Нил Роуз - Контора

– Черт побери, мама, почему бы тебе не взъерошить ему волосы и не дать леденец на палочке?

Мистер Кляйн подался вперед в кресле, стараясь не показать, как трудно ему было это сделать при таком брюшке.

– Все, что мы сказали, дорогая, это что мы рады, что после стольких лет ты нашла себе славного молодого человека!

Отмывание денег? О боже, я же могу отправиться в тюрьму!

– Вы бы только посмотрели, с какими страшилами она встречалась! – призналась мне миссис Кляйн. – Я убеждена, что у половины из них вообще не было пульса.

Ханна нервно сжимала руки.

– Это потому, что ты уморила их до смерти, мама.

Миссис Кляйн с любовью посмотрела на дочь.

– Дело в том, что полка, на которой залежалась Ханна, все больше покрывается пылью. – Ханна опустила голову на руки. – Пора ей устроить свою жизнь с хорошим человеком, который будет о ней заботиться.

Мистер Кляйн уже сидел на краешке кресла.

– Вы будете о ней заботиться, не так ли, Чарли? Особенно теперь, когда у нее нет работы. – В тоне его звучало нечто вроде угрозы, но я не представлял себе, что он может мне сделать. Может быть, исключить меня из круга их общения?

«Вообще-то меня, вероятно, скоро посадят в тюрьму за мошенничество, так что могут возникнуть проблемы. Извините, но я должен сейчас забиться в этот угол и немного поплакать», – хотелось мне сказать, но я не сделал этого. Я приказал себе сосредоточиться на чем-нибудь другом и перестать думать о решетках и тюремном душе. Было не слишком приятно, когда Грэхем с гоготом иногда называл меня своей сукой, но это ни в какое сравнение не шло с приговоренным к пожизненному заключению по кличке Мэрилин, у которого девяносто пять процентов тела было покрыто татуировкой.

Я заставил себя улыбнуться.

– Вы же знаете, я всегда считал Ханну настоящим солнышком, – сказал я вполне искренне. Кляйны улыбнулись в ответ. – Просто позор, что надо было такому с ней случиться, чтобы мы осознали, как относимся друг к другу.

Ханна взглянула на меня, и я увидел в ее глазах любовь.

– Теперь я чуть ли не рада, что так получилось, – спокойно произнесла она.

– Ты бы так не говорила, если бы тебе пришлось платить за квартиру, – сурово заявил мистер Кляйн. – Спасибо вам, Чарли, что позаботились о нашей маленькой девочке.

Ханна подчеркнуто взглянула на часы.

– О господи! – воскликнула она. – Уже около двенадцати. Думаю, вам пора.

Страшась вопроса «Почему ты не сказал мне раньше?», я хотел задержать их как можно дольше, хотя и терпеть не могу, когда в наши дела влезают родители – неважно, мои или чужие. Но Ханна заставила меня замолчать свирепым взглядом. После возни с пальто и бесконечного прощания ее родители наконец отбыли. «Пожалуйста, навестите меня в тюрьме!» – чуть не крикнул я им вслед.

Ханна рухнула на диван.

– Ну почему это в их присутствии я всегда чувствую себя так, будто мне лет восемь? – жалобно произнесла она.

Усевшись рядом с ней, я взял ее за руку.

– Ханна, мне нужно кое-что тебе рассказать.

Она повернулась ко мне, встревоженная этими словами. Пришлось рассказать ей все с самого начала.

Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь был до такой степени потрясен. Время от времени она пыталась что-то сказать, но не могла произнести ни слова. На нее столько всего обрушилось: предательство, отмывание денег, опасность, грозившая мне, невероятность всей ситуации.

– Меня словно похитили, и я оказалась в середине романа Джона Гришема, – сказала она в конце концов. – Такого не может быть.

Я сжал ее руки и мягко сказал ей, что, вопреки моему желанию, все это правда. – Несомненно, Эш и Люси навестят меня в тюрьме, подумал я.

– Отмывание денег? – спросила Ханна недоверчиво. – Отмывание денег? В «Баббингтоне»? Конечно, они алчные ублюдки, но ведь не проходимцы? Нет, это невероятно и непостижимо.

Это совпадало с моими мыслями.

– Полагаю, что все это началось еще до того, как к нам пришли Йан и Элли. Возможно, поскольку они привели за собой этого клиента и работа с ним уже велась, в «Баббингтоне» не было обычных проверок.

Последовала долгая пауза.

– Значит, я ничего не проворонила. – В ее тоне не было радостного облегчения – только безмерная усталость.

Может быть, моя мама сможет передать мне напильник в своем пироге.

