Нил Роуз - Контора

– Ну ни фига себе! – сказала Ханна.

Я резко приподнялся и обнаружил, что она стоит в дверях – глаза широко раскрыты, в одной руке – пара газет, в другой – бутылка молока. Элли рванулась из-под меня, и, потеряв равновесие, я упал на бок.

– Это не то, что ты думаешь, – начал я, и Ханна фыркнула.

– Это именно то, что ты думаешь, – возразила Элли извиняющимся тоном, запахивая купальный халат. А ведь я чуть было не познакомился совсем близко с этим прелестным телом. Черт побери! Ничего не поделаешь, придется набраться терпения.

– Я просто кое-что уронил ей на халат, – выпалил я первое, что пришло в голову.

Элли обдала меня презрением, как в былые времена.

– Например, свою руку?

Я ответил ей сердитым взглядом, а она печально покачала головой: за эти пять минут произошло такое! – а я сейчас успел ее разочаровать!

– Я… я… и не предполагала, – заикаясь, произнесла Ханна. – Я думала, раз вы вечно пререкаетесь, и вообще… Я просто полагала…

– Что ты можешь спокойно оставить нас одних в квартире, а когда вернешься домой, то мы не будем кататься по полу полураздетыми?

Ханна кивнула. Порой Элли выражала свои мысли с прямотой, не свойственной юристам.

Последовала пауза. Мы с Ханной пытались справиться с неловкостью. Затем стало ясно, что Элли не собирается развивать эту тему, и мы с Ханной с облегчением вздохнули. Я сменил тему:

– С каких это пор ты читаешь «Дейли мейл»?

– Что-что?

Я указал на газету в руке у Ханны.

– Ты что, превращаешься в свою маму? – И я рассмеялся неестественно громким смехом.

– Это Элли попросила ее купить.

Я повернулся к Элли, изобразив ужас.

– Только не говори, что это ты превращаешься в свою мать. Мне только этого не хватало.

На этот раз молчание затянулось, и мы с Элли наконец поднялись с пола.

И тут мне показалось, что Ханна смотрит на меня как-то по-новому, и во взгляде ее читается уважение. Она смотрела на меня как на мужчину, а не как на друга – впервые с тех пор, как несколько лет тому назад мы боролись с ней на заднем сиденье автомобиля. Причем как на мужчину, способного соблазнить особу, которая всего полчаса тому назад предпочла бы, чтобы у нее на груди топтался скорпион, танцуя детский танец «хоки-коки», нежели чтобы я дотронулся до ее соска рукой.

Элли стремительно удалилась из гостиной одеваться. Чтобы не нарываться, я не предложил ей свою помощь. Оглянувшись, она одарила меня такой улыбкой, что мурашки побежали у меня по спине, закончив свой бег где-то в паху. Я поплелся за Ханной на кухню. Она начала мыть посуду, старательно делая вид, будто ничего не произошло и она не застукала своего лучшего друга у себя в гостиной на полу, когда он уже собирался заняться сексом с ее же коллегой.

Немного понаблюдав, как она гремит посудой в мойке, я попытался втянуть ее в разговор. Мы с Ханной всегда были способны понять друг друга, и сейчас меня беспокоило, что именно она думает. За эти восемь лет был один момент, когда я пожалел, что наши отношения не имели продолжения после тех объятий на заднем сиденье такси. Интересно, испытывала ли она сожаления но этому поводу?

– Это не мое дело, Чарли. Тут не о чем говорить.

– Значит, ты не имеешь ничего против?

Ханна приостановила яростную атаку на мисочку для овсянки и повернулась ко мне лицом. Она пристально взглянула на меня, выражение ее лица смягчилось и она театрально вздохнула.

– Вообще-то у меня есть один вопрос.

– Спрашивай что угодно, – ответил я. Однако я не был бы юристом, если бы не добавил: – В разумных пределах.

Ханна ухмыльнулась:

– Как тебе мой новый ковер? Не слишком жесткий, а?

– Высший класс, – заверил я, почувствовав облегчение от того, что она так спокойно ко всему отнеслась. – И, кажется, нигде не прожжен. Можешь кататься по нему сколько душе угодно и с кем угодно.

– О, это было бы замечательно, мой друг.

Атмосфера заметно разрядилась. Ханна определенно решила, что способна справиться с ситуацией.

– Прямо как в книгах, да? – заметила она.

– Ты в точности повторила мои слова.

– А я-то думала, ты вечно носишь траур по мне. – И Ханна бросила на меня игривый взгляд.

– Хотя было бы весьма заманчиво заполучить единственную женщину в мире, способную устоять передо мной, я решил, что пора заняться кем-нибудь еще.

