И себе ты тоже задавала вопросы… И не находила ответ.

Очередное утро…

Бессонная ночь не прошла даром – круги под глазами, бледное восковое лицо. Ловила сочувствующие взгляды, слышала шепот: судя по всему, окружающие могли найти этому любое объяснение, кроме правды.

Как сомнамбула, шла вперед – по знакомым переходам, по крутым лестницам: для вас, наконец, заказаны номера в хороших гостиницах, а это значит, что не придется ночью после концерта, делить крошечную душевую и трястись на неудобных, жестких кроватях.

- Сейчас позавтракаем и на саундчек, - голос Ромы доносился как из ваты. – Е-п-р-с-т, а мы хоть в каком городе?

Нормально, так бывает, когда чуть ли не каждый день – новые декорации для хорошо знакомой пьесы.

- Мы в Риге, послезавтра едем в Россию.

- И то хорошо…

Отдельный номер – для тебя, сдвоенный – с двумя спальнями и общим коридором – для Воробьевых. Вслух ничего не было сказано, но внутри рос ядовитый гриб из противоречий и жгучей боли.

Ну почему?..

И Сашка весь день ходил задумчивый, почти не смотрел на тебя, не общался ни с кем, только время от времени кидал странные взгляды на своего брата.

Казалось, ему не терпелось остаться с ним наедине.

А может, и не казалось.

Что их связывает? Только ли общее дело и близкие, кровные связи?

Рома потирал крестовую печать у себя на запястье и улыбался своей мимолетной улыбкой. А после концерта, пробормотав что-то про усталость, он отправился сразу в гостиницу. Без младшего Воробьева веселье – не веселье, и потихоньку вся группа двинула следом. Нет, не все…

Тебе пришлось остаться с Кристиной, разрешая вопросы, связанные с оплатой и процентами. По заключенному контракту группа выполнила все условия, но организаторы стали придираться к мелочам и требовать пересмотра. Прямо сейчас, после выступления, без свидетелей и адвокатов, как будто специально дождались, пока Сашка с Ромкой уедут… Надеялись, что с девушками справятся легко, припугнут, если надо. Пришлось поспорить, покричать…

Кристина держала трубку в вытянутой руке и шипела, что наберет номер Сашки, и тот примчится сюда и без суда и следствия линчует нечестных организаторов. А тебе, если честно, было все равно: мысли неотрывно вертелись вокруг братьев. Где они? Почему уехали? Почему Саша, как обычно, не дождался тебя?

Расстроенная, взвинченная, ты особо не церемонилась, говорила холодным, угрожающим тоном, и организаторы поддались, но это была только твоя заслуга.

Кристина не оценила – даже слова не сказала: уехала, когда проблемы разрешились. А ты снова осталась одна. В кармане – мятая бумажка с названием гостиницы, в кошельке – сто рублей.

Усмехнулась.

Телефон вдруг показался таким тяжелым. Он весил целую тонну, оттягивал руку, в которой ты держала его.

Сама не заметила, как пальцы разжались, и белый аппарат упал в лужу. Экран мигнул и погас, и ты долго стояла, наблюдая, как по воде расходились ровные круги.

Подняла глаза к небу: на горизонте снова собирались тучи, обещая дождь.

Но ты знала, что он так и не наступит.

И ночь не принесет облегчения.

Где же ты? Где?

Побрела по каменистой дороге – вроде бы, гостиница недалеко, всего в двух кварталах, но ночь изменила облик города до неузнаваемости. Пустынные улицы, пар изо рта, ботинки на тонкой подошве. Ты улыбалась непослушными губами… Казалось, что все эмоции застыли внутри тебя, превратились в лед. Онемение покрывало коркой сердце, пробиралось по сосудам, сковывая и подчиняя себе все тело. Уже и дышалось с трудом.

Не так уж и важно, по сути: он… или его брат…

Администратор в гостинице не узнал тебя, лопотал что-то на своем языке, пока ты не показала паспорт. А потом он долго расшаркивался и просил прощения, но тебе было все равно.

Поднималась на этаж, чувствуя, что каждый шаг дается с неимоверным трудом. Отдыхала на площадке, сидя на толстом ковре, пока мимо тебя проходил обслуживающий персонал. А потом поднималась и шла дальше.

Глупо… Ведь можно было воспользоваться лифтом…

Можно было взять такси – оставить залог, в конце концов…

Можно было сразу уехать вместе с Воробьевыми, а не ждать Сашкиных слов: «Ну же, поехали!»

