир перехватил его… нет, это не пережито. Задавлено, но не пережито. И его еще более ровные последующие слова тому подтверждение:

— Когда я разбился, Костолом в больнице, прежде чем ударить моего брата, не ответившего ему на вопрос, почему я без водителя, сказал, что я вожу хуево. — Улыбка поганая. Не потому что мерзкая, потому что ему было погано. Бокал поднесен к губам, но снова отставлен. — А у Кира, сидящего на корточках в метре от машины, пальцы тряслись, пока он курил и смотрел, как меня из тачки вырезали. Я знаю его больше десяти лет, последние пять видимся фактически ежедневно и многое бывало…но я впервые видел, что он курит. Зеля увел его из палаты, когда приехал Костолом. У Кира снова начало потряхивать руки, как только тот порог переступил.

Пальцы тряслись и у Кости в джете. Как и у меня трясется все внутри сейчас. На мгновение с силой сдавила ладонью глаза, пытаясь унять душащие слезы и тоже залпом выпила алкоголь.

Я знаю, почему на кухню никто не заходил. Вернее, предполагаю. Я видела, как плакала Таша, когда Ахмад Муратович разговаривал с Костей, видела, что было в ее глазах, когда она укладывала кронпринца к себе на колени в машине. Я видела помертвевшую Лизу, когда она смотрела на кровь Кира и тогда, в больнице это ее страшная от внутренней боли улыбка, когда она заняла кронпринцев, прежде чем мы ушли. И посмотрела на них у порога.

А Маришка… «когда у него руки отсохнут»… «операционная бригада не впервые в деле»…

Это страшно — узреть, насколько человека могут ненавидеть. И ощущать тоже самое…

Тост без слов, тихий звон стекла, глотки алкоголя и почему успокоительная тишина. Еще немного времени и тихий стук во входную дверь. Шелест быстрых шагов Маришки, щелчок замка и ее:

— Здравствуйте, дядь Кость.

— Привет, Маришка. Куда крестницу мою спрятала? — улыбка в его мягком голосе.

— Спит она.

— Вот сурок, как не приеду, все время дрыхнет. Тогда держи, — шуршание пакетов, — как проснется, нарядишь и пришлешь мне фото и видеоотчет. Как сессию сдала?

— Спасибо, — в ее голосе тоже улыбка, снова шуршание пакетов, — так только будет же сессия. Сдам.

— Без троек?

— Без.

— Молодец какая, на красный все же идешь?

— Пытаюсь. Вы голодны?

— Нет, но от кофе не отказался бы. Где пострадавший?

— Да в гостиной. Над ним девочки кружат, он пользуется вовсю. Султаном мечтает стать.

— Видать, сотряс. — Фыркнул Костя и Маришка тихо рассмеялась.

— Папа приехал, — невесело усмехнулся Аркаша, прикрывая глаза, но я успела заметить

Он действительно им как отец. Приехал к нему домой, поднялся беспрепятственно, без звонков охраны комплекса, консьержа, без звонка в домофон, это о многом говорит. Крестнице одежду взял и я даже не удивлюсь, что размер верный. Спрашивает как дела у жены Аркаши, зная, где как учится. И она соответствующе на него реагирует, обращается на вы и с уважением. Костолом, сука, ну это же так просто все…

Неразличимые реплики в гостиной, негромкий смех и он направился на кухню. Успел переодеться. На руке, под тканью джемпера угадывается повязка. Взгляд на меня, отрицательно поведшей подбородком — все в порядке; и едва заметный склон головой в сторону кронпринца, не поднимающего на него взгляда — а вот здесь внутри ад, Кость, пожалуйста, помоги ему…

Костя сел напротив Аркаши. Притянул к себе его бокал, молча допил. Аркаша был слегка бледен, со второй попытки поднял взгляд и, посмотрев ему в глаза, произнес:

— Если ты меня… отстранишь, я пойму. Я с этим согласен.

Костя долго смотрел в лицо Аркаши. Вздохнул, прикрыв глаза на мгновение, и встал с кресла. Чтобы обойти стол и кратким скупым движением развернуть к себе стул с Аркашей.

И присесть перед ним на корточки.

Положив предплечье правой руки на его колено, а второе сжав пальцами. Долгая полная тишина, когда просто взгляд глаза в глаза и Аркаша едва слышно произнес то, что согнало ватную слабость в теле и сказало, что нужно очень тихо удалиться:

— У Костолома начиналось так же. Потеря самоконтроля и никаких мыслей о последствиях.

— Ты здоров. — Такой же очень тихий голос, но твердость в нем непоколебимая. Так же как в пальцах сжавших его колено, во взгляде светло-карих глаз. — В том кабинете не один ты его убить хотел, несмотря на последствия.

Я уже достигла порога, но глаз зацепил, как Костя поднимается с корточек, потянув за локоть на себя Аркашу. Прижимая его к себе, пока тот опускал голову, пряча влагу с ресниц в темной ткани на плече Кости.

Глава 12

Вернулись домой далеко за полночь.

Стакан скотча и никотин на двоих в молчании. Душ, смена его набрякшей кровью повязки почти в молчании. Он не хотел сейчас разговаривать, я не хотела его трогать. Ментально.

Постель и ночная тишина.

Кратко поцеловала в плечо, он в ответ притянул к себе под бок, лежа на животе. Его телефон на полу, в беззвучном режиме. Яркость экрана снижена до максимума, чтобы почти бесперебойно входящие оповещения, которые он читал, не мешали уснуть мне. Где-то через час все пошло на убыль, почти до полной тишины. Костя не спал. Перевернулся на спину и лишь изредка просматривал телефон, когда экран слабо загорался. Еще час и абсолютный информационный покой, но он не спал все равно.

На часах было шесть утра и меня все-таки накрыла пелена полузабытья, когда он неслышно и аккуратно поднялся, стараясь не потревожить. Несколько минут я ждала, но он не вернулся. Сон сняло как рукой. Накинув халат, вышла из спальни.

Костя сидел в кухне, пил кофе. Взгляд неотрывно в экраны ноутов перед собой. Бумаги, изредка поправки на полях таким похожим почерком, снова взгляд в экраны и пальцы по тачпадам. Телефон на краю стола и молчит. Не поднимая на меня взгляда, кивнул — все в порядке, не спится, занят работой. Просьба не беспокоить невербально, но ощутимо в воздухе.