Множество новых знакомых, новых идей. Ты почти не появлялась в Москве, передала все дела Наташке – пусть решает. Только ежедневно скидывала ей по почте новую порцию своих идей, изложенных красиво, тонко, с легким юмором. Ты совершенствовала свой стиль написания, тебе нравилось то, чем ты занималась. Ни одно другое дело – ни ужин в дорогом ресторане, ни опера, ни секс с мужчиной – не могли дать тебе того, что давало творчество. Когда ты подходила к компьютеру, тебя охватывала дрожь, как у маньяка, как у нимфоманки перед половым актом. И всегда было мало.

И всегда хотелось еще больше.

Одержимость?

Очень может быть…

Проходило время, и образы прошлого постепенно стирались из памяти. И казалось, что и боли совсем нет. Словно это была не ты – а совсем другая девчонка, наивная, молодая, недавно столкнувшаяся с жизнью.

Ты с кем-то встречалась, расставалась, плакала, смеялась, снова и снова бросалась с головой в очередную жизненную авантюру, приезжала домой, к маме, которая теперь гордилась тобой, и отдыхала, набираясь сил для нового рывка в Москву. И там – сотни лиц, узнававших тебя на улице, просьбы сфотографироваться, премьеры, премии, встречи, договоры, ужины…

Мегаполис снова принимал тебя измученным чревом – дрожал, манил, обещал, соблазнял, а ты шла на поводу.

Даже не верилось, что все успело вырасти до таких размахов за…всего за пару-тройку лет. А Наташка лукаво поднимала брови:

- Видишь, какая я молодец?

Ты смеялась и обнимала подругу. Только смотрела не нее совсем иным взглядом. Ближе ее у тебя все равно никого не было, так почему бы и не…

Стоп! Ты снова засмеялась над своими мыслями. Ну взбредет же что-то в голову, а?

Ладно бы фантазии оживали только в книгах, но в реальной жизни?..

До сих пор тебя привлекали только мужчины. Но мысль о том, что между тобой и Наташкой что-то может быть, не вызывала отвращение. Наоборот, притягивала, заставляла подолгу смотреть на нее, воображать, какая она – нежная ли, страстная?

В конце концов, почему бы и нет? Ведь бывает такое, что даже братья…

Отклик воспоминания болью отозвался в груди.

Братья Воробьевы… Zipp…

Только сейчас это была совсем другая боль – менее острая, менее страшная. Может, покрытая пылью времени, с прослойками из нового опыта и нового взгляда на мир. Ты помнила, как было тяжело в первые месяцы, как ты старалась уйти от воспоминаний, забыться. Страдала конечно, как бы ни пыталась спрятаться.

И сейчас, когда жизнь снова забила ключом, когда каждый день для тебя наполнен новыми делами, открытиями, надеждой, ты почему-то вновь ностальгируешь.

С грустной улыбкой вспоминаешь Сашку – его искренний, заразительный смех, гримасы, подколы над Темой, ваши с Кристиной перепалки, суету перед концертами, огонь триумфа в глазах Ромы, его милую детскую улыбку, непосредственность.

Как черно-белые слайды на старой пленке.

Нет, уже не ранило то самое воспоминание о мужчинах, сжимающих друг друга в объятиях. Даже спустя время ты будто наяву видела их поцелуи и бережные движения, слышала стоны, ласковый шепот.

Да, конечно, за эти годы ты видела многое, но эта страсть, эти отношения казались самыми чистыми и правильными из всех.

Если не жил рядом с ними, с этими братишками, не понять.

А вот ты, спустя несколько месяцев после отъезда домой, поняла, что с Сашей у вас в любом случае ничего бы не получилось: не тот он человек, чтобы быть верным и преданным. Для него любая девушка всегда оставалась бы на втором месте – после брата. Так что на самом деле ваше с ним расставание было вполне закономерно.

И ты никогда раньше не сомневалась в правильности своего выбора.

А вот если бы задали вопрос сейчас, ты бы задумалась. Верно говорят: чтобы не жалеть о неиспользованных шансах, надо идти до конца. И фразу «если любишь, то отпусти» придумали слабаки. А ты поверила.

Странно, но в последнее время ты не только ничего не слышала о них, но и не видела, не встречала никогда. А ведь должна была бы – ну хоть когда-нибудь, потому что мир на самом деле не такой уж и большой. А здесь – пустота, забвение.

И страшно от этого.

До дрожи вдруг захотелось услышать Ромкин голос. Хоть какую-нибудь песню. Но, обыскав все полки, вспомнила, что диски ты выкинула.