– Значит, ты обратил взор к Элли за неимением лучшего.

– Конечно, – ответил я. – Кто же может сравниться с моей Ханной?

Ханна перевела взгляд на дверь, находившуюся у меня за спиной.

– Да, Элли, лучше знать заранее, истинное положение дел, – лучезарно улыбнулась она.

В дверях стояла Элли в измятом костюме, в котором была на работе накануне. Скрестив руки на груди, она усмехнулась Ханне.

– Еще не поздно, Ханна. Если он тебе нужен, мы можем договориться о компенсации. Но учти, я торгуюсь до последнего.

– Я как раз купила себе «Кит-кэт». Этого хватит?

Элли сморщила лоб.

– Две или четыре палочки?

– Четыре.

– Хватило бы и двух. Ведь речь идет всего-навсего о Чарли.

– Да, теперь я вижу, что ты торгуешься до последнего.

Они обе посмотрели на меня с нежностью. Я сардонически улыбнулся.

– Дамы, уж если изъясняться кондитерскими терминами, то я батончик «Марс». Большой, вкусный и полностью удовлетворяющий голод.

Ханна застонала.

– Забирай его себе на здоровье! Я никогда больше не смогу даже смотреть на «Марс»!

– Скорее уж «Милки вэй», – сказала Элли. – Маленький, дешевый и не приносящий никакого удовлетворения.

– Хочешь пари? – спросил я, впившись в нее плотоядным взглядом.

– Меня сейчас стошнит! – воскликнула Ханна, выталкивая меня из кухни и ведя к входной двери. – Если вы двое хотите непременно продолжать в том же духе, делайте это не в моем присутствии.

– И пожалуйста, перестань корчить такие рожи, – добавила Элли.

– Все, уматывайте, – сказала Ханна, в нетерпении открывая дверь. – А уж мы, одиночки, останемся, чтобы сокрушаться о своей пустой жизни. Тем более теперь, когда, как мне кажется, мы с Чарли вряд ли пойдем сегодня вечером в кино.

– Спасибо тебе за все, Ханна, – искренне произнесла Элли и поцеловала ее.

– И спасибо тебе за ковер, – поблагодарил я, и обе как следует меня стукнули.

Выйдя на улицу, мы с Элли медленно побрели к станции метро.

– Итак, что мы будем сейчас делать? – осведомился я.

Элли остановилась и уселась на ограду, тянувшуюся вдоль многоквартирного дома.

– Мне просто не верится, что это наконец-то произошло.

Я уселся рядом, не решаясь обнять ее за плечи.

– Мне тоже.

В отношениях с женщинами я всегда брал инициативу в свои руки, но тут впервые растерялся. Я боялся сделать неверный шаг. С этой женщиной все было иначе.

Элли указала в сторону метро.

– Что мы будем делать, когда дойдем до метро? Мне нужно ехать на юг, а тебе – на север.

– Пожалуй, ты могла бы заехать ко мне, и мы бы занялись крутым сексом. Я знаю по опыту, что обычно все начинается с этого, – пошутил я, в душе отчаянно надеясь, что она согласится.

Элли так на меня взглянула, что я понял: она серьезно размышляет над моим предложением. И затаил дыхание.

– Это слишком уж быстро, – сказала она.

Я испытал разочарование.

– О'кей. Так что же ты предлагаешь?

– Давай пойдем каждый к себе домой, успокоимся, а вечером снова встретимся.

– Честно говоря, я вряд ли смогу так легко успокоиться.

– Я тоже, – призналась Элли, и впервые за все время нашего знакомства у нее сделался смущенный вид. Я никогда раньше не замечал, какие у нее потрясающе ресницы. – Итак, мы встретимся сегодня вечером, – продолжила она.

– Я знаю один славный итальянский ресторан, – начал я неохотно. Мне хотелось, чтобы у нас все было необычно. Не как в убогом любовном романе.

– А потом мы займемся крутым сексом. – Элли решительно поднялась и направилась к станции метро.

Меня охватило волнение, и я бросился ее догонять.

– Это будет до или после обеда? – спросил я. Элли замерла на месте и повернулась ко мне.

– Ты перестанешь задавать мне свои дурацкие вопросы? Почему бы тебе в кои-то веки не принять решение самому?

Притянув Элли к себе, я поцеловал ее в губы. Ее глаза оказались совсем близко, и в них были нежность и ликование. Руки ее зарылись в мои волосы. Я ощутил гордость: мне казалось, что все на нас смотрят. И хотелось, чтобы весь мир знал: я, Чарли Фортьюн, наконец-то добился женщины своей мечты.

