Послышался приглушенный крик.

– Я не верю! – произнес голос Ники. – Черт побери, меня ухитрились обмануть в течение получаса.

– О господи! – Это была дама с блокнотом, который сейчас вместе с карандашом со стуком упал на пол. – Это именно тот, которого я хотела.

Ханна отстранилась и улыбнулась мне.

– Слишком поздно.

ГЛАВА 33

Никогда не составляло особого труда провести жутковатые параллели между работой в «Баббингтон Боттс» и заключением в тюрьму. Правда, в тюрьме вас хотя бы выпускают на час на прогулку и вообще пытаются сделать полезным членом общества.

Сейчас я с ужасом понял, что уроки, полученные в «Баббингтоне», благодаря которым я не давал коллегам себя употребить, весьма пригодились бы в каталажке, где от них была бы практическая польза.

Но если бы каких-нибудь двенадцать часов назад мне сказали, что меня будут одолевать подобные мысли, я бы рассмеялся этому человеку в лицо, как злодей, у которого имеется в запасе исключительно хитроумный план.

Предыдущие несколько недель я провел в состоянии эйфории. Ничто не смогло бы вытеснить воспоминание о том, как мы возвратились с вечера знакомств. О том, как моя свободная комната стала свободной, и о ночи такой нежной страсти, что стоит мне об этом подумать, меня начинает бить дрожь.

Взволнованные происшедшим, мы возвращались домой в такси. «Дежа вю, – прошептал я, вспомнив, как несколько лет назад мы обнимались на заднем сиденье такси. – Ты уверена?» И слова были те же, но на этот раз моя улыбка не была напряженной.

И Ханна, которая тогда отстранилась с обеспокоенным видом и в конце концов передумала (в тот вечер я получил хороший урок: никогда не давайте им времени на то, чтобы взвесить все «за» и «против»), сейчас обвила руками мою шею и притянула меня к себе. «У меня было достаточно времени на размышления», – сказала она.

Пройдя через гостиную, как в классической сцене из фильма – то есть на каждом шагу срывая друг с друга одежду, – мы наконец в нижнем белье оказались возле моей постели. И тут, гораздо позже, чем мог бы предсказать беспристрастный наблюдатель, меня вдруг охватила паника.

– Черт побери! Следует ли нам это делать?

Ханна поднесла палец к щеке и немного подумала.

– Да, следует, – решительно произнесла она и, упав на кровать, поманила меня к себе.

Но я начал расхаживать между кроватью и дверью.

– Ханна, у меня только что закончилось с Элли, а тут еще полно вопросов, с которыми надо разобраться. И ты сейчас лежишь в очень неподходящем месте, и… и что-то я заговорил, как персонаж мыльной оперы. Господи, да что со мной такое?

Ханна засмеялась своим чудесным смехом, и сердце мое растаяло.

– Я уверена в том, что делаю, Чарли. Но если ты можешь пожалеть об этом утром, тогда, наверно, нам не стоит этого делать. – Однако по тону ее было ясно, что это никудышный аргумент, и она не сдвинулась с места.

– Обычно со мной не бывает так трудно, – пояснил я и, подойдя к кровати, встал на колени перед Ханной.

Она положила мне руку на бедро, ожидая зеленого света для дальнейших действий.

– Итак, ты пожалеешь об этом после?

– Думаю, я пожалею об этом утром, – ответил я с притворной грустью, и Ханна замерла. – Если мы не сделаем это сейчас же.

Поначалу все было как-то странно: хотя у меня и не было такого чувства, словно я вижу свою родную сестру раздетой, но не было и непринужденности нормальной первой ночи. Я знал ее близко как друг, а никакой друг не станет лезть руками туда, куда лез я. Ханна была не так смущена и твердо взяла дело в свои руки.

– О, черт побери, – вдруг сказала она. Я взглянул вниз, на свой пах.

– Честно говоря, это не та реакция, на которую я рассчитывал.

Она посмотрела на меня в волнении.

– Ну, ты знаешь, это как у тех, кто водил только автомобили с автоматическим управлением и не знает, за какие приборы хвататься.

– Да-а-а-а.

Признание далось ей нелегко.

– Ты знаешь, весь этот еврейский вопрос не так уж важен для меня, но так уж получилось, что до сих пор я спала только с еврейскими ребятами. Тут дело в совести. Моя мама категорически против секса до брака, и мне всегда казалось, что, если я буду им заниматься с евреями, тогда не так уж страшно. Но, гм-м, в результате я не совсем уверена, как обращаться с… гм-м… в общем, это касается обрезания. Я имею в виду, что нужно делать с крайней плотью?