Твой номер показался таким неуютным – там не было вещей, каких-то маленьких штрихов, делающих эту комнату действительно живой, обитаемой. А за стенкой – номер Воробьевых. И ты была уверенна, что он куда теплее.

Захотелось – безумно захотелось сейчас быть там – пусть рядом с равнодушным Ромкой или прячущим свой взгляд Сашей…

Лишь бы не быть одной… Почувствовать себя любимой, желанной…

Где те эмоции, что наполняли тебя каких-то пару месяцев назад?

Дверь не заперта.

Подтолкнула створку, и тяжелая панель отошла в сторону. Как уютно… Плотный ковер под ногами, приглушенный свет. В воздухе разливался приятный запах мужских духов.

И странно – не было слышно ничего: ни бормотания телевизора, ни голосов.

Ты шла вперед словно в каком-то сне, ночном кошмаре, и вряд ли воспринимала реальность.

Иначе как можно объяснить открытую дверь в номер?.. И разбросанную по полу одежду?

И переплетенные мужские тела, сжимающие друг друга в страстных объятиях?

Ты стояла на пороге, и широко раскрыв глаза, наблюдала за тем, как осторожно, медленно двигался Саша – мышцы на его руках напрягались, по телу проходила дрожь, когда он замирал, пытаясь сдержаться. Он запрокидывал голову, что-то шептал, постанывая, и полные губы улыбались – такой улыбки ты никогда не видела на его лице: искренней, нежной.

И какая разница, что в объятиях – родной брат? Человек, с которым провел все детство, с которым хулиганили, дрались, ходили в школу, а потом и на вечеринки, человек, ближе которого нет на всем свете, тот, кто всегда поймет, и поддержит, и останется рядом?..

Аморально… С юридической и человеческой точки зрения.

Да, аморально…

И все естество противостояло этому…

…пока ты не увидела лицо Ромы… И не поняла, что означает, когда человек счастлив.

Что твое мимолетное счастье – жить и путешествовать по миру с Zipp – по сравнению со счастьем этого человека, заплатившего, возможно, куда большее за исполнение мечты?

За возможность обнимать долгожданного…

За то, что больше не надо прятаться и скрывать свои желания…

Ты хотела бы возмутиться. Громко крикнуть и вообще сделать что-нибудь из ряда вон, только чтобы нарушить покой и уединение этих двух людей в комнате.

Но не смогла.

Аморально сейчас – помешать им наслаждаться близостью, красть то, что и так украдено.

Опустив голову, тихо вышла. Не раздеваясь, легла в свою кровать, накрылась пледом.

А стоит ли?

Стоит ли убегать, принимать поспешные решения?

За закрытыми глазами – Ромкино лицо, дрожащие веки и скатывающиеся по щекам слезы.

Мужчина, брат… Двойное извращение…

Ты прекрасно понимала его мысли.

Но могла ли ты претендовать на то, что никогда не принадлежало тебе?..

Теперь – смогла бы?..









Рома.

За окном звук гитары. Чьи-то не слишком умелые пальцы пытаются наиграть «Атаку». Улыбаешься.

Все равно приятно: даже в этом холодном городе у вас столько фанатов.

Концерт прошел на эмоциональном подъеме – ты давно так не куражился на сцене, отдаваясь полностью и целиком зрительному залу. Когда ты на сцене – открывается дверь в параллельный мир, и ты забываешь о прошлом и настоящем, не думаешь о проблемах. В эти моменты тебе кажется, что именно сейчас ты ЖИВЕШЬ…

А сейчас хочется остаться одному, чтобы еще раз пропустить через себя эти эмоции, провести их за руку, сквозь душу, чувствуя каждый обращенный на тебя взгляд, видя каждую улыбку.

Поэтому ты быстро уехал с вечеринки. Не хотелось делить ни с кем эти чувства. Ты их запер изнутри, сохранил, как самую большую драгоценность.

Пусть хоть эта любовь тебя наполняет… Смешно: можешь выбрать любую – или любого – а тебе нужен тот, кого ты получить не можешь.

- Са-а-аш, - шепчешь, как в детстве. Но ночь отзывается молчанием.

Бывает, что и звезды равнодушны.

Стук в дверь подобен грому, и ты хмуришься: не хочешь никого видеть.

- Да?

- Брателло, это я.

Не унять стук сердца при звуках его родного голоса. Когда же, черт возьми, когда ты перестанешь так реагировать?

Когда все это зародилось?