В тот единственный раз, когда мой папа набрался храбрости, чтобы поговорить со мной о женщинах, а не о том, что в английских футбольных командах не хватает хороших левых защитников, как вырастить платаны за домом, и с какого момента у Чарли Чаплина в фильмах что-то пошло не так, – он дал мне совет, столь ценный и личный, что я желал бы иметь сына только ради того, чтобы передать ему этот совет.

Был перерыв между таймами в матче, который транслировали по ящику, и я что-то плел о свидании, назначенном у меня на тот вечер, – старался успокоить отца на тот счет, что его ребенок делает все от него зависящее, чтобы наш род не угас.

– Сын, – перебил меня папа. – Есть одна-единственная вещь, которую тебе нужно знать о женщинах.

Вот это да! Наконец-то я получу отеческий совет, которого жду вот уже семнадцать лет? Уж если кто и знает про это дело, так именно мой отец: ведь благодаря накопленной мудрости он смог меня зачать и, в некотором смысле, вырастить.

Он нервно оглянулся, дабы убедиться, что поблизости нет мамы, – ведь сейчас он передаст мне бесценные сведения, а разговор-то чисто мужской – затем наклонился ко мне. Облизнув пересохшие губы, папа взглянул на экран телевизора, желая убедиться, что комментаторы заняты анализом первого тайма и им нет никакого дела до интимного разговора отца и сына.

– Мой мальчик, – вымолвил он наконец, когда я уже просто сгорал от нетерпения, – вначале всегда снимай носки.

Папа откинулся на спинку стула, весьма довольный, что не подкачал. Я склонил голову набок, недоумевая, и он снова наклонился ко мне. Слава богу, это еще не все!

– Конечно, после того, как снимешь туфли. А иначе будет трудновато снять носки, – хихикнул он. – Если только ты не Гарри Гудини[22] по части носков. – Отец поерзал в кресле и хмыкнул от удовольствия, когда снова началась игра.

Сначала я пришел в ярость от того, что отец дал мне такой дурацкий совет – глупее этого я слышал лишь во время школьного теста на определение профориентации, когда, основываясь на том, что я пунктуален, с уважением отношусь к правилам, люблю свежий воздух и не лишен мстительности, был сделан вывод, что из меня получится идеальный инспектор дорожного движения.[23] Но в конце концов я понял, какую неоценимую услугу оказал мне отец. Сколько раз, раздеваясь с одной из своих дам наперегонки, я слышал вдруг голос отца. И перед моим мысленным взором возникала картинка: она окидывает меня оценивающим взглядом, чтобы в последний раз убедиться в правильности своего выбора, и видит меня в полном блеске… и в хлопчатобумажных носках из магазина «Маркс и Спенсер»,[24] с аккуратными разноцветными треугольничками сбоку. Да, как-то не сексуально. Типичное не то. Спасибо тебе, папа!

Но теперь, когда Элли нетерпеливо дергала мой брючный ремень, у меня возникли проблемы. Я неуклюже скакал на левой ноге, пытаясь снять носок с правой. С третьей попытки я ухватился за него, но мне никак не удавалось стянуть этот чертов носок. И почему это в фильмах героям не приходится сталкиваться с подобными проблемами?

Элли, которая как раз собиралась расстегнуть мне молнию на брюках, вдруг замерла.

– Какого черта ты там делаешь? – прошипела она.

Я пробурчал, что у меня зачесалась ступня, и, воспользовавшись перерывом в военных действиях, наконец-то сдернул проклятые носки. Потом скинул тенниску и стоял теперь с голой грудью. Элли внимательно меня оглядела и, вероятно, удовлетворенная увиденным, продолжила работу по освобождению меня из брюк. Я вдруг увидел эту сцену как бы со стороны: Элли, стоя на коленях передо мной, частично обнаженным, занимается моим брючным поясом. И я почувствовал головокружение от того, что фантазия и реальность наконец-то слились воедино.

Я так долго грезил наяву об этой минуте, что это стало просто наваждением. А сейчас все пошло не по плану.

Фантазия:

Наконец-то соединившись, влюбленные не могут вынести и мысли о расставании.

Реальность:

Элли нужно было так много сделать дома, что мы расстались в метро – правда, неохотно, – договорившись встретиться вечером в ресторане рядом с ее домом. Несколько раз по пути к метро она останавливалась как вкопанная, в глубокой задумчивости, как будто сомневалась, правильно ли поступает. И хотя она не взяла свои слова обратно, со знаками любви было туго. Элли все время повторяла с мрачным видом, что наши матери очень обрадуются, узнав последние новости.