Интернет не хотел грузиться – в этом отдаленном районе Москвы он вообще работал плохо – ты целый час чертыхалась и насылала проклятья на свой компьютер, хотя он-то как раз и не был виноват. Когда на экране появилось очередное сообщение о том, что соединение потеряно, ты психанула, надела куртку и выбежала из дома.

Что угодно, только бы не сидеть на месте, сгорая от желания узнать что-нибудь о жизни Воробьевых, и невозможности его осуществить…

Кто знает, а может, ты просто бежала от себя и этих непрошенных, нежданных воспоминаний.

Октябрь…

Холодный ветер срывал листья с деревьев, забирался под одежду, вызывая мурашки на коже.

Как раз то, что нужно, чтобы остудить злость.

Ноги сами привели тебя к тому клубу. Сейчас уже не «IbiZZa», а как-то там еще. Да и не клуб уже вовсе, а бар с множеством желающих бесцельно прокутить вечер.

Ты не обратила внимания, просто поднялась наверх, охранник нахмурился было, но потом узнал тебя:

- О, моя жена ваша поклонница. Перечитала все книги, наверное!

- Спасибо. Передавайте ей привет.

Громкая музыка не для тебя сегодня. Ты прошла в бар, попросила текилы. Мужчина за столиком напротив заинтересованно наблюдал за тобой, улыбаясь, видимо, надеялся завязать знакомство, но ты отвернулась.

Не сегодня, нет. Это – ночь из прошлого. Это всего лишь сон.

Мужчины, женщины, влюбленные парочки… Они проходили мимо тебя, и казалось, что каждый оставляет отпечаток на душе.

Сколько пройдет времени, сколько надо выпить, чтобы заглушить, стереть наполняющие голову образы и силуэты?

Идешь в туалет, и вдруг в дверях сталкиваешься с высоким парнем.

- Извините…

На тебя в упор смотрят знакомые голубые глаза.

- Юля?

- Рыжик?! Антон!

Да, так и есть – его веснушчатое лицо, выбивающиеся из под капюшона золотистые волосы. Только вот глаза не горят, как раньше.

- Как же давно… Антон…

- Ну привет, - он усмехнулся.

Вот уж точно так не бывает на самом деле!

Пока не вспоминала о них, никого не видела, но стоило только дать слабинку – как бац! – Рыжик.

- Я давно тебя не видела.

- А я наслышан о тебе. Сказки сочиняешь?

- Эй, может, отойдете от туалета? – послышался голос за спиной, и огромный мужчина попытался бочком протиснуться мимо тебя.

- Да, конечно… Пошли в зал, что мы тут стоим-то…

Пока вы усаживались за столик, ты глаз не могла отвести от своего спутника. Как же он изменился… Эти перемены не сразу бросались в глаза, но были вполне очевидны – он стал крупнее, более грузным таким, мужланистым. В нем совсем не осталось юношеской порывистости. И нежности.

То, что цепляло в нем раньше, ушло навсегда вместе с блеском глаз.

- Рада тебя видеть, - улыбнулась, протянула руку, чтобы коснуться рукой его ладони. Он расслабился, рассмеялся:

- Эй, детка, соблазнить меня решила?

Ну хоть что-то осталось таким же – его язвительность. А то ты уж было подумала, что все это крупная подстава, и за плечом дежурит уродливая камера какого-нибудь папарацци.

- А то! Нормальных мужчин днем с огнем не сыщешь. Хорошо, что ты хоть подвернулся! Напою тебя и увезу с собой!

Рыжик дернул твою руку на себя и хитро сощурился:

- А вдруг я не буду против?

Пока официант приносил выпивку, вы молчали, а потом ты снова заулыбалась:

- Назад в прошлое… Ну что, за встречу?

Текила была мягкой и ароматной. Ты с удовольствием съела дольку лайма.

- Расскажи о себе. Как живешь? Я давно не слышала о Zipp. Вы играете? – стоило вспомнить про Сашу и Рому, лицо исказилось в мучительной судороге. – Как поживают братишки?..

Рыжик отставил пустую рюмку и внимательно посмотрел на тебя. Ты немного растерялась под столь пристальным взглядом, поерзала на сиденье.

- Ну и чего же молчишь? – очередная попытка улыбнуться провалилась. В душу закралось какое-то тяжелое предчувствие.

- А Ромка умер. Разве ты не слышала? Он попал в аварию. Месяцев девять назад, наверное. Да, как раз была весна, еще такая дурацкая погода – слякоть ужасная, дороги мокрые…

- Что?..

