Обнимает тебя, что-то шепчет, успокаивающе проводит по плечам.

- Ты что? Все будет хорошо, малыш, не переживай. Я с тобой…

Прижимаешься к нему близко-близко, так, чтобы каждой клеточкой почувствовать его запах – родной, любимый. Нет, тебе не стыдно за свою слабость.

- Пойдем вниз? Ребята заждались.

Мотаешь головой:

- Не хочу. Нет настроения.

- Ну пожалуйста, - уговаривает он. – Они собрались только ради тебя. Ты нужен им.

«А мне нужен ты!» - хочешь крикнуть в ответ. Молчишь, потому что понимаешь, что это только оттолкнет Сашку.

Ведь так уже было…

Повторять прошлый опыт ты не намерен. И без того едва в себя пришел.

Он осторожно проводит рукой по твоим волосам, приглаживая растрепавшиеся прядки, а потом ласково улыбается:

- Пойдем к нашим друзьям.



Юля.

Площадь была огромной – насколько глаз хватало. Раньше ты видела это только по телевизору.

Стоит ли удивляться реакции!

Наташка тихонько рассмеялась:

- Чего стоишь, как дуб?

- Может, как елка?

Подруга покачала головой:

- Нам еще столько надо посмотреть! Пойдем скорее!

- У-у, а мне и здесь неплохо!

Она закатила глаза.

Вообще-то, ты с утра только и делала, что удивлялась. Наташка как будто задалась целью за день обойти все достопримечательности столицы. К обеду у тебя заболели ноги, спина и голова. А еще ты проголодалась. Глаза машинально останавливались не на красивых зданиях и памятниках, а на вывесках типа «Му-Му», «Крошка-Картошка», «Макдоналдс». Наташке все было нипочем – она бодро вышагивала по скрипучему снегу, и, не закрывая рот, рассказывала тебе то про своих знакомых, то про работу, то про Москву. «Ей только гидом работать», - мрачно подумала ты, мысленно прощаясь с ужином. Обед вы тоже пропустили – уже пару часов как.

Впечатлений было уйма – вряд ли ты смогла бы все это посмотреть без подруги. Она и встретила тебя на вокзале, и привела домой, чтобы ты смогла привести себя в порядок с дороги, и лишь потом увела на прогулку.

- Смотри, а сюда мы пойдем завтра вечером, - она указала на большое овальное здание. – Это Олимпийский.

На картинках в Интернете он казался миниатюрнее…и чище. Ты усмехнулась, проводя эту параллель. Ну конечно, а чего же еще ждать? Да и какая разница?

От осознания того, что завтра они будут здесь слушать живое выступление Zipp, кожа покрылась мурашками. А ведь еще вчера ночью это казалось еще менее реальным…

- Юль, а ты есть не хочешь? Я вот что-то посмотрела на Олимпийский и вспомнила, как приходила сюда на конвенцию по фитнесу… И как зверски хотела есть после целого дня прыжков-подскоков. Не понимаю, как инструктора выдерживают подобные нагрузки… Ну ладно, это я так… Куда хочешь пойти?

Тебе оставалось только мысленно поблагодарить всероссийскую конвенцию World-Class, и со спокойной совестью отправиться вслед за Наташей.

















Рома.

- Волнуешься? – Сашка подкрадывается так тихо, что ты вздрагиваешь. Заметив это, он начинает едва слышно смеяться. – Эй, мелкий, да тебе пора нервишки полечить. Совсем бо-бо, да? Коленочки трясутся? А вдруг завтра на сцене в обморок упадешь – от излишних переживаний?

Сначала ты честно стараешься держаться и не отвечать на провокации. С Сашкой всегда так: стоит только хоть слово сказать, так он начинает язвить еще сильнее. Но на этот раз номер не проходит:

- Как бы еще какая-нибудь оказия не случилась на сцене… Эх, жалко, что ты носишь такие тугие джинсы. Мы бы тебе Памперс предложили… О! Придумал! Есть такие женские прокладки – совсем тоненькие, говорят, незаметные! На всякий случай, да, братишка? А то…

- Ах ты, скотина! – вскакиваешь, налетаешь на Сашку сверху, и начинаешь душить. – Тогда я и для тебя придумаю что-нибудь оригинальное! Как тебе идея надеть килт, как его носили настоящие шотландцы?

Он еще громче заливается, кашляет, и пытается что-то выговорить:

- Пусти, придурок! На шее синяки останутся!

- О, да тебе же завтра стриптиз показывать на сцене!

- Не стриптиз, больной! Просто в майке жарко играть!

