Забыв о всякой осторожности и думая лишь о том удовольствии, какое приезд дамы доставит Сильвии, он уже собирался окликнуть Мари, когда его удержала на месте одна мысль: камеристка королевы принадлежала обществу, куда Сильви больше не имела доступа и для которого была лишь загробной тенью.

Не без сожаления он повернулся и побежал назад, но Мари д'Отфор его заметила и послала вдогонку одного из слуг.

— Пожалуйста, остановитесь, — запыхавшись, проговорил юноша. — Моя госпожа хочет говорить с вами!

Корантен отринул все сомнения. Карта была слишком хороша, чтобы ее не разыграть, и через несколько минут он уже склонился в поклоне перед молодой женщиной, которая приветливо ему улыбалась.

— Она чувствует себя хорошо?

— Вполне, мадам, — запыхавшись, ответил он.

— Передайте ей, что я непременно приду после обеда. Приличия обязывают меня остановиться у герцогини де Рец, но потом я попрошу проводить меня к Сильви. Ведь я и приехала сюда ради нее…

— Она будет счастлива, мадам. Но, надеюсь, вы не привезли никаких дурных вестей?

— Когда люди не виделись более двух лет, неизбежно случается всякое, но я не считаю, что плохих новостей больше! Ступайте, друг мой, скажите ей о моем приезде.

Корантен не заставил просить себя дважды. Он бросился к дому так стремительно, что, войдя, без сил рухнул на скамью у очага. Его новость прозвучала, словно победный звук фанфар:

— Мадемуазель д'Отфор! Она здесь и скоро придет к мадемуазель Сильви.

— Ступай скажи Сильви! Она внизу ловит креветок в отмелях. Господи Боже! Я сгораю от нетерпения узнать, какие новости она привезла! О Господи! Мне же надо прибраться! Это не дом, а настоящий хлев!

Жаннета, конечно, преувеличивала, но, как только Корантен убежал вниз, на берег, она перевернула все вверх дном. Она убиралась так неистово, что даже не услышала радостного крика Сильви. Для изгнанницы приезд подруги был ответом на те молитвы, в которых она просила каким-то образом послать ей весточку о Франсуа. Столь долгое неведение становилось для Сильви невыносимым…

Когда пришла Мари, подруги без слов упали в объятия друг друга; они были слишком взволнованы, чтобы говорить. Взявшись за руки, они сели на каменную скамью возле дома в зарослях дрока. Сильви была так рада, что никак не могла вновь обрести дар слова и лишь смотрела на подругу с блаженной улыбкой и сияющими, полными слез глазами. Мари чувствовала, как пальцы Сильви дрожат в ее руках.

— Моя дорогая, я приехала за вами, — сказала она с несвойственной ей нежностью. — Пора возвращаться в мир живых.

— Вас прислал Франсуа?

— Нет, Боже упаси! Ваш герой в армии вместе с королем, который сейчас осаждает Аррас. Двор находится в Амьене. Хочу прибавить, что аббат де Гонди — он целует вам ручки — полностью меня поддерживает. Мы с ним полагаем, что продолжать оставаться здесь для вас уже небезопасно. Улыбка Сильви померкла.

— Значит, аббат вернулся из Италии?

— Давно! Этот человек не способен долго жить вдали от Королевской площади. Более того, по сколку нет большего проныры и интригана, чем он аббату удалось узнать совершенно необыкновенны вещи. Например, что начальник полиции родом и Дофине, его семья живет в Ларош-Бернар и он подумывает там поселиться, когда совсем отойдет о дел. Это случится скоро, ибо он едва уцелел после двух покушений и очень нуждается в перемене обстановки.

Мрачное имя ее палача, упомянутое под небом острова, заставило содрогнуться мертвенно побледневшую Сильви.

— А где находится Ларош-Бернар?

— Совсем недалеко отсюда. Он по пути в Пириак, откуда отплывают суда. Вот почему, повторяю, я приехала забрать вас отсюда — ведь такая близость представляется мне небезопасной.

— И упрятать меня в монастырь, как того желает господин Венсан де Поль, а следовательно, и герцог де Бофор; кстати, об этом же мечтает госпожа де Гонди, но я предпочитаю рискнуть и остаться здесь, Я. здесь не одна; меня охраняют, да и я сама могу постоять за себя…

— Что за глупости, дорогая! Кто говорит о монастыре?! — весело рассмеялась Мари. — Я достаточно знакома с вами, чтобы не знать о вашей нелюбви к монастырям. Я увожу вас…

— В Париж? — воскликнула Сильви, вновь охваченная надеждой. — Королева опять зовет меня к себе?

Теперь помрачнела Мари.

— Королева считает вас умершей, моя милая. Признаюсь вам откровенно: она даже не оплакивала вас. Я всегда любила королеву, но вынуждена признать, что она женщина забывчивая, эгоистичная и, кажется, не слишком умная!