– Элли видела в тебе главную угрозу нашим надеждам на компаньонство. Очевидно, ты была лидером. По-видимому, это был удобный случай убрать тебя с дороги.

Ханна улыбнулась.

– Лидер, да? А я всегда считала, что у тебя больше шансов. Полагаю, и теперь тоже. – На этот раз молчание длилось еще дольше. – Почему ты не сказал мне раньше? – спокойно спросила она.

У меня так и не нашлось убедительного ответа.

– Не знаю, – сказал я. – Все время казалось, что сейчас неподходящее время. И я действительно хотел иметь какие-то доказательства, прежде чем начать об этом рассказывать. Но я понятия не имел, что в «Баббингтоне» творятся такие грязные дела. – Это прозвучало неубедительно даже для меня самого.

Ханна немного помолчала, раздумывая, потом сказала:

– Знаешь, это никудышная отговорка. Ты же был моим лучшим другом. Разве это не считается?

– Ханна…

– Ты же ничего не сделал. Да и не пытался. Ты… ты… – Ее голос повысился, и она отстранилась от меня. – А у тебя есть это доказательство?

– Не совсем. – Я услышал, как со стуком захлопнулась дверь тюрьмы.

– Означает ли это, что ты надеешься получить какие-то доказательства, но пока не получил?

– Вот почему ты непременно стала бы компаньоном, – сделал я слабую попытку пошутить. – Всегда задаешь вопросы по существу.

У Ханны не дрогнул ни один мускул в лице.

– Означает?

– Я над этим работаю.

– Это значит, что у тебя нет никаких доказательств и нет никаких перспектив их раздобыть, не так ли?

По крайней мере, Мэрилин не стал бы задавать мне множество мерзких вопросов, на которые трудно ответить. Я представлял его немногословным человеком.

– Я согласен, что в данный момент вопрос об уликах обстоит не совсем позитивно.

На этот раз Ханна рассмеялась громким смехом.

– Юрист до мозга костей. Почему бы тебе просто не сказать, что меня использовали?

– Ханна, пожалуйста, успокойся.

Теперь она встала.

– Я должна успокоиться, когда у меня украли мою работу, не правда ли? Или, может быть, я должна спокойно отнестись к тому, что мои надежды стать компаньоном и всю мою карьеру спустили к чертовой матери в унитаз? Успокоиться, когда такой пустяк, о котором у тебя не нашлось времени даже упомянуть, погубил всю мою жизнь?

Я смотрел на нее, взглядом вымаливая прощение.

– Прости.

– Прости? Вот так просто?

– Знаешь, мне тоже нелегко.

Пожалуй, человеку с моей профессиональной выучкой должно было прийти в голову, что нужно хоть немного пошевелить мозгами, прежде чем ляпнуть такую глупость. Может быть, я так глуп, что Мэрилин не станет мной заниматься.

Перейдя на другой конец комнаты, Ханна встала там, скрестив на груди руки.

– Ты прав, Чарли. Я еще не взглянула на вещи с твоей точки зрения. Так, посмотрим. – Сдвинув брови, она в задумчивости поднесла палец к лицу. Выражение лица стало насмешливым. – О да, у тебя все еще есть работа. О да, тебя не вышвырнули из одной из лучших юридических фирм в мире из-за того, что ты якобы был некомпетентен, хотя на самом деле это не так. Конечно, очень плохо с моей стороны думать в первую очередь в себе.

Мне тоже было не очень-то сладко.

– И ты не влипла в какую-то дурацкую историю с отмыванием денег – не забудь про это.

Ханна мрачно взглянула на меня.

– О'кей, давай-ка разберемся и с этим. Ты подписал что-то не глядя? – Я неохотно кивнув. – Не подумав?

– Что-то вроде этого, – согласился я с несчастным видом.

– Не задав ни единого вопроса?

– Можно сказать и так, – промямлил я.

– Какой же ты после этого юрист, Чарли Фортьюн? – Она развела руками. – И меня еще называют некомпетентной. – Воцарилось тяжелое молчание. – Ты ровным счетом ничего не сделал. Никому ничего не сказал. Неужели ты так мало меня любишь? Неужели ты так рвешься стать компаньоном?

Я склонил голову с полным сознанием своей вины.

– Что мне сделать? Только скажи.

Сейчас в ее взгляде не было любви.

– Не знаю, – сказала она и вышла из комнаты. Я услышал, как захлопнулась дверь тюрьмы. Или то была дверь свободной комнаты?

Мне долго не удавалось уснуть в ту ночь. Даже если мне удалось ненадолго убедить себя, что история с отмыванием денег ничем мне не грозит, поскольку все мое преступление состоит в вопиющей глупости (что само по себе было слабым утешением), меня тут же начинали одолевать страхи, что я потерял Ханну, едва обретя ее. В конце концов я забылся беспокойным сном.

