- Почему мне не сказал? – мучительная попытка изобразить интерес.

Отворачивается, бормочет куда-то в сторону:

- Тебе и без того несладко было.

И в эту минуту до тебя доходит:

- Так ты сам Юльку попросил, что ли?

- Ну да. А что такого? Она, вроде как помощница Кристины…

Ты и сам понимаешь, что возмущаться – глупо и бессмысленно, но почему-то чувствуешь себя до предела униженным.

- Ром, - брат останавливается, поворачивается к тебе. – Не надо так с ней… Она волнуется и переживает. Она же неопытная в этом мире....

- Насколько я знаю, ты всегда предпочитал сильных и уверенных в себе женщин…

Тебя останавливает его улыбка – ласковая, нежная. Ты готов выть волком и проклинать судьбу, которая сделала вас двоих братьями.

- Если бы ты, Ромиру, не задирал свой нос до небес, да не изображал из себя неприступную знаменитость, то понял бы давно, насколько Юля сильная.

Когда-то тебя больно резануло, что он сравнил ее с тобой. Да как вообще можно сравнивать?!

Тем более что эта «мисс посредственность» уж точно не годилась в спутницы твоему яркому и необыкновенному брату.

Бредешь по коридору, тяжело поднимая и опуская ноги. Каждый шаг приближает тебя к неминуемому финалу – вы поедите домой втроем, будете подниматься на лифте втроем, зайдете в квартиру втроем… Последнее время тебя преследует ощущение, что ты – третий лишний. Именно ты – не Юля, потому что она-то безумно счастлива с Саньком. По крайней мере, так казалось абсолютно всем, кто видел эту пару вместе. И ты был молчаливым свидетелем такого вот счастья.

Хотелось уйти и хлопнуть дверью за спиной – поселиться отдельно, чтобы не мешать брату жить нормальной, полноценной жизнью, а не натыкаться на твою страдающую физиономию каждый день.

Но это только мысли… На самом деле ты давно решил, что останешься, не смотря ни на что. И не только из-за того, что это и твоя квартира тоже.

Ты знаешь, что Сашка никуда не отпустит тебя – приведет целый вагон различных доводов, а твое хваленое красноречие на этот раз даст сбой, потому что перед ним ты всегда теряешься…

К лучшему?

К лучшему.

Сладкой болью мазохиста…





Юля.

Страх.

Разъедал… Выворачивал наизнанку, оставляя тебя голой и беспомощной.

Ты дрожала на ветру, сама не понимая, откуда среди зимы взялся этот проклятый туман. Тяжелые капли ложились на грудь и плечи, и ты в испуге поняла, что на самом деле это никакой не дождь, а растопленные людские беды.

«Воровка, воровка, воровка» - шептали вокруг, а ты уже устала объяснять и доказывать всем, что имеешь право на счастье. Никто не верил. И тебе не удавалось скрыться – повсюду были жадные руки, дрожащие голоса и обвиняющие слова. Ты спиной чувствовала чей-то недобрый взгляд, все хотела повернуться, но никак не получалось. И от этой неопределенности, безумного страха ты плакала, размазывая слезы по щекам как маленькая девочка. Искала выход – и не находила. Запутывалась все больше и больше, пыталась сделать хоть шаг, а ноги вязли, не слушались, не поднимались.

Всего лишь шаг…

А сейчас ты на своем месте?

На своем??

…с диким криком на губах проснулась. Сердце колотилось как бешеное, и ты далеко не сразу поняла, кто тебя обнимает в темноте. Шарахнулась, было в сторону, но тут услышала такой знакомый шепот:

-Тихо, тихо… Это же я…

Сильные, теплые руки вырвали тебя из ночного кошмара. Не помня себя от ужаса, ты вцепилась в его крепкие плечи скрюченными пальцами, замерла на несколько секунд. А потом он обнял тебя, притянул к себе ближе.

- Шшш… Я рядом, ничего плохого не случится.

- Он не любит меня, Саш, - прошептала, прижимаясь мокрой от слез щекой к его груди. Всхлипнула, порывисто вздохнула. Посмотрела ему в глаза. – Что бы я ни сделала, он так на меня смотрит… Я боюсь.

- О ком ты? Я не понимаю.

- Ты все понимаешь! – выкрикнула зло, отрывисто.

Саша поджал губы:

- Чего ты боишься?

Ты долго молчала, прежде чем ответить:

- Что он сделает что-то такое, что нас разлучит.

Саша закатил глаза:

- Да брось! Ромка… Просто он такой человек…

- Ты всегда его защищаешь! Потому что он твой брат! Но тебе наплевать на то, что чувствую я!