- Ну конечно, поэтому ты в середине шоу картинно поднимаешься из-за своих барабанов, подходишь к краю сцены и царским жестом выкидываешь в толпу свою потную липкую одежду?

Бро смеется:

- А килт – это идея! Я подумаю об этом!

Перестаешь его теребить и усаживаешься на него верхом, подогнув ноги:

- Знаешь, я хочу сказать, что мне жутко с тобой повезло. Любой другой только покрутил бы пальцем у виска и сказал – ну и придурок…

- Я так и говорю…

- А ты поддержал! Только, Саш, прошу, без фанатизма – нам не нужны толпы самоудовлетворяющихся подростков в зале при виде твоего…кхм, орудия…

- Это называется – член, стеснительный мой! - брат гаденько ухмыляется.

- …так что ты хоть стринги свои любимые натяни, а? Те самые, которые тебе подарили поклонники… ну, со звездно-полосатым флагом и надписью «Я – жЕвотное»…Которые ты так любишь одевать и в пир, и в мир, и в люди… Ой, а они сейчас на тебе? А ты их хоть когда-нибудь стираешь?

Тебе редко когда удается вовремя заткнуться. Во всех ваших потасовках с братом если тебе и случалось побеждать, то только благодаря хитрости, но уж никак не силе. А сейчас вообще, забывшись, ты продолжаешь щебетать, а Сашка молниеносно напрягается и сбрасывает тебя на пол, усаживаясь сверху. Ты только понимаешь, что потолок и пол меняются местами, и чувствуешь тяжесть на бедрах. Если бы не болезненный удар головой, ты вполне смог бы оценить весь юмор ситуации.

Ну, и кто как любит? Кто будет сверху, а кто – снизу?

Провокация.

Не задумываясь, вы стали подначивать друг друга, чтобы произошла такая вот маленькая потасовка, и в итоге вы оказались вдвоем – близко, как и в прошлый раз у тебя в комнате, как тысячу раз до этого - гораздо ближе и интимнее… Только сейчас под тобой холодный гладкий пол вместо пушистого ковра, в голове разливается боль – будто маленький злобный зверек… Надо же, как неудачно… Сашкино лицо – красивое, выразительное, но до обидного не похожее на твое – наклоняется ниже…и ниже… Он касается носом твоего носа, покачивает головой в стороны – совсем как в детстве! – и улыбается…тепло, по-доброму:

- Ну ты и слабак, Ромиру… Да мне ничего не стоит одной левой справиться с тобой.

На губах ощущаешь его дыхание – горькое и сладкое одновременно. От этого голова кружится еще сильнее, и ты благодаришь бога, что лежишь. Как странно и необычно чувствовать его тепло и сильные руки…У него сегодня щеки небритые, и, наверное, колючие. А вот губы чуть полуоткрыты - кажется, еще чуть-чуть, еще пару миллиметров, и…

Не в силах совладать с собой, закрываешь глаза и легонько касаешься своими губами его губ. Даже не поцелуй вовсе – иллюзия, дрожащая тень прошлого, от которого вы оба отказались.

Да только оказывается, память сильнее. Губы словно начинают жить самостоятельно: и у тебя, и у него. Хватает короткого испуганного взгляда, хриплого стона, стального кольца рук вокруг талии – и накрывает безумие, опрокидывая, ломая все старательно взращиваемые правила, нормы и табу.

Разум сопротивляется.

Тело отказывается повиноваться.

Желания…желания подавляют волю.

Несмело проводишь губами по его губами, затем – все увереннее, все смелее, и вот он уже перехватывает инициативу – ласково играет с сережкой у тебя в языке, жадно, исступленно узнавая, пробуя на вкус, исследуя каждый миллиметр, посасывает губы, и ты сходишь с ума от этих грубоватых, таких властных поцелуев. Непроизвольно выгибаешься навстречу ему, ерзая, извиваясь, прижимаясь еще ближе, чтобы почувствовать, что он тоже хочет… Проклинаешь свое тело за эту реакцию, ругаешь себя самыми последними словами, а сам стонешь и толкаешься навстречу его руке, которая гладит твои бедра. Умереть бы… Умереть в эту самую минуту, чтобы не было нужды потом смотреть друг другу в глаза и что-то объяснять… Пытаться объяснить. Умереть бы от удовольствия… Умереть бы в его руках…

Сумасшедшее напряжение.

Это как ломка у наркомана, который готов пойти на все за дозу. Нет сил оторваться, как будто бы вы – два пазла, соединенные воедино. Больно, горячо, страшно… Душа на кончиках пальцев – бьется неистово, как птица, попавшая в неволю. Не расцепляете ладони, стискиваете пальцы еще крепче, еще сильнее, как будто боитесь, что потеряете друг друга. И где-то на самом краю сознания ядовитым светом горит мысль: «За что?»