Я проснулся от сердитого звона будильника. Судя по тому, что было уже 8.45 (обычно я встаю на сорок пять минут раньше), я несколько раз нажимал на кнопку. Я сразу же вылез из постели и побрел в свободную комнату. Я тихонько постучался, но ответа не было. Я сомневался, этично ли будет войти без приглашения, но мне так нужно было увидеть Ханну, что я решился и слегка приоткрыл дверь.

Занавеси были раздернуты, постель застелена, а комната пуста – все вещи Ханны исчезли. На ночном столике лежали лист бумаги и ручка. Ханна начала писать записку: «Чарли, я просто должна…», но по какой-то причине не закончила.

Я начал метаться на квартире, но нигде не было никаких признаков Ханны. Я набрал номер телефона Кляйнов, но мне ответил автоответчик. Я оставил свое сообщение без всякой надежды, что мне позвонят.

И вообще говоря, у меня нет надежды ни на что. Женщины, что-то значащие в моей жизни, меня ненавидят. Я могу кончить тем, что попаду в тюрьму за мошенничество. Мэрилин уже намыливается в ожидании. Меня изобличили, показав, как я ничтожен.

Я сидел, глядя на незаконченную записку Ханны. Для меня теперь все потеряно. Всю сознательную жизнь у меня всегда был какой-то план действий. Я всегда знал, что делать дальше. До настоящего момента.

В этот момент я был способен сделать только одно, хотя такой поступок вряд ли пошел бы на пользу честолюбивому юристу, собирающемуся стать компаньоном. Я уже снял трубку, чтобы позвонить Грэхему и сказаться больным, но потом передумал. У меня был выбор: провести день дома или на работе, чувствуя себя глубоко несчастным в обоих случаях. Однако к последнему я хотя бы привык, к тому же в офисе можно немного отвлечься.

В метро я размышлял, до какой степени в эту историю замешана Элли. Было глупо просить постороннего подписаться на счете «Уортингтон Трампит», если там было дело нечисто. Она тогда сослалась на срочность, но все-таки такой риск был неприемлем. Единственное объяснение – Элли не знает, что происходит. А может быть, из какой-то извращенной любви она хотела и меня запутать в эту паутину и сделать сообщником? Не исключено также, что Йан принудил Элли ставить на всем свою и мою подпись, чтобы самому не участвовать во всех делах с «Уортингтон Трампит» официально.

Мне пришло в голову, что Элли считает меня неспособным раскрыть, что происходит. Но я отверг эту идею.

Когда я наконец добрался до работы, у меня усилилось чувство, что весь мир против меня. Едва я успел просмотреть свои личные и-мейлы и услать Ричарда в библиотеку, мстительно дав ему каверзное задание, как в мою комнату заглянул Грэхем. Он весьма редко заглядывает без причины.

– Работаете с середины дня, Чарлз? – ядовито осведомился он.

Я опоздал впервые за три года, однако судя по приподнятым бровям и саркастическим комментариям коллег, встретившихся мне на пути в мою комнату, следовало устроить праздник по поводу того, что я появился до полудня. И хоть бы один сказал что-нибудь оригинальное – нет, все твердили: «Работаете с середины дня, Чарлз?»

Вероятно, в течение полугода я не услышу от Грэхема продолжения этой фразы, а потом он скажет мне на одном из дневных заседаний: «Рад, что вы смогли сюда добраться».

Причина номер 236, по которой имеет смысл стать компаньоном: вы сможете отпускать шуточки на счет своих подчиненных, не рискуя нарваться на достойный ответ.

– Возможно, вы еще не слышали, поскольку прибыли так поздно, но Йан Макферсон поднял тут утром тревогу. Очевидно, что кто-то рылся у него в столе. – Грэхем сделал паузу. – Вам ничего об этом не известно?

Я попытался сдержать охватившую меня панику. Не пора ли во всем сознаться? И сдаться на милость Грэхема? Я чуть не засмеялся вслух. Грэхем всегда предпочитал льва христианину.

– Я? Откуда же мне знать? У меня не было причин заходить в кабинет Йана. Никаких причин, могу вас заверить. – Мое негодование возрастало вместе с тревогой.

Грэхем как-то странно на меня взглянул.

– Вчера вечером вы здесь задержались допоздна, Чарлз, вот и все. Записи охранника показывают, что вы ушли одним из последних. Очевидно, вы здесь находились до десяти пятнадцати. Может быть, вы случайно что-то увидели? Вот и все.