- Да! Да, ты права: он мой брат, и я всегда буду его защищать от любой угрозы! Но ты же не хочешь взглянуть на проблему с другой стороны, просто понять, что Ромка – не такой, как мы с тобой, он все воспринимает острее, ярче, он жуткий собственник, и, конечно, ревнует меня, так как тебя еще плохо знает.

- Нет, - ты отвернулась. – Мне кажется, проблема не в этом… Он всегда злится, всегда чем-то недоволен.

- Простужается часто в последнее время. Как тут радоваться-то?

Эта последняя фраза вывела тебя из себя:

- Сашка, блин, да ты как мамочка, в самом деле! Оставь его в покое, он не ребенок! Почему ты всегда сопровождаешь его, везде, где бы он ни появился? Зачем такая опека взрослому парню?

В зеленых глазах отражались все признаки надвигающейся бури – они резко потемнели, и прежнего мягкого выражения не было и следа.

- Он мой брат! Не ясно, разве? Он мой родной брат! Я что, оправдываться еще перед кем-то должен?!

От громового крика едва не заложило уши. Захотелось встать и уйти отсюда, чтобы не видеть злости на лице и больших ладоней, сжатых в кулаки.

Боже, к чему вы пришли…

- Не смей поднимать больше эту тему. Понятно? Я не собираюсь оправдываться. Моя жизнь, черт возьми!

Да нет, не это тебя интересовало.

Совсем.

Ни капельки.

Просто хотелось приоткрыть завесу тайны с Воробьева-младшего. Он не сделался для тебя более доступным с тех пор, как ты начала путешествовать с ними, наоборот, стал еще более сдержан и молчалив. Язвителен, колок, иногда откровенно груб, но чаще всего – замыкался в себе. Ему было нужно личное пространство, и ни один человек из их команды не смел его беспокоить. Он продолжал творить, писать песни, генерировал тысячу идей из придуманных только что, ошарашивал друзей выходками, но держал все под контролем. И странно было наблюдать как он, беседуя с кем-то на стоянке или выясняя суть проблемы с организаторами, не переставал обводить окружающее пространство фирменным цепким взглядом.

Точно, не от мира сего…

И именно этот человек продолжал восхищать тебя, волновать. Эмоции не угасли, но только все покрылось пеленой неузнавания, подмены.

- Прости.

Сашка.

Имя отражают суть характера: «Саш-ш-а» - песок сквозь пальцы, шелест листьев.

«Р-р-рома» - как раскат грома в ясный летний день.

- Я зря накричал. Ты ни в чем не виновата.

- Ничего…

Он заставил тебя повернуться. Обнял, прижался поцелуем.

До сих пор немного странно. Ты не привыкла. Страшно было даже поверить в реальность.

- Поцелуй меня, - требовательно шепнули его губы.

Жадные, чувственные пальцы ласкали и словно бы утверждали: все это мое, мое. Не подчиниться было невозможно – он хорошо тебя знал, читал, как раскрытую книгу. Шептал что-то своим хрипловатым голосом, от которого мурашки по коже.

Порыв был резок, внезапен: не успела опомниться, как уже лежала с бесстыдно разведенными ногами и умоляла овладеть. Какие там обиды, какой Ромка? Ты отдавалась другому со страстью, с желанием и пьянящей откровенностью.

В эти минуты тело диктовало свою волю, ты и сердилась на него за это, и получала удовольствие.

Воздух был душным, влажным, его совершенно не хватало, когда ты пыталась вдохнуть. На коже проступила испарина – ты чувствовала ее на своем теле, на его плечах, когда зацеловывала чуть солоноватую кожу. Быстрые движения, стоны – от невозможности сдержать эмоции, темнота, в которую были погружены ваши тела – все скрутилось, смешалось в безумный ураган.

- Не останавливайся…

- Еще…

Еще-еще-еще… Ты будто падала в пропасть и вновь возвращалась, и комната кружилась, а перед глазами то и дело вспыхивали разноцветные всполохи. Когда он сильно сжал тебя и застонал, ты, наконец, почувствовала желанное освобождение – и нега разлилась по суставам, и ты снова, наконец, смогла вздохнуть.

- Тебя больше не будут беспокоить кошмары, я прогнал их…

- Знаю.

В такой жаре прижиматься к его разгоряченному телу было неприятно, и все же ты протянула ладонь и сжала его руку. Он машинально переплел пальцы с твоими.