Так бывает, когда удар обрушивается не сразу – не успеваешь переварить, осознать, принять. Перехватило дыхание, кровь резко прилила к щекам. Ты смотрела на бывшего басиста круглыми, абсолютно не понимающими глазами.

А Рыжик продолжал рассказывать – до того холодно-отстраненно, что тебе захотелось завизжать, заткнуть уши пальцами, лишь бы не слышать этих сухих слов.

- Он ехал домой один, возвращался на Сашкиной машине. И какой-то дальнобойщик на фуре не справился с управлением. Занесло. Потом оказалось, что водитель был бухой и задремал за рулем. Выехал прямо на встречку…

- Нет, не может быть… – шептала ты, качая головой из стороны в сторону.

- Разве ты не слышала? – вяло удивился Антон. – Тут «пираты» с ума сходили… До сих пор не верится, знаешь, что такой человек…

В его глазах промелькнула боль и тут же исчезла, как будто он научился хорошо ее прятать от посторонних.

- Продолжай. Я была в другой стране.

- Вобщем-то, и рассказывать больше нечего. Говорят, Ромку увезли на Скорой, особо ни на что не надеясь. Нам позвонили. Сначала Сашке – он ведь дома оставался, брата ждал… А Сашка мне потом. Мы с Темой рванули в больницу, а никого пускать не захотели. Санька только – он ближайший родственник, как-никак. Долго операция шла, но его сердце не выдержало. Врачи сказали, что слишком слабый организм. Рома так похудел в последнее время, почти ничего не ел, а работал на сто процентов.

У тебя из глаз катились слезы, но ты ничего не замечала. Слушать Антона было так больно, словно он ножом вскрывал рану у тебя внутри, резал медленно и неторопливо. Но прервать не хватало сил. Ты глотала воздух, задыхаясь, сжимала ладони. Весь мир сжался до маленького пятачка: здесь был только Рыжик, ты и ваша боль. И ваши воспоминания. На двоих.

- Я плохо помню, что было потом. Кажется, нас пичкали какими-то таблетками. В больнице было полно народу – все шумели, что-то кричали. А мы втроем – я, Темка, Сашка – обнимали друг друга и плакали. Вот и все. Я только боялся, что Санек что-нибудь сделает с собой – он невменяемый был. Тяжело было матери сообщать. Это мне пришлось делать. Я поседел, наверное, за эти три минуты. Я ее видел на похоронах – маленькая такая, и вся седая…

- Антон…

- Сколько народу было на похоронах… Я и не видел раньше столько. Даже на концертах. Тогда все не сознавал, мне рассказали потом. Люди помнят. Они до сих пор приносят цветы на могилу.

- А… Сашка?

- Сашка? – Антон дернул плечом, и уголки его губ опустились. – Он уехал домой. Так и не оправился. Понимаешь, никто не оправился. Оказывается, наш мир крутился вокруг одного человека, и пока он жил, мы этого не понимали. Я пробовал отпустить – не получается. И музыкой заниматься пробовал потом, но у меня отвращение ко всему. Слышу знакомые аккорды, где-нибудь услышу песню – и все как по новой, как будто вчера произошло. Санька жалко: он так любил своего младшего братишку… Я как вспомню, как они дурачились на последнем концерте…

Слезы все текли и текли, а боль не кончалась. Ты вся сжималась, представляя эмоции тех людей, кто окружал Рому всю жизнь, тех, кого он называл своей семьей. Ты вот знала Воробьева не так долго, а мир словно бы опустел без него.

- Где его похоронили?

Ты еще не решила – поедешь или нет. Ведь пока не увидишь собственными глазами, человек будет жить. И можно будет вообразить, что это все – неправда, что братья живут в каком-нибудь тихом уголке России, и так же любят друг друга. Отгородившись от всего мира, они теперь не шифруются, а спокойно принимают эти свои странные и запретные чувства.

За окнами была глубокая ночь. Пока ты ждала такси, со страхом всматривалась в темные проемы: чудилось, что кто-то стоит рядом, чья-то невидимая тень мешает вздохнуть.

- Ты пиши… И звони, хоть иногда, - протянула Рыжику записку с номером своего телефона. Он автоматически сжал ладонь. – Ну а сам как? Женился на Лизе?

- Нет. После… После того, как Ромки не стало, все потеряло смысл.

Ты ничего не ответила, просто встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

А когда уже ехала в такси, думала о том, что Рыжик опускается, превращается в пьяницу, пустого человека, живущего прошлым. Его бог умер. Так, как прежде, не будет уже никогда.