Наступившее молчание дало Сильви время поразмыслить над словами Мари.

— Никогда не подумала бы, что смогу услышать от вас подобное, — с грустью промолвила она. — Но я думаю вот о чем: если двор в Амьене, почему вы здесь?

— Потому что я больше не служу при дворе, Сильви.

— Вы уже не камеристка?

— Нет! Я даже удалена от двора в угоду господину де Сен-Мару! Вы помните господина де Сен-Мара, того прелестного офицера из кардинальской гвардии, который сопровождал вас к Ришелье и с отчаянным упорством отказывался от должности гардеробмейстера короля?

— Его трудно забыть. Он был такой очаровательный…

— Сейчас его очарование сильно поблекло. Вплоть до прошлого года я, вы, наверное, это помните, была… преемницей мадемуазель де Лафайет. Король настойчиво за мной ухаживал, не замечал никого, если я не слишком им помыкала, и не спускал с меня глаз, когда я помыкала им. Он устраивал в мою честь празднества, сочинял балеты, в которых мы вместе танцевали. После рождения его светлости Дофина двор безумно веселился…

— Но неужели вы…

— Что? Уступила королю? За кого вы меня принимаете? Он волен любить меня или не любить — это его забота. Кстати, я никогда не просила у него ни милостей, ни должностей; правда, один раз я просила короля сначала назначить мою бабушку гувернанткой дофина, потом фрейлиной вместо госпожи Де Сенесе. Он мне отказал, и я

поняла почему…

— Но при чем здесь господин де Сен-Мар?

— Как при чем? Просто-напросто сегодня он — фаворит короля. Кардинал ненавидит меня, и он наконец сделал мастерский ход. Этот молокосос Сен-Мар водит короля за нос! Он осыпан золотом и даже потребовал должность главного конюшего, которую он непременно получит. Его будут именовать господин обер-шталмейстер… что не помешает ему каждую ночь, как только король отойдет ко сну, бегать в Маре, чтобы встречаться там со своей любовницей, красавицей Марион Делорм.

— Значит, он занял ваше место в сердце короля?

— Конечно! Но этого ему показалось мало. Чтобы упрочить свою власть над нашим повелителем, он пожелал царить в нем единовластно и потребовал моего ухода! Я предполагаю, здесь не обошлось без вмешательства кардинала… После этого мне дали понять, что мое присутствие в Сен-Жермене больше нежелательно. В одно прекрасное утро, как когда-то Луизу де Лафайет, меня — в присутствии всего двора! — ждала карета, чтобы отвезти к моей семье.

Голос Мари дрогнул, в нем слышалось еле сдерживаемое рыдание. Сильви догадывалась, как тяжело было гордячке д'Отфор это публичное унижение.

— Но в чем вас упрекают?

— В том, что я им больше не нравлюсь… и даже беспокою их! — в ярости воскликнула она. — Король, наверное, почувствовал, как я переживаю, ибо в ту минуту, когда я склонилась в прощальном поклоне, протянул мне руку со словами: «Выходите замуж! Я дам вам приданое…»

— Во всяком случае он удалил вас от двора без явного повода. А как отнеслась к этому королева? Мари сокрушенно пожала плечами.

— Когда мы были наедине, она меня поцеловала но не сделала ничего, чтобы я осталась. К тому же… она снова беременна!

От удивления Сильви широко раскрыла глаза.

— Но от кого? Неужели Франсуа…

— Помилуйте, он тут ни при чем. Кстати, я даже еще не знаю, как он отнесется к этой новости.

— От кого же тогда?

На этот раз Мари рассмеялась, и Сильви, вновь услышав веселый смех подруги, подумала, что ее горе, наверное, не столько велико, как та сама считает.

— Кажется, вы совсем не верите в добродетель вашей королевы? — улыбнулась Мари. — Ребенок от короля, дитя мое! От короля, которого Сен-Мар, если можно так выразиться, силой затащил в постель королевы, угрожая королю, что тот не увидит его по крайней мере целый месяц! О, фаворит обладает огромной властью: он утверждает, что необходимо своевременно позаботиться о королевском потомстве, пока еще королева может рожать. Роды ожидаются в сентябре… Но это отнюдь не означает, что король стал любить свою жену! Он подозревает ее в неверности больше, чем когда-либо раньше. Именно поэтому я на него не слишком сержусь. Тем более, что новая фрейлина королевы госпожа де Брассак всей душой предана кардиналу, как, впрочем, и ее супруг, назначенный так кстати и одновременно с ней суперинтендантом свиты королевы. Жаль, но мне кажется, что время чудесных любовных авантюр кончилось…

— Ничего не кончилось, если она по-прежнему любит Франсуа так же, как и он ее!

— Такое чувство действительно было у королевы, когда я уезжала. Хотя…

— Что?