И все же долго не могла заснуть – даже слушая размеренное дыхание Саши. Никак не удавалось избавиться от ощущения присутствия кого-то третьего между вами.

Вглядывалась в темноту, старалась успокоить дыхание. Но стоило только закрыть глаза, как перед тобой тут же возникало бледное измученное лицо Ромы.





Рома.

Ты знаешь, что подслушивать нехорошо, но не можешь удержаться от искушения, когда за неплотно прикрытой дверью в гардеробную слышишь звучные голоса Рыжика и Саши:

- А мне она сказала, что не желает всю время быть на побегушках у девчонки, младше ее возрастом!

- Это о Кристине? – фыркает Рыжик.

Ответа брата ты не слышишь, но можешь представить выражение его лица.

Сначала ты честно намеревался отойти от двери, заняться своими делами, но поняв, что разговор идет о Юле, тут же меняешь решение. Теперь отсюда тебя никто не утащит, даже если вокруг соберется толпа истеричных фанаток.

- Но я ее понимаю…

- Еще бы!

Чуть-чуть, миллиметр за миллиметром, открываешь дверь, чтобы увидеть, что же происходит внутри. Боишься, что скрипучие петли выдадут тебя с головой, боишься насмешливого взгляда или окрика, если парни догадаются о слежке, но все равно идешь на поводу у эмоций.

В узкой, как пенал, комнате свалены вещи – те, в которых вы выступаете обычно на концертах. Помощницы должны привести их в порядок, выгладить, а пока они представляют из себя беспорядочную груду черно-белой мешанины. В кресле сидит Рыжик – потягивает пиво, и, как видно, расслабляется. Саундчек проведен, звук отличный, так что времени впереди еще много – почему бы действительно не отдохнуть?

А Сашка марафет наводит – подрисовывает веки черным карандашом. Где носит Темыча – загадка, обычно он не отлипает от брата ни на шаг…

Рыжик молчит какое-то время, а потом неожиданно выдает:

- Влюбился?

Даже ты вздрагиваешь и тревожно ожидаешь ответа.

- А похоже? – резко спрашивает Санек. Он ненавидит, если его принуждают к откровенности.

- Да вообще-то, не особо…

Брат устало вздыхает, опускает руки:

- Я не знаю. Здесь что-то другое, понимаешь… Она мне напоминает… Черт, я не знаю, как сказать! Я и сам себя не понимаю! И вообще, чего это тебя на личные темы потянуло, а, Рыжик?

- Не Ромку ли напоминает?

- Что? О чем ты?

Рыжик качает головой, потом продолжает:

- Я не понимаю, что происходит между вами обоими, ребят… Что же никак не договоритесь, а? Хватит водить друг друга за нос!

Ты хотел вдохнуть, но не смог. Слова Рыжика начисто лишили тебя присутствия духа. Что же, неужели ты так и не смог никого провести?..

И Сашка глупо таращится на одногруппника:

- Почему ты так говоришь?

Ясно же, что он до смерти боится ответа! Главное - искреннего ответа от человека, знающего все ваше неприглядное прошлое.

- Вот только со мной не надо играть в эти игры! – укоризненно качает головой Рыжик. – Ромка думает, что он один такой блестящий актер, а то, что у него на лице все написано – ему невдомек…

- Собственно, твое-то какое дело?..

Он пожимает плечами:

- А фиг знает… Сколько раз уже зарекался, что не буду лезть…

Ты видишь, как он машет рукой и отворачивается.

Кусаешь губы. Есть повод задуматься о своем поведении.

Внезапно до тебя доносится низкий хриплый голос брата:

- Ну ясно. Все еще не забыл его, да?

Молчание… Ты и сам не осознаешь, что задержал дыхание.

- Можно подумать, ты забыл! – в ответ раздается звонкий смех. Неожиданный, непонятный – поэтому ты хмуришься, не зная, как к этому отнестись. – А его вообще забыть можно? Вот скажи мне – скажи по секрету – разве тебя не мучают сожаления, что между вами все позади? Разве тебе не хочется снова – всего только раз – обнять его не как брата? Он же такой красивый, твой Ромка… Как он целуется… Ты помнишь, какой он сладкий в постели, какой горячий…

- Замолчи! – не выдерживает Саша. Он поднимается со стула, ходит по комнате, как неприкаянный зверь. – Ты понятия не имеешь, что несешь…

- Да? – совсем близко к нему подбирается Рыжик. – Ты считаешь, что я не понимаю?! Да только вот ты ошибаешься, старик! Еще как ошибаешься! Думаешь, легко было уйти? Я до сих пор все помню…