Но ни офицер, ни солдаты не обращали никакого внимания на Филиппа Абинье. Они ехали по своим делам и им не было никакого дела до банды Реньяра, которая могла в любой момент напасть на дом Абинье.

— Господин офицер! Господин офицер! — закричал Филипп, пытаясь схватить лошадь под уздцы.

— Ну, что тебе? — офицер придержал лошадь, которая стригла ушами и нервно стучала копытом о землю.

— Господин офицер, — просящим голосом воскликнул Филипп, — в нашем доме останавливался даже судья Молербо. Ему очень понравилось. Мы вас радушно встретим, хорошо угостим. Остановитесь хотя бы на несколько часов, хотя бы до вечера.

— Нет, парень, — бросил офицер, — у нас есть приказ, мы на службе, а к вечеру мы должны быть далеко отсюда. Так что останавливаться и задерживаться в пути мы не можем. Вперед! — прикрикнул офицер на своих солдат и резко дернул поводья.

Отряд перешел на рысь и вскоре скрылся за ближайшим холмом.

— Дьявол! — воскликнул Филипп, продолжая стоять посреди дороги.

Он не обращал внимания на мелкий моросящий дождь, на завывания ветра, он не обращал внимания на ссадины на руках и лице.Он чувствовал себя беспомощным против Виктора Реньяра и егоголоворезов. Но ему ничего не оставалось делать, как принять бой, ведь он ответственен за Констанцию, за мать, за Лилиан. Филипппонял, что он отдаст не задумываясь свою жизнь за этих дорогих емулюдей, ведь в его жилах все же текла горячая кровь Абинье, и в роду Абинье никогда не было предателей и трусов.

Филипп Абинье вернулся на крыльцо своего полуразрушенного дома.

Констанция посмотрела сначала на своего возлюбленного, потом на Лилиан, а потом на Этель. Она сняла с шеи свой дорогой медальон, зажала его в кулаке, подошла к Этель и сказала ей, разжав пальцы:

— Это все, что у меня есть. Марсель говорил, что он очень дорогой, что за этот медальон можно купить новый дом и много земли. Это все, что у меня есть, и я отдаю это вам, — она протянула руку к Этель.

Женщина встрепенулась и посмотрела прямо в глаза Констанции.

— Наверное, он очень дорогой и его стоит продать, — повторила девушка.

— Нет, никогда, никогда мы этого не сделаем. У меня появилась другая мысль, — Этель прижала к груди Констанцию, — а тебе спасибо, дочка, ты сделала все, что было в твоих силах, и ты абсолютно не виновата в том, что все сложилось именно так. Констанция заплакала.

Виктор Реньяр был вне себя от ярости. Он напоминал бешеного пса, которому удалось сорваться с цепи. Он носился по своему дому, изрыгая проклятья направо и налево. Он пинал своих людей, плевал им в лица.

— Вы жалкие трусы, жалкие мерзавцы, вы не умеете драться, вы трусливые свиньи!

Он побежал наверх и вернулся с большим кожаным кошельком. Он даже не стал его развязывать, а разрезал кинжалом и высыпал на стол кучу монет.

— Вот золото, надо собрать еще две дюжины людей, к тому же у меня еще есть золото. Две дюжины, а может быть, три. Мы уничтожим всех, но в первую очередь, мы уничтожим Филиппа Абинье и весь их проклятый род! Мы вырежем их как баранов! Мы перестреляем их!

Сын Виктора Анри прятался на втором этаже. Иногда он подходил к двери, открывал ее и слушал, что творится внизу.А к дому подтягивались люди. Это было самое настоящее отребье, отъявленные мерзавцы, участники многих грабежей, пьяницы и насильники. Их замутненные вином глаза сверкали, когда они видели россыпь монет на столе.

— Всем хватит золота! — кричал Виктор Реньяр. — Я дам каждому столько, сколько он хочет. А тому, кто убьет Филиппа Абинье я не пожалею ничего! Я отдам все, отдам своего коня, не пожалею ничего!

Постепенно во дворе дома Реньяров становилось все больше и больше бандитов. Они как вороны, почуявшие падаль, слетались со всей округи. Это были страшные люди — безбожные грабители на больших дорогах, конокрады, дезертиры, убежавшие из королевской армии, обнищавшие, спившиеся дворяне. Но здесь все эти люди были равны между собой, они все были бандитами, безжалостными и жестокими.

— Вина! Вина! — кричал Виктор Реньяр, и из подвала выкатывались бочки старого вина. — Оружие! Порох! Пули! — и сразу же, боясь сказать хоть слово против господина, со склада выносили ружья, пистолеты, клинки, бочки с порохом и мешки с пулями.В доме все пришло в движение.

