Будет ли завтрашний день иметь тот же смысл, что и сегодняшний? Пока остры переживания, надо дать им перегореть прямо сейчас.

- Подождите… Мне нужно на Троекуровское кладбище.

- Что же раньше-то молчали…

Увидеть… Да. Чтобы убедиться, что все – не сон.

В конце концов, прошлое навсегда останется прошлым. Никогда не вернуть тех минут с Рыжиком в кафе… Как и не воскресить светлую улыбку Ромы Воробьева…

Ночью на кладбище вовсе не так страшно, как пишут в книгах и показывают в кино. Ты спокойно шла по рядам, благо, освещения было достаточно, и ты четко видела тропинку среди ухоженных или заброшенных могил.

Вот она – совсем недалеко, стоит в стороне от остальных, как бы отдельно. И аккуратный памятник с датами рождения и смерти. Ничего лишнего, просто множество живых цветов, множество свечей. Неровные блики освещали надгробный камень, и ты с волнением увидела, как на тебя смотрят Ромкины глаза – графитовый портрет получился таким живым и настоящим, что у тебя закололо сердце. От слабости ты опустилась на колени, провела рукой по кованой ограде.

- Ну вот… Ты же никогда не любил ограждении и запреты… Ромка…

Насколько близко ты знала его, чтобы вот так вот сейчас судить? Имела ли право, кем ты была для него?

Внезапно вспомнился Сашка и твоя жалкая ревность.

- Ром, прости меня, прости… Пожалуйста…

Единственное слово, которое ты могла повторять сейчас. Стояла на коленях прямо на холодной стылой земле, не ощущая ничего, кроме разрывающего изнутри чувства вины.

- Прости меня…

И плакала. Слезы жгли, как расплавленная сталь.

Прости за то, что отнимала у тебя брата, хотя знала, как сильно ты его любишь. Прости, что ворвалась в вашу с ним жизнь, прости, что была рядом, хотя ты и не желал этого, а просто шел на поводу у Сашки. Прости за то, что мир такой несовершенный, и ты так и не смог обрести успокоение в нем.

Прости меня, что так и не смогла тебя понять… Я всего-то хотела получить свой кусочек счастья.

Но у меня не поднялась бы рука, если бы я знала, что отнимаю это счастье у тебя.

Прости…

Ты ничего мне не обещал, но столько подарил… Твои песни заставляли меня бороться тогда, когда сил уже не хватало. Я всегда верила…

И не успела сказать…

На востоке начинало светлеть небо, и где-то просигналила машина. Среди абсолютной пустоты в голове ты поймала себя на мысли, что было бы здорово, если бы кто-нибудь сильный, мудрый подошел сейчас к тебе, погладил по головке, поднял и увел с собой, прошептав, что все будет хорошо. И не было бы нужды оглядываться на прошлую жизнь и считать ошибки. И думать о том, как бы все обернулось, если бы не…

- Эй, дамочка, а что вы тут делаете? Ночью приехали, что ли? Погляди ж…

Уборщик волочил за собой мешок листьев и мусора, бормотал под нос и старался идти прямо. От него сильно разило перегаром.

- Он и в жизни, говорят, был разбойником… Сколько народу приходит, и каждый норовят свечку зажечь. Тушишь тут все, думаешь, опасность пожара не грозит, а тут еще кто-нибудь зажжет. Разбойники… Сил на вас никаких…

…

«Не смотри на меня, подожди.

И не надо смеяться сейчас.

Я хочу лишь сказать – прости…

Эти слезы мои – о нас.

Ты закрой на минуту глаза,

Разреши мне чуть-чуть поболтать.

Я боюсь не сказать те слова,

О которых поклялся молчать.

Ты всегда стремился к мечте,

Шел за нею, игрался с судьбой.

Я обязан был удержать,

Просто крикнуть тебе – постой!

И не надо мне объяснять,

Если хочешь – пойду за тобой.

Если скажешь, я стану всем лгать.

Только ты останься со мной.

Загляни на секунду в глаза,

И сожми мне ладонь посильней.

Я иду – а ты ждешь меня?

Просто дай мне знак поскорей.

Этот мир без тебя – не мир.

С нетерпением жду конца.

Я давно уже не живу.

Я устал от страданий и зла.

Наша песня еще на слуху

Ты писал ее для меня.

Там слова есть – «я помогу»…

Где ты пел обо мне – «прощай».

Саша Воробьев. Май, 2012.





Рома. Март, 2012 год.