И когда успело так запутаться…

Воробьев-старший стоит, опираясь на косяк, и улыбается своей лисьей улыбкой:

- Пропустишь, может, или мне свалить?

- И что ты тут забыл? – немного недовольно.

- Если ты не заметил, у нас одна комната на двоих.

Брат протискивается мимо тебя, ерничая:

- Втяни живот! А то не пройти!

- У меня нет живота! – тут же вспыхиваешь.

- Тогда втяни то, что есть!

Со всей силы хлопаешь дверью и ненавидяще смотришь вслед. Если бы взглядом можно было убить…

- Животное!

- Еще какое…

Сашка раздевается на ходу, раскидывая во все стороны свои вещи. В горле пересыхает, и ты шумно сглатываешь – будто наждаком по нервам: от бессилия, смущения не знаешь куда себя деть, остается только молча наблюдать за ним. У брата сильные, крепкие руки, широкая спина, кожа гладкая, смуглая, загорелая. А внизу спины, пониже поясницы – ямочки, и это почему-то умиляет, заставляет улыбнуться. Ты никогда раньше не обращал внимания на подобные мелочи, а сейчас даже дорожка волос от пупка, уводящая вниз, словно стрела, заставляет возбудиться.

И хочется узнать: одел ли братишка сегодня белье или на этот раз он в одних джинсах…

Он нарочито и показушно прохаживается по комнате, а ты ловишь свое отражение в зеркале – горящие щеки, голодный, безумный взгляд.

Злишься. Сжимаешь ладони в кулаки, так что ногти впиваются в кожу.

Он все понимает… Какого же хера играет с тобой?

Резко разворачиваешься, хлопаешь дверью в ванную. Пусть теперь этот самовлюбленный придурок теперь помучается… Ты не собираешься освобождать комнату, пока не наплещешься в свое удовольствие. Раздеваешься, предвкушая ванную, полную горячей воды и ароматной пены. Но бушующие внутри эмоции никак не дают расслабиться. Да, ты бесишься, ты сходишь с ума от ревности, стыда, ты сгораешь от желания, от унижения – потому что объект страсти брат… Родной брат…

Роняешь на пол то один флакон, то другой, выливаешь на себя чуть ли не весь пузырек масла. В ванной нет халата, и ты закутываешься в белое махровое полотенце. Шлепаешь босыми ногами по полу, тянешь время: выходить совсем не хочется.

Не хочется выслушивать нотации Сашки, какой ты мелочный и эгоистичный, ведь это может закончиться банальным - «Не лезь не в свою жизнь!», и другими подобными фразами, на которые твой брат просто мастер. Да и дело даже не в этом… Гораздо больше ты боишься столкнуться с тишиной и пустотой за дверями.

Что угодно – резкий окрик, равнодушный взгляд, но только не одиночество…

Но нет, он здесь: сидит у окна, где несколько минут назад сидел ты, на том же самом месте. Хмурится – меж бровей пролегла складка. Провести бы по ней пальцем, чтобы разгладить…

Трясешь головой: вон глупые мысли, вон! Прочь из головы!

Сашка замечает, многозначительно приподнимает бровь:

- Наконец-то! Я думал, ты утонул.

И снова краска в лицо: ты понимаешь, что он слышал твои глупые метания, то, как ты спотыкался и чертыхался на каждом шагу.

- Знаешь что? Да пошел ты на хуй, - бросаешь через плечо, даже не оглядываясь.

- О, это уже конкретные предъявы. Отвечаешь за свои слова, мелкий?

- А какое нужно подтверждение?

Так легко разбить хрупкую стену перемирия неосторожными словами. И так хочется забрать их назад…

- Эй! – он бросается к тебе, прежде чем ты успеваешь закрыть дверь своей комнаты. – Да что с тобой такое?

Голос – хриплый, низкий, сексуальный – словно ножом по венам.

Словно соль на свежую рану.

Запрещенный прием.

Ему вообще надо запретить говорить с людьми.

Он дурно на них влияет.

Дрожишь, обхватывая себя руками.

- Ромка…

Его тоже трясет…

И ты на грани, на грани, на грани…

- Я тебя хочу. Вот что со мной такое. Я всего лишь хочу собственного брата, у меня, блять, стояк на него. Здорово, да? А знаешь, что еще веселее? Что это не просто так… Не просто желание. Я забыть не могу и не хочу забывать… Я люблю его, на хуй, ни о чем больше думать не могу. Вот и все…

- Ромка, - растерянно роняет Саша, - не надо, братиш…