— Скорее! Скорее собирайтесь! — ревел Виктор Реньяр, не находя себе места. — Скоро двинемся, все должны приготовиться. У кого нет оружия, берите мое, у кого нет лошадей, берите в моей конюшие. Мы должны уничтожить, стереть с лица земли ненавистных Абинье.

Анри был запуган. Он забился в комнате Гильома Реньяра, задвинул дверь на засов и сидел в дедовском кресле, вздрагивая отдушивших его слез.

Наконец, все бандиты были в сборе.Виктор Реньяр вскочил в седло и выхватив клинок, взмахнул им над головой.

— За мной! Вперед! Никому пощады, никому! Режьте и вешайте, стреляйте и бейте, душите, кусайте! Ни один из рода Абинье не должен остаться в живых, ни один!

Бандиты, как стая голодных волков осенней ночью, мчались за своим вожаком. А тот, не жалея, стегал коня, торопя бандитов, приближая момент развязки страшной трагедии.

Бандиты въехали на холм, и Виктор Реньяр, натянув поводья, задержал своего коня.

— Вот тот дом, внизу, его надо сжечь! Они там, в доме, я знаю, — и всадники с гиканьем, как черная волна, покатились с холма к дому.

Когда бандиты поравнялись с оградой, они тут же умерили свой пыл, ведь еще слишком яркими были воспоминания о страшной ночи, когда Абинье смогли перестрелять много их друзей.

И только Виктор Реньяр, даже не задержав своего коня, влетел во двор и бросился к дому, выстрелив в дверь. Та заскрипела и открылась, как бы приглашая Виктора войти во внутрь. Предводитель бандитов спрыгнул с коня и с кинжалом в одной руке и с пистолетом в другой, влетел в дом.

— Дьявол! — заревел он, когда понял, что в доме никого нет. — Где? Где они? — кричал Виктор, тряся то одного, то другого приспешника. — Я спрашиваю у тебя, где они? — рычал он в лицо рыжебородому конокраду.

— Наверное, убежали, — немного испуганно высказал трезвую догадку бандит.

— Догнать! Растерзать! Убить! — взревел Виктор Реньяр, стреляя в потолок.

Но куда могли направиться беглецы, бандитам было неизвестно, да и дороги вели в четыре стороны, так что Абинье могли выбрать любую.

Виктор Реньяр сел на землю, отбросил в сторону кинжал и пистолет, а потом крепко обхватил голову своими мощными руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону.

— Я найду, найду, найду тебя, Филипп, и выпущу твои кишки! Я обязательно найду тебя, где бы ты ни был, даже если спрячешься в аду! Я вытащу тебя оттуда и зарежу! Даже если ты окажешься за морем, все равно, знай, что я ищу тебя, что я жажду твоей крови! И тебя, Констанция, я убью! Обязательно! Я прикончу тебя как изменницу, как человека, опозорившего род Реньяров! Всех, всех уничтожу!

Глаза Виктора Реньяра наливались кровью, он выкрикивал самые бранные слова, какие только мог вспомнить, он проклинал своих врагов и тот день, когда они родились на свет.А еще Виктор проклинал себя и своих братьев, которые покинули его в самый тяжелый момент.

— Отец! Отец, — закричал Виктор Реньяр, — почему Жак с Клодом не сдохли, едва родившись на свет? Ведь тогда они меня не смогли бы предать, ведь тогда я одержал бы победу, и Филипп был бы мертв, а Констанция-Констанция принадлежала бы мне и только мне.

Но, как говорится, словом делу не поможешь и сколько ни кричал Виктор Реньяр, сколько ни посылал проклятий и как грозно ни вскидывал свой мощный кулак, грозя невидимому богу, все его старания были тщетными.

А Филипп Абинье, Констанция, Этель и Лилиан были в это время довольно далеко от своего родового гнезда, разоренного и обесчещенного бандитами. Они двигались по высокому обрывистому берегу океана, смотрели на далекие силуэты кораблей, изредка появляющиеся в безбрежной голубизне, и молчали. Их угнетали тяжелые мысли, страшные воспоминания о ночи, проведенной в осажденном доме, а еще больше — неизвестность, ожидающая их впереди.

— Куда мы едем, мама? — поравнявшись с Этель, спросил Филипп.

— Сынок, я еще не знаю, но вспомни, Марсель говорил, что он где-то на побережье видел дом с таким же гербом, как на медальоне Констанции. Вот нам и надо отыскать этот дом.

— А зачем, мама?

— Как это зачем, может быть, что-нибудь выяснится.

Лилиан была грустна. Она ехала, понурив голову, глядя на пожухлую траву, на туманные холмы. Даже вид океана, который простирался до самого горизонта, не веселил девушку и она не проявляла ни малейшего интереса к его красоте.