- Вы в ответе за тех, кого сотворили, кого приручили, и не надо сейчас отнекиваться! – Настя так возмущается и размахивает руками, что сейчас, кажется, разобьет окна, на хрен, в Сашкиной тачке… А ведь я обещал привезти ее в целости и сохранности…

- Я и не отнекиваюсь. Просто знаю, что все забывается. Годок не увидишь наши счастливые лица – и забудешь, кто такие Zipp.

- Ни фига! Я вот слушала Нирвану и до сих пор тащусь от их песен.

- И я тоже…

- Вот видишь! – она торжествующе тычет пальцем вверх, и мне не остается ничего другого, как согласиться.

- Ладно, убедила. Есть что-то, что нельзя забыть и вычеркнуть из истории. Курта Кобейна, Металлику, Led-Zeppelin…

- Zipp…

- Мы еще не доросли до таких высот, - смеюсь. Послушал бы ее братец, ей-богу…

- Ром, ты или прикалываешься сейчас, или серьезно себя недооцениваешь.

Я прищуриваю глаза:

- Значит, умение трезво смотреть на вещи называется теперь «недооцениванием себя»?

- Меня радует, что ты хотя бы не стебешься надо мной.

- Ой, что ты, я далек сейчас от этого.

- Ром, преданность – не пустое слово. Если ты столько вложил в своих фанатов, если ты подарил им целый новый мир, то ты не имеешь права говорить о забвении. Я ни за что не поверю, что ты не веришь, потому что ты все это создавал и нес с собой свет для нас.

Бессонная ночь дает знать, и я сейчас с трудом концентрируюсь на дороге. Кофе бы… Ладно, вот приеду домой, и выпью.

- Так, где тебя высадить? – напоминаю своей случайной попутчице, по совместительству оказавшейся фанаткой Zipp.

- Заболтались, блин! За поворотом тем, ладно? Где знак «Макдоналдс»… Слушай, спасибо тебе огромное! Вот уж не ожидала, что именно ты откликнешься на просьбу… Если бы не ты…

- Пришлось бы идти пешком! – заканчиваю за нее хвалебную речь. – На концерт приходи. Найдешь Кристину, напомни ей про эту дорогу и наш спор. После концерта поболтаем еще.

- Договорились! – Настя улыбается и уже держится за ручку двери. – И подумай о моих словах. «Пираты» не дремлют.

Усмехаюсь и сигналю ей. Сквозь дождь и туман едва различаю маленькую фигурку в синей куртке. Девушка машет мне рукой, а потом исчезает из поля зрения.

Быстрая какая…

««Пираты» не дремлют», ха… Но она права, мы многое вложили в фанатов, чтобы так просто от этого отказаться. Без них мы не добились бы, чего имеем. Стоит уйти в тень хотя бы на год, и многие забудут, но самые близкие, самые родные всегда будут помнить. Как помнят Курта Кобейна. Нет, нет, ни за что… Чего бы мне это ни стоило…

Вспоминаю, как год назад хотел забить на все и на всех, потому что публикации в газетах и интернете о личной жизни не давали вдохнуть свободно. Нам с Сашкой приходилось скрываться тогда пуще прежнего, потому что фанфики и слешерские рассказы подкидывали пищу для ума. Особо одаренные и прозорливые давно спрашивали друг у друга: а почему братья Воробьевы живут до сих пор вместе, почему у них нет девушек? И крысы стали рыть носом землю. Что было бы, если бы они просекли, не представляю…

Уйти в тень, спрятаться – заманчиво, но когда я думаю о тех, кого оставлю, предам своим уходом, становится так мерзко на душе. Нечего малодушничать.

Сашка бы точно сейчас отвесил мне подзатыльник и отправил спать, чтобы всякие левые мысли не вертелись в голове.

Да, спать пора… Кто же знал, что вечеринка так затянется… Интересно, а брателло ждет или дрыхнет без задних ног?..

Хоть бы ждал…

Не забыть ему рассказать об этой фанатке Насте, которую подвозил, и о ее словах – то-то он порадуется за «Пиратов»!

Вообще, лучше бы записать все, а то, к чертовой бабушке, забуду, пока еду. Эта дорога выматывает, ужас просто. Ползешь, как червяк, и скорость не прибавишь – скользко, вашу мамашу… Но где у Санька тут ручка и бумага… И есть ли… Может, в бардачке посмотреть?..

Черт, что за идиот врубил «дальники»?! Ни хрена же не видно! Этот свет не дает покоя…

Один только свет впереди…













72