— Вы помните о тех прекрасных подарках, которые королева получала из Италии, когда вынашивала дофина?

— Конечно. Их присылал некий папский прелат по имени Маз… Маз…

— Мазарини! Так вот, в январе он вернулся во Францию, чтобы заменить отца Жозефа и стать доверенным человеком Ришелье. Королева охотно его принимает… Негодяй! — вдруг снова вспыхнула гордая д'Отфор. — Этот лжесвященник — законченный интриган, он сын слуги принца Колонна!

И он еще смеет расшаркиваться перед королевой Франции!

— Я помню, как вы его презирали прежде. Кажется, вы и сейчас любите его не больше?

— Я ненавижу его. Тем более, что он, по словам моей бабушки, похож на покойного лорда Бэкингема! Такое сходство опасно!

— Бедный Франсуа! — прошептала Сильви, уже готовая пожалеть того, кого беззаветно любила, но кто, казалось, о ней совсем забыл…

Мари прикусила язык. Она хотела было сказать, что Бофор вряд ли заслуживает жалости, но вовремя спохватилась, решив, что пока Сильви хватит сказанного. Мари встала, отряхнув платье, к которому прилипли цветочки дрока.

— На сегодня разговоров довольно! Вам надо собраться, Сильви, мы уезжаем завтра, с утренним приливом…

— Но куда вы меня повезете? Мне здесь хорошо, я почти счастлива, — сказала Сильви, широким жестом обводя морской пейзаж.

— Ваше счастье продлится недолго, если вас найдет Лафма. Вас могут похитить в любую минуту. А я увезу вас к моей бабушке, в замок Ла-Флот. Именно туда я отправлена под арест, и будет лучше, если я окажусь там как можно раньше…

— Я буду рада поехать с вами, и мои друзья тоже, но что скажет господин де Бофор, который предпринял столько усилий, чтобы надежно спрятать меня здесь?

— Я думаю, у вас будет возможность спросить об этом у него: от замка Ла-Флот до замка Вандом всего десять лье.

Лицо Сильви залилось краской, а глаза оживленно заблестели.

— Правда?

— Разве когда-нибудь я лгала вам, моя милая?

Скажу больше: моя бабушка из рода дю Белле — сами видите, что вместе с Бертраном де Борном, который носил титул виконт д'Отфор, в нашей семье хватает поэтов, — а ее племянник Клод сейчас комендант замка Вандом.

При этих словах Сильви кинулась Мари на шею и воскликнула:

— Пойду скажу, чтобы все приготовили для нашего отъезда…

Она уже побежала в дом, но вдруг передумала и медленно вернулась к подруге; глядя на нее опечаленными глазами, Сильви тихо сказала:

— Наверное, я обязана пойти к герцогине де Рец, и выразить ей мое почтение…

— А вы от этой перспективы в восторге, не так ли? Успокойтесь, об этом не может быть и речи. Ваш отъезд должен пройти тайно, а прилив начинается в пять утра. Кроме того, этот дом принадлежит вам, и вы вправе совершить небольшую поездку, не спрашивая разрешения у герцогини. Теперь я вас покидаю: у вас много дел, да и у меня тоже. Двое моих слуг придут ночью за вашими вещами…

— У нас почти ничего нет!

— Значит, им будет легче нести. А у вас хватит храбрости в темноте пешком добраться до порта?

— Конечно. Это недалеко.

— Будьте там в половине пятого. Корабль называется «Святой Корнелий», капитан предупрежден.

— Если вы хотите сохранить наш отъезд в тайне, не посылайте к нам ваших слуг. Повторяю, что вещей у нас совсем мало: это дорожные сумки, они легкие. Да и Корантен — мужчина сильный.

— Вы правы. Я действительно никудышная заговорщица.

— У меня всегда было другое впечатление. Но мы правда будем устраивать заговор?

— Только этим мы и будем заниматься! Но, разумеется, это будет заговор не против короля или королевы, а против этого окаянного первого министра, преданного ему Мазарини и этого негодяя Лафма!

Еще не рассвело, когда «Святой Корнелий» вышел из порта. Маяк, указывающий вход в порт, еще горел, и его красные отблески плясали на волнах, которые в это утро были довольно сильными. Обогнув северо-западный мыс острова Уа, они встретили судно, идущее из Пириака. На нем был лишь один пассажир. Это был Никола Арди, без сомнения, лучший сыщик Лафма, которого начальник полиции под видом торговца галантереей послал к обитателям Бель-Иля, чтобы тот выведал все о происходящем на острове. Получив информацию, Лафма бы решил, стоит ли ему самому приезжать на остров. Моряки-рыбаки приветствовали друг друга при встрече. Их пассажиру, сидящему в трюме, и в голову не могло прийти, кто покидал остров на встречном судне. Да и вряд ли кто-нибудь мог узнать обеих женщин, закутанных в просторные плащи с опущенными капюшонами.