Улыбнувшись, я прочитал Ханне краткий курс для начинающих под восклицания «о-о!», «а-а!», «понятно» и «меня всегда это интересовало». Она начала экспериментировать под мои собственные восклицания «ой!», «ах!» и «не так сильно». И наконец я сказал: «Вот это уже на что-то похоже».

Мы не спешили, зная, что никогда больше это не будет так пронзительно, и чувствуя, что наши отношения созрели для этого шага. Я уже собрался скрепить сделку – о господи, и что это ко мне прицепились юридические термины! – но вдруг заколебался.

– Последний шанс передумать, – сказал я, глядя сверху вниз на Ханну. – Подумай о твоей маме.

– Для нас обоих нет пути назад, – улыбнулась она и притянула меня к себе.

* * *

Все рождественские праздники прошли как в тумане – так опьянен я был Ханной. Плотина прорвалась, и нас затопило – столько всего хлынуло, что мы засиживались поздно ночью и просто разговаривали. А потом шли в постель и без конца предавались любви. Ханна и Чарли – кто бы мог подумать? Пожалуй, даже к лучшему, что ее уволили. Элли оказала мне услугу. В этом была своя горькая ирония.

У меня кружилась голова от скорости, с которой развивались события. Но я испытывал спокойную уверенность, что Ханна никогда не поступила бы так, как Элли – она совсем другая. Мы чудесно встретили Новый год дома – у нас была вкусная еда, хорошая выпивка и восхитительный секс. А больше нам ничего было не нужно.

Конечно, я не был бы мужчиной, если бы не занялся на досуге сравнением двух своих возлюбленных. Но я понял, что это бессмысленно. Элли была моей первой любовью, и что бы она ни сделала, крошечный уголок моего сердца навсегда принадлежал ей. А рядом с Ханной я ощущал покой и полноту жизни.

В то время как я предавался приятным размышлениям, будучи весьма доволен собой, Элли весьма эффективно занималась делом. Шла вторая неделя января. Она пришла в офис в семь тридцать и уже успела закончить отчет по какому-то недавнему решению суда и распространить его по всему отделу, когда появился я. Мне хотелось сказаться больным и провести весь день в созерцании Ханны, но она настояла на том, чтобы я пошел на работу и показал всем, каким потрясающим компаньоном я мог бы стать. «Я не хочу, чтобы еще и твоя карьера была загублена», – сказала она.

Я тщетно пытался работать над множеством мелких вопросов (все время отрываясь на телефонные разговоры с Ханной, такие сентиментальные, что она сказала: «Ты всегда сможешь заработать тем, что будешь писать поздравительные открытки, если вдруг уйдешь из „Баббингтона"»), когда позвонила Искорка. Придя вчера вечером домой, Биллы обнаружили, что им в окно бросили кирпич. По ее словам, они по-настоящему напугались. Пора решать, не пришло ли им время сдаться. Огорчившись из-за Биллов, я согласился встретиться с Искоркой возле офиса во время ланча, поскольку на два часа у меня было назначено заседание.

– Пожалуйста, надень что-нибудь нормальное, – взмолился я.

Я вышел из офиса одновременно с Макферсоном, и нам пришлось вести обрывочную беседу, испытывая некоторую неловкость. И тут его брови взлетели вверх: он увидел Искорку, одетую с ног до головы в поливинилхлорид, которая кричала и махала мне рукой с противоположной стороны улицы.

– Это, м-м, моя сестра, – поспешно пояснил я. – У нее аллергия на натуральные ткани.

Быстро распрощавшись с Йаном, я бросился к Искорке.

– Я же сказал – надень что-нибудь нормальное.

– Для моего последнего клиента из адвокатов это было нормально, – отрезала она.

Поймав взгляд Йана, устремленный на нас, я потащил Искорку прочь.

– Там дальше есть паршивая закусочная. Сомневаюсь, чтобы туда заглядывали мои коллеги. Там и поедим.

Но Искорка не сдвинулась с места.

– Я его знаю, – задумчиво произнесла она, уставившись на Йана. – Уверена, что знаю.

– Сомневаюсь. Пошли, у меня мало времени, и мне нужно кое-что тебе рассказать. – Меня преследовало видение сонной Ханны, лежавшей у меня на груди, и мне не терпелось поделиться хорошими новостями. Я рассказал Эшу и Люси, взяв с них слово молчать, а больше никому не говорил.

– Я никогда не забываю лица.

– Да-да, я знаю, тем более когда ты на них сидишь.

