Совсем.

- Копуша! Долго еще ковыряться будешь? – выговариваешь Теме. Парень никак не может расстегнуть чехол от гитары. Кажется, он ни разу не вынимал ее после приезда.

- Все, все, - краснеет.

Ты любишь подкалывать над Артемом. Нет, ты совсем не злой, но он так мило и забавно смущается, и видно, что немного побаивается тебя – как-никак, ты лидер группы, ты принимал решение о том, чтобы взять его после того, как ушел Юрка Самарцев. Он самый молодой, ему недавно исполнилось двадцать пять, и он долго был фанатом группы. Это, пожалуй, настраивало тебя «против», и если бы не брат, ты не согласился бы принять его в группу. Конечно, сейчас не жалеешь. Артем сумел привнести в вашу музыку нечто свое, особенное, кардинально отличающееся от того, что было раньше. Он ведь профессионал, учился в музыкальной академии, блестяще закончил ее. Если ты что и ценишь в людях, то это отдачу любимому делу. Поэтому Темку ты уважаешь.

Что не мешает тебе подшучивать над ним.

Глядя на то, как он настраивает гитару, вспоминаешь себя в его возрасте: примерно в то время, а может, чуть раньше, ты оказался перед выбором – чем заниматься в жизни? Заработать деньги не проблема для парня с головой и руками, да и чем только ты не занимался… Все бы хорошо, да только ты был один – Москва поглотила, выпила все жизненные силы, не оставила практически ничего святого в душе. Как волк, ты боролся там за свое существование, и с каждым днем твое сердце черствело все больше, одеваясь в броню. Ты старался не думать, не вспоминать. Но кто знал, что будет так тяжело? Когда в гости приехал Сашка, он ужаснулся этим переменам: вместо улыбчивого подростка с наивными голубыми глазами, каким он навсегда тебя запомнил, перед ним стоял суровый, жесткий мужчина. Сашка никак не мог сопоставить этих двух разных, казалось бы, людей, и уж никак не мог подумать, что младшего так изменит Москва.

Смотришь на то, как играют мускулы под смуглой, гладкой кожей, когда он выбивает жесткий ритм на барабанах. У него сильные руки… В первый же год бесконечных тренировок и репетиций у Сашки налились такие мышцы, что не требовался никакой тренажерный зал.

Он утащил тебя с собой, в Питер, – утащил, не обращая внимания на возмущенный ор и мат.

- Я смогу! Мне никто не нужен!

- Пошел ты! Посмотри в зеркало! Где мой брат?

А у тебя была истерика – слезы, мать их, сорванные связки, выбитые костяшки на кулаках, синяки по всему телу. Вы не дрались так с самого детства, но тебе нужно было выплеснуть всю свою боль, разочарование, стыд… Ты же так хотел чего-то добиться в жизни. Сам, без его помощи. Встать на ноги, чтобы он мог тобой гордиться. Может даже, переплюнуть его в бизнесе, стать на голову выше, чтобы он не мог больше смотреть на тебя с превосходством трехлетней разницы в возрасте.

Ты был один в Москве…

Ты был без него, а ведь до этого вы никогда не разлучались надолго.

Ты, на хрен, скучал, и не мог, просто физически не мог заставить себя признать это!

- Малыш, я тебя больше никуда не отпущу, - говорил Сашка, крепко обнимая тебя. Слезы щекотали глаза, и ты старался держаться.

Ты старался, черт возьми!

Что всегда происходило между вами?!

Что происходит между вами сейчас?

- Начинаем с «Атаки», дальше идет весь заявленный сет-лист, предлагаю только внести изменения: добавить «Анархию», « Черного ангела» и «Тишину».

- А «Будду» ты так же будешь исполнять в акустике?

- Нет, ее я вообще вычеркну. Пусть лучше будет новая песня - «Мифы».

- О, это круто! Надо попробовать!

- Играем…



Юля.

Только ленивый не интересовался, куда ты собираешься ехать. Ты отвечала правду: «В Москву». Но не уточняла детали. Зачем? Дать повод для сплетен, слухов и новых расспросов?

Только самым близким рассказала про концерт. В груди застыло странное, томительное чувство, что эта поездка что-то изменит. Глупое, дурацкое предчувствие, даже и не предчувствие вовсе, а, скорее всего, лишь страх и боязнь всего нового. Но ты понимала, что после Москвы не сможешь жить, как раньше. И придется твоим родителям с этим смириться…

- Где ты остановишься? Вот, я волноваться буду, - всю неделю твердила мама, а ты старалась утихомирить растущее раздражение. И бесполезно было заявлять, что ты уже не маленькая. Этот аргумент она всегда пропускала мимо ушей.