Констанция подъехала к Лилиан.

— Не грусти, — сказала она, тронув Лилиан за плечо.

— Я очень любила Марселя, — вдруг призналась Лилиан.

— Да, он был очень хороший человек, — согласилась Констанция.

— Нет, я не о том, Констанция, я любила его как женщина.

— Как женщина? — изумилась девушка.

— Да, как ты любишь моего брата.

— А он? — спросила Констанция.

— Марсель, наверное, даже об этом и не знал. Ведь он был моим дядей, он был намного старше меня.

— Ну и что, Лилиан, вы бы все равно могли пожениться и быть счастливыми.

— Ты думаешь, Констанция?

— Конечно, а почему нет, это неважно, что вы родственники, главное, чтобы любили друг друга.

И вдруг сказав это, произнеся такие простые слова, Констанция осеклась. Она только сейчас поняла, что говорит о Марселе Бланше как о живом человеке.

Лилиан повернула голову и посмотрела на Констанцию.

— Ничего, дорогая, у меня тоже так, я не могу поверить в то, что он мертв, что он лежит в могиле у старого дерева. Мне кажется, что стоит повернуть голову, и я увижу его, услышу его смех, какую-нибудь шутку… Так что не переживай, Констанция, мы еще просто не привыкли к тому, что его нет среди нас.

Четверо всадников ехали по берегу океана. Они не знали, что их ждет впереди, но они знали, что назад дороги уже нет.

А Виктор Реньяр наконец-то нашел выход для своего бешенства. Он вспомнил, как однажды на него криво посмотрел сосед, и его лицо налилось кровью.

— За мной ! По коням! — закричал Виктор Реньяр, вскакивая в седло.

Его бандиты, занятые грабежом дома Абинье, насторожились. Им явно не хотелось куда — либо уезжать, не закончив грабеж. Но увидев лицо своего предводителя, увидев шальной блеск в его глазах, они поняли, что лучше покориться, и не возражать Виктору Реньяру.

Они перекинули через седла мешки и сумки, затолкали в карманы награбленное и двинулись за своим вожаком. Рыжебородый конокрад, обрадованный богатой добычей, догнал Виктора Реньяра и спросил:

— А куда мы сейчас?

— Сейчас будет большое развлечение, мы должны дотла сжечь дом моего соседа. Мы заберем весь скот и все зерно, ведь этот мерзавец живет на земле моих предков. Он, конечно же, говорит, что имеет какие-то грамоты на владение этими землями, но я-то знаю, что эти земли всегда принадлежали моему роду. И сейчас пришел час расплаты.

Через час всадники окружили поместье Лекрузье.Естественно, те не ожидали нападения и были застигнуты врасплох. Сразу же послышались выстрелы, запылали хозяйственные постройки. А Виктор Реньяр самолично пустил пулю в лоб хозяину. Жена и дочь были изнасилованы, бандиты зарубили слуг и занялись грабежом. Единственный, кому удалось вырваться со двора и броситься наутек, был молодой конюх.

Виктор заметил парня и, вскочив в седло, с тремя своими бандитами погнался за ним. Парень карабкался на холм, в кровь сбивая руки и ноги, царапаясь о колючий кустарник. А бандиты с гиканьем летели следом. Они стегали парня плетями.

Парень уже почти обессилел, он был весь в крови, он вообще уже ничего не понимал, что происходит. И только инстинкт самосохранения гнал его вперед.

— Ату его! Ату! — кричал Виктор Реньяр, пришпоривая коня.

Кое-как парень вскарабкался на вершину холма. Всадники отнего отстали, и Виктор выхватил пистолет, понимая, что сейчасбеглец может уйти. Он прицелился и выстрелил. Пуля попала в бедро. Парень качнулся, упал на одно колено, а потом, не удержав равновесие, покатился вниз по откосу. Он подскакивал на камнях, переворачивался через голову, падал, вновь пытался встать на ноги, но простреленное бедро не давало ему это сделать.

А Виктор Реньяр и трое его приспешников стояли на вершине холма и гоготали, гладя на бесплодные усилия молодого конюха.

— Кончай его! — сказал Виктор рыжебородому конокраду.

Тот поднял ружье, приложил приклад, старательно прицелился и нажал на курок. Но ружье дало осечку.

— Черт, кремень кончился! — сказал бандит, заглядывая в механизм.

— Ах, мерзавец, ты боишься запачкать себя кровью!

— Нет-нет, Виктор, я не боюсь, дай пистолет. Виктор отдал рыжебородому свой пистолет и тот, взяв его обеими руками, выстрелил почти не целясь.