Искорка сверкнула глазами, обидевшись.

– Я знаю, что моя работа – предмет грубых шуток для тебя, а для меня это хлеб, отопление и квартплата. Все вы, мальчики из привилегированных частных школ, одинаковы, когда дело доходит до секса. Никогда не можете выкинуть из головы няню, которая вас купала.

– Я не ходил в привилегированную частную школу, – огрызнулся я. – И у меня никогда не было няни. – Но я только что занимался сексом, хотелось мне добавить.

– Во всяком случае он не клиент.

Йан уже зашагал прочь, и я, обернувшись, посмотрел на его удаляющуюся спину.

– Вероятно, ты ошиблась. Послушай, я хотел тебе кое-что рассказать…

И вдруг лицо Искорки прояснилось.

– Вспомнила! Я была у Биллов дней десять тому назад, когда в дверь постучались какие-то парни официального вида. Они снова предложили покинуть этот дом. Он был одним из них, я совершенно уверена. – Я взглянул на нее с сомнением. – Говорю тебе, это он. Они сказали, что он юрист и у него с собой бумаги, которые нужно подписать. Но Большой Билл заявил, что не станет ничего подписывать, пока бумага не проверит его адвокат.

Я нахмурился.

– Как странно! И он же не занимается недвижимостью. Вероятно, просто все мужчины средних лет в костюмах похожи друг на друга. Правда, ты не так уж много видишь их в костюмах, надо думать.

К счастью, Искорка проигнорировала мое замечание.

– У него еще был такой красивый черный «дипломат» с его инициалами. Да-да, это были буквы ИБМ, и Билли Хлюст еще спросил его, не украл ли он этот «дипломат» в магазине, где торгуют компьютерами. Никто не смеялся, кроме самого Билли.

Я застыл на месте.

– Это весьма странно. Вернусь-ка я в офис и проверю, пока его нет на месте. Поговорим о Биллах позже.

У Искорки был торжествующий вид.

– Значит, теперь ты мне веришь?

– Вероятно, это простое совпадение, но я случайно знаю, что его полное имя – Йан Брюс Макферсон.


Хотя компьютеры и усложнили жизнь юристов, поскольку благодаря им можно более пристально следить за нашей работой, в чем-то они ее и упростили. Так, в течение нескольких минут я много чего узнал о компании, скупавшей недвижимость в том районе, где проживали Биллы. Она не была клиентом «Баббингтона», но недавно ее купил английский филиал заграничной компании с названием «Уортингтон Трампит», которое мне о чем-то напомнило. Это был клиент «Баббингтона», а инициалы ИБМ указывали, кто именно из юристов занимается этим делом. К несчастью, компьютерный файл по «Уортингтон Трампит» был защищен паролем, так что я немного посидел и подумал. Если Йан над чем-нибудь работает, ему почти наверняка помогает Элли. А «Баббингтон» все еще недостаточно доверяет новомодной технике, поэтому имеет еще и экземпляры всех документов на бумаге.

Я небрежной походкой прошелся мимо комнаты Элли, готовый идти дальше, если она окажется на месте. Но в комнате никого не было. Я навел справки в машинописном бюро рядом с ее кабинетом, и выяснилось, что Элли ушла на ланч с клиентом. Пробормотав что-то относительно папки, которая мне нужна, я вошел в ее комнату, но согласно этике, принятой в «Баббингтоне», не осмелился прикрыть дверь. Выдвинув ящики шкафа для документов, я быстро ознакомился с содержимым и не нашел ничего, относящегося к делу. Оставался только письменный стол, на котором мне ужасно захотелось вырезать надпись: «Чарли любит Ханну. Вот так-то»; но я воздержался от этого. Опасаясь, что кто-нибудь может заглянуть в дверь, я бросил на пол ручку и с бешено колотящимся сердцем опустился на колени позади стола. Если кто-нибудь меня сейчас обнаружит, мне не отвертеться.

В верхнем ящике было полно дамского барахла. Если когда-нибудь будет объявлено о национальном кризисе по части тампонов и прокладок, я и только я буду знать, где есть НЗ.

Средний ящик также не содержал ничего интересного, но вдруг я наткнулся на листок бумаги, покрытый подписями «Элинор Фортьюн» – это Элинор упражнялась, отрабатывая новую подпись. На какую-то минуту я забыл обо всем случившемся. Такой же листок до недавнего времени лежал у меня в ящике стола – на нем красовались подписи «Элинор и Чарлз Фортьюн». Эту же подпись можно было увидеть и на моих школьных пеналах.