Слезы. Много горьких слез по щекам. И дыхание судорожное.

Эту истерику не успокоить.

От этого уже не отмахнуться, как раньше, не забыть.

Придется всю жизнь пережевывать…

Внезапно широко-широко распахиваешь глаза, так сильно прогибаясь в пояснице, что, кажется, переломится позвоночник. Едва замечаешь, что Сашка останавливается, слишком сильно сдавливая твои бедра руками – хрипло и протяжно стонет, почти воет, и на какие-то секунды выключаешься – такого сильного оргазма у тебя не было давно. А ведь это даже не секс…

Только додумать не успеваешь – реальность быстро возвращает тебя на землю жесткостью пола и головной болью. Че-ерт, как сильно приложился-то…

Чуть приподнимаешься, и тут же со стоном опускаешь тяжелую голову на пол. В затылке будто бомба взрывается, а перед глазами закручивается черный смерч.

- Ром?

Испуганный голос со стороны. Смутно-смутно знакомый.

Главное, чтобы Сашка не догадался, как тебе плохо – потащит ведь в больницу. И ему будет наплевать на отмененные концерты и неустойки.

А где-то глубоко внутри мелькает мысль: «И хорошо, что ударился. По крайней мере, не придется играть в прятки…»

- Рома!

- Чего? – нарочно грубоватым тоном. Морщишься, зажмуриваешь глаза. От боли?..

И от боли тоже.

- Голова, да? Ударился?

- Угу…

- Вот дурачина! – весь романтический настрой тут же слетает. Ни следа былой страсти и нежности. Он быстро поднимается, тянет тебя за руку за собой.

- Не накаркай, - пытаешься пошутить, но брат, похоже, даже не слышит тебя.

- Где болит? Здесь? – он лихорадочно ощупывает твою голову руками, и ты подозреваешь, что вся эта поспешность, обеспокоенность – лишь попытка убежать от объяснений.

Какие же вы оба трусы…

Ты устал. Устал бегать от себя, от других, от жизни. Все, что тебе сейчас хочется, это привести себя в порядок в ванной, переодеться и отдохнуть в одиночестве. И пусть остальной мир катится ко всем чертям.

- Нет, Саш, не здесь, - показываешь на грудь, где у тебя должно биться сердце. Бьется? – Вот здесь больнее.

Он тут же отдергивает руку, опускает взгляд.

Медленно, спотыкаясь на каждом шагу, ты поднимаешься наверх, в спасительную тишину своей комнаты.

Вас разделяет всего несколько шагов, но на самом деле вы так далеки друг от друга...





Юля.

- Я себя чувствую коровой на бойне, - пожаловался Андрей, едва поворачиваясь в толпе зрителей.

Наташка хихикнула:

- Почему – коровой? Корова – женского рода.

- Ну, быком! Какая разница! – вспылил парень. Вы с подругой переглянулись и захохотали. – Ничего смешного! На фига я вообще поперся с вами на этот долбанный концерт, где собрались одни дети четырнадцати-восемнадцати лет?

- А кто мне все уши прожужжал, что Zipp – одна из твоих любимых групп? – не отставала Наташа.

- Музыка у них, в самом деле, хорошая, только вот случать девчачий визг я не хочу! А когда Рома выйдет на сцену – такое начнется…

- Говоришь со знанием дела! Небось, сам в свое время так же повизгивал, да? – ты тоже не смогла удержаться от шутки. Бедный парень покраснел, но замолчал. Сообразил, наверное, что с вами обеими лучше не связываться.

Огромный холл Олимпийского, гардеробная, подъезды были заняты людьми. Здесь были не только молоденькие девочки, но и вполне взрослые парни со спутницами, ты даже заметила несколько женщин в возрасте сорока лет. И у всех у них глаза горели предвкушением и ожиданием концерта. Их что, отливали в одной мастерской?

Медленно переступая с людском океане, гадала, какое же у тебя выражение лица.

Наверняка, такое же отупело-удивленное, как у большинства фанатов.

- Детский сад! – не удержался Андрей, когда мимо него прошмыгнула совсем уж маленькая девчонка.

- Еще одно слово – и мы пойдем без тебя! – тут же пригрозила Наташа.

Парень развеселился:

- Куда? В фан-зону? Ну, мои дорогие, на это я хочу посмотреть еще больше, чем на концерт!

Конечно, «фанку» и «танц» вы брать не стали. Тебе не хотелось простоять битых три часа под сценой в потной, беснующейся толпе. И хоть ты знала, что с трибун будет плохо видно, все равно польстилась на сидячие места.