- Неужели концерт для тебя дороже, чем я?

О, это было уже чуть оригинальнее.

Нет, ты вовсе не стремилась поссориться. Просто тебе казалось, что уж в 24 года можно дать своей дочери хоть немного свободы и самостоятельности.

- Все будет хорошо, мам, не переживай, - машинально говорила ты, стоя на перроне, когда она провожала тебя. Эти слова ничего не значили ни для тебя, ни для нее. Они пролетали мимо, вырываясь из твоих губ – холодные, пустые слова. Гораздо больше говорили глаза. Ты надеялась, что мама почувствует это.

Боялась?

Да… Неизвестности.

Ждала?

Ждала… Ждала, что все надежды будут оправданны.

Сменить обстановку, и жить настоящим…

Ты и помыслить не могла, как быстро все завертится: стоило Наташке купить билеты, стоило попросить у начальства отпуск, стоило только сесть на поезд… Ведь прошел всего лишь месяц! Всего лишь! Каких-то тридцать дней… И ты уже сидишь у окна и слушаешь забытый стук колес. В наушниках, как обычно, Zipp, и ленивый, теплый голос солиста выводит последнее «Прощай», с каждым разом взывая все громче, все больнее.





Рома.

- А приходите сегодня к нам в гости, - ни с того ни с сего говорит Сашка. Вздрагиваешь, смотришь на парней – Тема удивленно распахивает свои глаза, а потом нерешительно косится в твою сторону, Рыжик только ухмыляется. – Поужинаем вместе. Так давно не собирались!

- Ромик нам что-нибудь вкусненькое сварганит! – Рыжику бы только подколоть. Он прекрасно знает, что ты не умеешь готовить, и если ужин свершится, это будет заслуга ближайшего ресторана.

Санек старается спрятать улыбку – еще одна жертва твоих кулинарных изысков. Помнится, было пару случаев, когда на тебя находило вдохновение… Почему-то после этого гарантировались обжималки с «белым другом». Хотя ты старался все делать по рецепту…

- Э-э-э, Ром, ты, конечно, молодец, но кухня… Несколько не твое. Может, просто пиццу закажем? – Артем, наивный, пытается сгладить обстановку.

После этого уже невозможно сдерживаться: сгибаешься пополам в диком хохоте, и за тобой грохают остальные. Только Тема с непониманием смотрит на веселящуюся компанию – хочет улыбнуться, но никак не поймет, что смеются-то над ним, над его наивностью.

- Расслабься, парень, - брат легонько хлопает его по плечу, вытирая выступившие на глазах слезы. – Все так и будет. Рома у нас как «Парфюмер» – хочет как лучше, а получается… Я уверен, что заказать ужин по телефону он сможет так же быстро и оперативно, как сделать яичницу! Разница будет только в том, что ужин не придется выбрасывать в ведро…

Вот придурок!

С гаденькой улыбкой втягиваешь средний палец:

- А не пойти бы тебе, прозорливый ты мой?

- Малыш, только после тебя!

- Сука – тихо смеешься в ответ.

Может быть, это будет совсем не плохо: собраться вчетвером, как в старые добрые времена, выпить парочку бутылок пива, посмотреть фильм… А завтра снова запереться в студии, оттачивая каждый звук, каждую ноту до совершенства.

Вы с братом купили эту квартиру не так давно, а ремонт закончили вообще на днях. Спасибо, ребята помогли. Все своими силами, и получилось так, как хотелось – теплая, свободная атмосфера, легкость и абстракция. Никакой помпезности, никакого «модерна» и других модных направлений. Зато здесь можно жить, а не просто ходить из комнаты в комнату, боясь что-то сдвинуть с места и тем самым нарушить «стиль» и «интерьер».

Твоя комната на втором этаже – маленькая, с минимумом мебели: кровать, толстый ковер под ногами, паря мягких пуфиков. В углу чернеет лакированная крышка ноутбука – единственный островок цивилизации. Здесь даже телевизора нет. Так спокойнее.

Вот у брата комната производит впечатление лаборатории – там и компьютер, и DVD, колонки с усилителями, и несколько фотоаппаратов. Сашка какое-то время увлекался фотографией, а потом благополучно забросил это дело, хотя мастерство свое сохранил – снимал легко, непринужденно, и изображения носили какой-то непередаваемый оттенок тонкости и эфемерности, будто желая показать, как хрупок мир. В свое время он просил тебя даже позировать для него, и ты сохранил эти фотографии – черно-белые, странные, ведь он снимал тебя на крыше дома, под порывами сильного ветра – волосы развевались, укрывая тебя тяжелыми, плотными волнами.

Это было давно. Сейчас ты носишь короткую стрижку, и не жалеешь, что однажды, поддавшись порыву, обрезал те вьющиеся локоны. Все лишнее нужно отсекать, отрубать. Так проще не бояться прошлого.

В гостиной слышны голоса, звучит музыка – что-то неоднозначное, колеблющееся. Наверное, Enigma – тонкий женский голос обладает потрясающим обаянием, эту группу очень любит Артем. Закрываешь глаза и представляешь, как парни сидят на мягких диванах, едят пиццу, запивая ее соком и кока-колой, весело болтают, обсуждают предстоящий концерт. Ты так и видишь, что Рыжик развалился в большом кресле, непринужденно расставив ноги в стороны – он везде и всюду чувствует себя как дома, и эта черта его характера импонирует тебе больше всего; Темыч, наверняка, вытянулся по стойке «смирно» - он никак не освоится в группе, и чувствует себя нормально только рядом с Рыжиком. А что делает Сашка… Ты видел его перед тем, как пришли гости – на нем была свободная майка, не скрывающая сильных плеч и рук, потертые узкие джинсы, сидящие низко-низко на бедрах, черные волосы он повязал косынкой, а глаза подвел карандашом – после тура он не может представить себя без мейка. Может, и правильно: такой необычный разрез темно-зеленых глаз нужно подчеркивать, делать их еще ярче, еще выразительнее. Но для тебя это уже мелочи. Ты любишь брата таким, каков он есть – толстого или худого, в бороде или лысого, с макияжем или без. Бывает же так, что, повзрослев, братья и сестры расстаются – расходятся их жизненные пути, появляются свои семьи. А вы – пока вместе.

Упираешься лбом в дверной косяк, тихо молишь: «И даст бог, так будет всегда».

Ты не задумываешься о ходе и природе своих мыслей. Строго говоря, не братские это мысли, совсем не братские… Не родственные…

Тебе все равно. Просто за закрытыми веками ты легко представляешь, как он забирается на диван с ногами, откусывает кусок за куском пиццу, вытирая полные губы ладонью, смеется низким, глубоким смехом, от которого у тебя мурашки по коже. И его глаза блестят. И от него вкусно пахнет – чем-то теплым, родным.

Кусаешь губы: ты пообещал спуститься вниз сразу после того, как примешь душ. Уже и душ успел принять, и обсохнуть – парни, наверное, вовсю удивляются, где тебя черти носят.

А силы воли не хватает, чтобы присоединиться к ним. Точнее, сила-то есть, вот воли маловато.

Сначала приглушенные, а потом гулкие шаги по лестнице:

- Брателло, ты заснул?

В темном проеме стоит Сашка.

Быстро сглатываешь:

- Уже иду.

Он внимательно смотрит, и тебе хочется исчезнуть с земли, только бы избежать этого проницательного взгляда:

- Что с тобой такое происходит? – тихо спрашивает он. Интонации в голосе меняются, и ты, чувствительный к малейшим нюансам, так остро ощущаешь это, что хочется кричать. Хриплый, низкий… Брат подходит близко, на расстоянии вдоха-выдоха. – Ты хорошо себя чувствуешь, малыш?

И какая разница, что между вами три года? Всего три года, но ты всегда чувствовал себя с ним как за каменной стеной – сколько раз он вытаскивал тебя из различных передряг, дрался с уличными мальчишками наравне с тобой, помогал, защищал, оберегал.

Любил…

Сашка осторожно касается твоей щеки одними пальцами, проводит по коже, убирая за ухо непослушную прядь. Ты готов поклясться, что ощущаешь все эти прикосновения как ожог первой степени. Пальцы оставляют следы на коже.

Пальцы оставляют шрамы на душе.

Вдруг резко, порывисто хватаешь его за руку:

- Ты…

Замирает. Замираете оба, внимательно глядя друг на друга.

Поединок, где нет и не будет выигравших.

- Бро… Любишь меня?

Голос дрожит. Страшно.

В конце вы оба проиграете.

- Ромка, - у него перехватывает дыхание, и на секунду, которая кажется тебе вечностью, с его лица слетают все привычные маски, и оно становится беззащитным, как у ребенка. – Ром…

В зеленых глазах загораются красные огоньки – стоп, опасность. Назад пути нет, и не стоит говорить об этом.

- Брат, ну конечно люблю, о чем ты?

Все, снова маска. Почаще бы видеть его настоящего, без той паутины лжи, которой они опутали себя когда-то. Миг правды был таким коротким… Больше Сашка не позволит себе подобной оплошности. От сознания этого хочется плакать.